***

Ехали мы быстро, но всё равно долго. Я помню, как ворочалась в беспокойном сне, то, прислоняясь щекой к стеклу, чтобы хоть как отвлечься от духоты, казалось, до самых потайных уголков заполняющей салон, то опять опрокидывая голову на плечо Ильи. На нем была твидовая куртка, которая покалывала мне щеку, создавая дополнительные неудобства. Я ощущала на своем лице его взгляд, чувствовала, как он робко обнимал меня за плечо и перебирал пальцами складочки на моем пальто, и каждых раз я отворачивалась, потому что мне становилось неловко и как-то больно за него, даже во сне. Он был старше меня на пару лет, но я чувствовала, что сердце и разум у него неокрепшие, что он умеет мыслить далеко вперед, что он умеет чувствовать и эмоционально воспринимать и переживать всё происходящее и совершенно не в силах скрывать всё это, в отличие от меня. Я никогда не умела открываться многим, я говорила, не просто произносила слова, а именно вела свой редкий монолог только с дорогими мне людьми, которые никогда бы не стали задавать лишних вопросов и кидать в потолок глупые шуточки. Я знала и заранее подбирала слова, для того чтобы объясниться с Ильей, но всё это по-прежнему казалось мне ребячеством. Изредка, на мгновения моя дрема переходила во сны или может в воспоминания. Я видела смеющегося С. в клубах дыма, у него были такие розовые щеки от жары в помещении и горячие руки, мне снилось светлое окно в его квартире и кусочки крыш, порванные рамой… И именно тогда я почувствовала зиму, этот финский холод, нутром, я забыла как это, когда тепло, я потеряла в ушедшем году ощущение того, что ты не видишь пара изо рта, выходя на улицу, и не натягиваешь рукава в отсутствии перчаток. Мне было безумно зябко и как-то неуютно, от этого такси и этого утра, о того, что я скоро вернусь домой, где опять с вереницей тусклых предвесенних дней я забуду о радости, о душевном тепле и уюте, оставлю лежать на дне памяти всё то, что вызывает у меня улыбку. Ни поддельную, ни циничную, ни мимолетную, а искреннюю улыбку, теплую…
А где-то там он спит, под белым одеялом, раскинув руки, с нашей давно догоревшей сигаретой и остатками аромата моих духов. Он дышит чуть слышно и его ресницы всё еще подрагивают, лишь слегка, он останется там еще пару часов, может даже до вечера, там возле столика с вином. И с этой фотографией в рамке. Кто же она? Да, и она мне снилась и в следующую ночь тоже. Хоть и спала я опять плохо.
После возвращения в отель, Илья отвел меня в мой номер, около которого уже как на посту стояла Даша, приподняв левую бровь и странно улыбаясь.
- Ну, что, гулёна? Где шлялась всё ночь? – ехидство меня перестало задевать еще в детском саду, я вообще была чересчур самостоятельным ребенком.
- Как-нибудь потом расскажу… - вяло, без энтузиазма ответила я – В другой жизни – и, открыв дверь, побрела к кровати.
Я представила скривившуюся Дашу и её вопросы насчет меня в адрес Ильи, но я-то знаю, что он промолчит, а она скривиться еще больше и пойдет допивать свой Martini с пикантной оливкой.
Войдя в номер, я умылась ледяной водой, ведь щеки мои невыносимо горели. Промелькнула мысль о простуде, но, откинув её в раз, я решила, что это всего лишь от обогревателя такси и внутреннего беспокойства. Встану и выпью водки с соком для профилактики. Быстро плюхнувшись на несобранную со вчерашнего вечера кровать, я прикрыла глаза в надежде хотя бы задремать, но сон отказался затуманить мой мозг и прогнать мысли. Сбившись в комок, я пролежала с закрытыми глазами часа три, не меньше. И знаете, мне казалось, что извилин, а как следствие, мыслей у меня в принципе намного меньше. Я пыталась осмыслить всё произошедшее и привести это к разумному знаменателю, пыталась объяснить себе, как глупому студенту, что все мои чувства всего лишь последствия алкоголя, что на всех моих действиях сказался праздник, что я слишком уж неприятный человек, чтобы вообще думать о ком-то бесповоротно хорошо. Но как я ни закручивала, как ни пыталась найти ценное зерно логики, я неизменно приходила к тому, что впервые за долгое время мне понравился человек, как личность, человек, как разум и чувства, не отдельно взятые части и стороны, а весь целиком, без единого исключения. Он меня понимал и ни о чем не спрашивал, он не приставал с вопросами «О чем ты думаешь?» и «Почему молчишь?», он даже не задавался такими мыслями, я в этом просто на миллиард уверена. Это не его суть. Он не ждал от меня ничего и ни на что не надеялся, он просто проживал свою жизнь как можно лучше и приятней, он делал всё не так, закручивал ноги вокруг ножек стула, теребил волосы и глухо смеялся, немного прищуривая глаза от затяжки до затяжки. Знаю, звучит так, будто я изучила его вдоль и поперек, как опытный хирург, но это совершенно не так, я просто без усилий с чьей либо из нас стороны почувствовала его. Мы были расслаблены и незаметно связаны одной волной, мы были со всеми и ни с кем одновременно, совершенно одиноки, но в тот момент вдвоем. И никому не приходила мысль «А что будет-то?», глупая и до нелепости несоразмерная с приятностью обстановки. Я ощущала его задумчивость и желание, его волнение и ликующую радость. Я помню сейчас, как он сосредоточенно смотрел в боковое зеркальце машины, когда мы ехали домой, и курил, неторопливо, растягивая удовольствие, которое мы оба получали от курения, выдыхая дым в узкую щелочку опущенного окна. Я почему-то начинала жалеть себя, порой это доставляло мне моральное удовлетворение, я будто спасала себя от нужды жаловаться кому-то другому, я становилась собственным психиатром, как это пафосно и не звучит. Я начинала перебирать свои недостатки и промахи, о которых я никогда не жалела и не пыталась, еще чего, их исправить. Нет, я не настолько ленива, чтобы отделаться от них, мне банально было с ними удобно и просто существовать, так я могла оправдать себя в самых главных и строгих, собственных глазах, к тому же они были вроде как моей стеной от совести. Я никогда не жалела женщин, которые бегали за кем-то и добивались внимания. Мне часто рассказывали о нелегкой «безответной» любви, хотя я её таковой не считаю, ведь безответная любовь – это когда человек не знает тебя так, как бы тебе хотелось или быть может, знает, но волнует его совершенно другое, возможно у него нет желания и он слишком устал, чтобы что-то чувствовать к тебе или вообще к кому-либо, а тут он тебя видит истинную как одну на пустыре, только с самой что ни на есть мерзкой, назойливой стороны. Любовь – сейчас это уже слово, превратившееся под воздействием чужих грязных мыслей и разговоров в одно из самых пошлых. Теперь чувствующие люди это так не называют, они вообще редко говорят об этом, они могут думать о ком-то, грустить и даже плакать навзрыд, но не называть это так, потому что теперь все настоящие ощущения теряются в темной бездне ненужных звуков и уродливости этого понятия. Я долго еще перебирала в голове мысли, как нитки, неизменно они приходили к своему концу, я его находила, каким бы длинным не казался их клубок. Я почти не дышала, почти не шевелилась и даже не открывала глаз, боясь, что снова не обнаружу в себе сил, чтобы встать или смириться с тем, что это место не приносит мне удовольствия. Мне было страшно от одной мысли о предстоящем дне, в котором не будет ничего и никого, кто мог бы заставить меня улыбнуться. Всё это начинало походить на сон и я начала растворяться в своих размышлениях, как растворяется в ложках героин…
Я просыпалась и начинала судорожно наполнять легкие воздухом, пытаясь различить запахи, но ничего приятного в них не находила и в отчаянии опять засыпала…Все окна были закрыты и наглухо задернуты шторами из плотной ткани, они не пропускали ни свет, ни свежий воздух, и это меня заставило в конце концов проснуться окончательно.
Почувствовав своё тело, я поняла, что моя поза практически не изменилась, и конечности немного затекли, а волосы сбились под головой. Я ощутила острую жажду и головную боль. Сделав над собой усилие, и не одно, я села в кровати и закрыла лицо руками. Никаких последствий сна, ни зевка, не слипающихся глаз, ни-че-го… Я почувствовала, что здесь кто-то был, Илья вероятно…Такая забота и опека пугала и ужасно мне не нравилась, я не такой человек, я это не приемлю, не говоря уже о том, чтобы нуждаться в ком-то… Просидев так минут пятнадцать я себя тщательно в чем-то уверяла, подбадривала и заставляла воображение описывать прекрасные картины оставшихся дней отдыха.
Из прострации меня вырвал стук в дверь. Взглянув на позолоченную ручку с витыми узорами и, с пару секунд помедлив, я хрипло и несколько вяло промямлила «Да». В щели двери показался сначала нос, потому макушка, а после и целиком голова Ильи. Он смотрел на меня вопросительно, а я, не отводя глаз, смотрела в одну точку, где-то в районе моих собственных ног и не была готова произнести даже звук.
- Уже шесть. Я подумал, мы можем прогуляться, вечера здесь приятные, несмотря на зиму… - он говорил тихо, будто боясь моей непредсказуемой реакции. Я встала и, сделав всего пару шагов от постели, медленно и безвольно опустилась на пол. Илья мигом преодолел расстояние от двери до меня и, присев рядом, провел рукой по моим волосам. Бездумно изучая ворсинки на ковре, я предчувствовала вопросы, которые вот-вот посыплются градом на мою и без того уставшую голову.
- Что случилось? Ты плохо спала?
Я лишь облизнула губы, и с отсутствием моего ответа Илья продолжил.
- Ты выглядишь измученной. Вряд ли ты так хотела отдохнуть… - его голос звучал до непривычности серьезно.
- А ты в психологи нанялся, если да, то учти, я шарлатанов, вроде них, не оплачиваю… - слова получались сиплыми и холодными, я как-то равнодушно усмехнулась, не поднимая уголки губ. Илья, видимо, быстро научился терпеть мои бестактные фразы и до неприличия ехидные ответы на нежеланные вопросы.
- Я говорю то, что вижу.
- Если бы я всегда говорила… - Илья не дал мне закончить предложение.
- Ты именно так себя и ведешь.
- Ошибаешься. Пока я была мила, насколько это возможно – не отвлекалась от ворсинок и говорила, будто между делом, я вообще занималась словно всем, кроме разговора, который и таковым-то не считала. Когда я взглянула на Илью, он уже с готовностью выслушать смотрел мне в глаза – Что ты хочешь от меня услышать? – вопрос мой звучал несколько раздраженно.
- Ничего. Только то, что ты сама захочешь рассказать – «Его разум прибавил пару десятков лет, пока я спала?»
- Хм…Ну, про детство мне рассказывать не хочется, про учебу и работу в общем-то тоже, а в остальном - спишемся ВКонтакте - холодно пробубнила я и, поднявшись, зашлепала босыми ногами в ванную.
- Но гулять мы все равно идем, хочешь ты или нет, нечего здесь сидеть, задыхаться, тут как в склепе.
- Мне всё равно – прокричала я, включая душ.
Илья тихо встал и вышел, закрыв аккуратно дверь.

Вода, мгновенно остывая, холодными каплями падала с моих волос на плечи, я чуть вздрагивала и ежилась от какой-то зябкости и дискомфорта. Посидев немного завернутой в большое махровое полотенце, я подошла к шкафу и наугад вытащила нечто, что оказалось большим свитером с ужасным «пьяным» лосем, настолько неестественен был его красный нос, больше походивший на мигалку, его мне вчера подарила, как вы уже угадали, Даша. Кто еще мог сделать такой отвратительный подарок. Пойду и заберу у неё свою мерзкую свечку в виде жутчайшего Деда Мороза-маньяка. Раз уж тему завели, то я ненавижу выбирать подарки плохо знакомым и играющим малозначительную роль в моей жизни людям. Потому что от подарка ты сам должен получать удовольствие, ты должен всей душой желать обрадовать человека, доставить ему радость или хотя бы приятное удивление, только тогда можно будет считать, что подарок был сделан от всей души. А тут, всего лишь чтобы отделаться… Это никуда не годится.
Я надела джинсы, белую майку, а сверху этот свитер, который к слову оказался даже не колючим! Всё же я выиграла первый приз негласного конкурса по самым отвратительным подаркам, все должны это признать. Напялив шапку с помпоном и только потянувшись к ручке, я была опережена Ильей, который уже настойчиво колошматил в мои двери.
- Не напрягай кулачки, я вот она…Идем? – мрачно глядя исподлобья, сказала я.
- Какая ты молодец! – Илья улыбался. Но что-то в его улыбке не клеилось, он был напуган и скован, впрочем, как и всегда. Это не раздражало меня и не напрягало, а просто приводило к раздумьям.
- Давай, ты расслабишься. Как ты не старайся, я тебя не укушу – я пыталась понять, что во мне так его пугает. Моя холодность или может моя агрессивность, манера общаться или отношение ко всему меня окружающему. Не спорю, моя неприветливость могла бы кого угодно испугать, но С. же её даже не заметил… Хотя зачем я сравниваю, С. слишком расслаблен и умиротворен, или наоборот утомлен всем, что ничего кроме своего мира не видит…
- Как я могу расслабиться, если с тобой так трудно. Ты почти не говоришь, ты всё закрыла в себе и ничего не рассказываешь – он говорил мне это в след, когда я направилась к лифту.
- Это не я тебя гулять звала. Я люблю находиться в одиночестве.
- Я знаю, но я всё же хочу, чтобы ты стала открытой… - ах, бог, ты мой…какие мы нежные, и слова-то какие знаем, «открытой», что я, шкатулка что ли?
- Послушай, я говорю только тогда, когда мне этого хочется, а такое случается крайне редко и с крайне редкими людьми, не знаю, хорошо ли, плохо ли это… - я вдохнула воздуха по больше и сказала всё на одном дыхании.
- Ладно. Пойдем, прогуляемся и возьмем в ресторане два глинтвейна – Илья произнес это на пониженных тонах и как-то обиженно засопел.
- Так пойдет – улыбнулась я, уже не так скептически.

Мы быстро зашли в ресторан при отеле и заказали два глинтвейна, я про себя надеялась, что с вином у них всё в полном порядке, и нам не подадут какую-нибудь, простите, бурду. И глинтвейн оказался очень даже ничего, вполне приемлемый, с нужным количеством пряностей и красивой долькой лимона. Когда мы вышли к озеру, погода была неплохая, правда было темно, как в полярную ночь, но, в общем-то, тут не далеко от реальности, но было достаточно тепло, насколько можно так выразиться, шел ненавязчивый мягкий снег, какой в нашем климате случается теперь не часто. Озеро было затянуто толстым слоем льда, так что я думаю, если бы нас угораздило по нему прогуляться, мы бы остались живыми и, что не менее важно, сухими. Деревья сливались в картину, будто нарисованную черной тушью мастером графики, их оттенял лишь белейший снег. Мои ноги начинали утопать в хрустящих сугробах, когда я чуть откланялась от уже проложенных нашими предшественниками тропинок. Илья брел немного позади меня, молча, и я могла отчетливо слышать его волнительные пыхтения и тяжеловатые шаги. Но мысли мои были где-то недалеко от уровня космоса, я совершенно забыла обо всем происходящем и полностью отставила нынешнюю обстановку, лишь часто делая маленькие глотки из стакана с темными витыми узорами. Горячее пряное вино будто заполняло каждый уголок моего тела, согревая его и расслабляя, делая его мягким и податливым так, что оно с готовностью отзывалось на каждое мое мысленное движение. Для меня никогда не было неуютным молчание, я никогда не чувствовала себя неловко, я могла просто отключать ощущение реальности, словно где-то была одноименная кнопочка. И мне казалось, что людей, с которыми я молчала, я оставляю в кромешном одиночестве, и по сему поводу я ни разу не испытывала угрызений совести. Для нынешнего моего спутника это было, вероятно, в новинку.
- Всё, не могу. Пока я не спрошу, я не успокоюсь. Точнее. Пока ты мне честно не ответишь – Илья аккуратно взял меня за локоть и подвел к ближайшей скамейке, под, бывшим, наверное, когда-то летом раскидистым, деревом.
- А если я совру? – как-то просто поинтересовалась я.
- … - Илья непонимающе замолчал.
- Ладно, ты хотя бы открыто заявляешь, что нагло лезешь в мою жизнь. Хоть на что-то у тебя смелости хватает…Валяй, спрашивай – я закурила, и снова сунула руки в рукавички с какими-то снежинками. Кстати, с моим лосем они идеально гармонировали. Всё-таки Даша не такая неприятная как я 
- Скажи, он тебе понравился? – Илья настороженно свел брови, так что я вспомнила почему-то Брежнева. С чего вдруг?
- Кто он? – спокойно отвечала я вопросом на вопрос, про себя признавая то, насколько мне нравится прикидываться умалишенной.
- Ну, тот парень… Тот вчерашний… Товарищ… - Илья перебирал все слова, глупые, и это даже не важно, он выдал бы всё, что приходило ему в голову. Но я перебила.
- Что ты говоришь как Владимир Ильич? – я издевательски хохотнула. Брежнев, Ленин…Прямо колхоз какой-то…
- Что ты выделываешься, ты же понимаешь о ком я? – Илья начинал нервничать еще заметней.
- А мне нравиться тебя злить – без доли сарказма сказала я.
- Ты кого угодно доведешь! – Илья вытащил сигарету, но по неосторожности трясущихся конечностей, она сломалась надвое и, упав в снег, слилась с ним окончательно.
- Ладно, не сходи с ума и уйми свои руки, а то делаешься похожим на паралитика… - я несильно сжала его кисть и продолжила уже довольно серьезно - Илья, как ты думаешь, могла бы я переспать с едва знакомым мне человеком, если бы он мне не понравился? Даже в пьяном виде я не настолько продажна, как ты полагаешь.
- Я не это хотел сказать…Не обижайся…Ты не…
- Перестань, знаешь, что я сделала бы самым последним в своей жизни?
- Нет…
- Обиделась бы на тебя…Ты же мальчишка. И все твои действия тебя сдают с потрохами. А вот ты уже можешь обижаться, дело твоё…Но я не буду нести всякую ерунду, для того, чтобы ублажить самомнение кого бы то ни было – мой голос звучал настойчиво, но немного снисходительно.
- На тебя обижаться бессмысленно…Так только распрощаться с тобой навсегда можно…Но ты так и не сказала…Почему же ты с ним уехала?
Я глубоко вздохнула, и мой взгляд сделался вдруг туманным, я смотрела уже куда-то сквозь него.
- Мне было с ним хорошо…Чертовски хорошо. Знаешь, он просто не такой как ты. Не такой как я. Он отличается и от всех людей, с которыми я общаюсь…Я чувствую, что у него в жизни многое было, но именно «было»… А сейчас он существует для себя и делает только то, что хочет, а не то, что делает большинство под напором общества или обстоятельств. Он ничего не ожидает и не ловит моментов, как это делают все, ведь каждый дергает свою удачу за хвост, а потом бесконечно гонится за ней, чтобы отхватить свой кусок, а ему всё само собой приходит…Вот у тебя я могу спросить что угодно и ты мне скажешь, возможно даже скажешь честно…А у него я не имею и малейшего права что-то узнать, нечто внутри мне не позволяет. И от этого он становится еще желанней. Он неизвестен и он будто из другой оперы, из другой жизни. Ты бы видел меня в его обществе, я ведь делаюсь совсем непохожей на себя. Я становлюсь мягкой и молчаливой. Это отвратительно, но это так…Я просто увлечена тем, что изучаю его…Внешне и пытаюсь понять внутренне…
Илья слушал меня внимательно, чуть пригнув голову и повернувшись ко мне.
- Как ты можешь так думать про совершенно незнакомого человека? – в глазах Ильи было столько наивности, его вопросы, его стиль речи и какая-то инфантильность… Всё это собранное воедино не давало ему понять моих слов.
- Я не думаю, я чувствую – я и глазом не моргнула, отвечая.
- Значит, ты собираешься встречаться с ним?
- О, господи, Илья, что за детство??? – теперь я уже откровенно негодовала – Ты считаешь, что люди противоположного пола могут только встречаться??? Да и вообще, что за пошлости…Ненавижу эти штампы, встречаться, расставаться, навсегда, не навсегда, ну что за наивный бред?! Почему бы не проводить время с человеком, с которым тебе приятно, не так как со всеми остальными, зачем все так торопятся называть кого-то своей, простите за мерзость, «второй половинкой»? Ну что это за идиотизм? Зачем к кому-то клеить стикер «Мой», «Твой», Одинокий»?
Илья глупо смотрел на меня, широко открытыми глазами, как смотрят испуганные лемуры.
- Мне казалось, это нравится…Людям…Девушкам….
- Нет, Илья, это всего на всего проще… Ведь так легко сказать «Это мой парень» или «Это мой муж», чем «Я сплю с этим человеком» или «Мне с ним хорошо», а возможно и «Я тяну из него деньги»…Тут уж кому что…Но смысл-то не меняется.
- Э…Вот во что может вылиться маленький вопрос… - Илья уронил голову на руки.
- Я всё равно с ним уже не увижусь, поэтому к нему это не имеет отношения – я говорила без огорчения, но с ноткой какой-то пустоты в голосе.
- Почему так?
- Я ушла, пока он спал.
- А как же телефоны на салфетках?
- Это не моё. Я не собиралась всё это продолжать.
- Ты ведь сама себе противоречишь! Ты сказала, что тебе было хорошо с ним, но…
- Да, но это не повод теперь вешаться на него или ждать чего-то.
- Ты вообще когда-нибудь чего-то ждешь?
- Может быть только лета, и еще бывает, жду утра, чтобы встать и приготовить каппучино.
Илья усмехнулся, как кот в усы и посмотрел мне в глаза.
- Что ты за фрукт?
- Я? Я лимон…Такая же кислая и нелюбимая многими…Только редкие мазохисты едят меня без остановки – я ответила незамедлительно и широко улыбнулась.
- У тебя всегда готов ответ.
- Хм…Возможно…
- И знаешь, что? – Илья лукаво прищурил глаза и заулыбался.
- Что?
- Лимон тебе не подходит. Ты не можешь продаваться в каждом магазине, ты не такая заурядная – он с гордостью встал с лавочки и смотрел на меня уже сверху вниз.
- Ммм, это можно счесть за комплимент – я засмеялась, впервые за этот день и несмотря ни на что, чувствовала я себя вполне пристойно и морально и физически. Скорей всего глинтвейн сделал своё дело.


Следующие несколько дней, я даже не смогла заставить себя сосчитать их точное количество, мы провели в беготне по городу, каким-то клубам и кафешкам, магазинам и музеям. В общем, развлекательная программа у нас была, что ни на есть разнообразна. Мы совершенно не думали об отъезде и никуда не торопились, потому как времени было, правда, в достатке. Я изо дня в день удивительно быстро утомлялась и, приходя в номер, практически сразу после душа засыпала. Мне перестали сниться сны, и оставшееся от ночи время я проживала в прострации, мой мозг едва поспевал за тем, куда мы шли и о чем в тот или иной момент говорили мои спутники. Илья больше меня ни о чем не спрашивал и был очень добр ко мне, но слишком заботлив, так что порой я не к месту, но всё же огрызалась, чтобы как-то привести его в чувства. Даша тоже перестала допытываться, видимо решила подождать подходящего периода времени, потому как заметила перемены в моем лице и сознании, когда после очередной её попытки что-то выведать, я вспоминала вечер того дня. Я мгновенно погрузилась в другое измерение, оно существовало на самом деле только для меня и Его, больше никто не мог даже представить происходившее тогда. Я закрывалась и начинала перебирать в памяти минуты и часы, проведенные с ним, множество деталей, наших движений и слов, которым я никогда особого значения не предавала. Воспоминания никак не становились смутными, и течение времени ничего не хотело меняться в моей памяти, как ни странно. Ведь иногда даже самые светлые и приятные воспоминания, могут в считанные минуты превратится во что-то расплывчатое, они начинаю утекать как песок сквозь пальцы, сколько бы люди не цеплялись за них и не пытались вернуть обратно. Нет. Со мной происходи нечто полностью противоположное. Я будто на всё смотрела сверху, будто наблюдала за процессом, а не участвовала в нем. От этого картинка перед глазами становилась еще более четкой и вроде как цветной.
Вчера Даша вдруг спросила, между делом, листая какой-то глянцевый журнал и настойчиво делая вид, что ей отлично дается финский язык.
- Ты хотела бы его увидеть снова?
- Я пока не решила – перевернув страницу Эрленда Лу, подходившего к обстановке как нельзя лучше, ответила я.
И не слукавила, ведь я, действительно, не решила. Я боялась разочароваться и потерять все те чувства, которыми уже обладала. И тогда я поняла, что по-настоящему я дорожу только собственными эмоциями, не словами и действиями, не каким-то помыслом или желанием, а именно чувствами. Я боялась упустить те теплые воспоминая, и тот приятный жар в районе живота, которые мгновенно бы исчезли при малейшем сомнении. Ненавижу сомнения и неизвестность. Но если я должна была бы в чем-то тогда разочароваться, то не увидела бы его опять.

На следующее утро, оставив остальных в отеле, Илья и Даша повезли меня завтракать в некое культовое кафе в центре города, рядом с Южной Гаванью. Идея меня не слишком заводила, но деваться было некуда, против двоих не попрешь, да и есть в отельном ресторане мне, признаться честно, до безумия надоело.
Мы заказали отличный завтрак, фрукты, соки, в общем, всё, что было мне так необходимо. Обслуживание здесь было на отличном уровне, приятные официанты, милый и располагающий к, так скажем, приему пищи в любое время дня и ночи. Удивлением для меня стало то, что мои собеседники оказались достаточно начитанными и интересными людьми, которые могли вести непринужденный разговор на массу увлекательных тем. Мы много смеялись и курили, я даже и подозревать не могла, что мне будет так хорошо и занятно общаться с такими, посредственными, на первый взгляд, людьми. Я несколько ошиблась, рассматривая их только с одной стороны, со стороны, которая дала мне не полное о них представление. Кофе в этом заведении оказался ошеломительно прекрасным, ароматным и бодрящим, насколько это было актуально в моем случае. Но настроение всё равно как-то немного не клеилось. Ведь так бывает, знаете ли. Вроде всё хорошо, даже очень, но что-то всё «ни о чем», будто история без сюжета, или конфета без начинки. Будто вдруг взяли и вырвали самое главное, самое нужное и самое прекрасное.
Даша отлучилась на пару минут как раз в тот момент, когда ей принесли пирожное с огромным количеством масляного крема, от которого у меня начинались рвотные позывы. А Илья листал журнал, разглядывая фотографии, рекламу дорогих часов, и, порой поглядывая на меня из подлобья, как смотрят на привязанную собаку, мол, вдруг что. Я без энтузиазма ковыряла ложкой пенку на краешках белой керамической чашки с эмблемой кафе. На несколько секунд я могла отвлечься, чтобы убрать волосы за ухо или судорожно потереть лоб, так я пыталась отвлечь себя от того, что мой живот начинал сжиматься и болеть, точно от голода. Начиная кутаться в серую вязаную кофту с большими пуговицами, я еще больше зябла и замерзала, теряя такие желанные остатки комфорта, поэтому мои ёрзания на стуле заметно участились и стали приближаться к состоянию нервоза. Я сидела лицом к окну и суматошно разглядывала частых прохожих, которые мелькали и мелькали, не позволяя задержать взгляд на ком-то одном несколько дольше. Снег шел как всегда, иногда перемежаясь с мелким дождем, промозглым и неприветливым. Он превращал и так крохотные сугробы по краям дорог в лужи и заставлял грустно блестеть мощеные улицы, а дома менять цвет на чуть более темный. Как всё это было похоже на мой город, как знакомо, будто я никуда и не уезжала, от таких мыслей мне становилось еще паршивее, потому что всё когда-то кончается, а хорошего, как известно, понемногу. Почувствовав боль и усталость в глазах, я положила на них правую руку и сильно зажмурилась, от чего передо мной всё потемнело и пошли галлюциногенные узоры. Они медленно сменялись, то на круги, то на многоугольники, меняли цвета и в окружении их появлялись вспыхивающие точки. Казалось, что когда я открою глаза, то мир как явление перестанет существовать, поэтому я боялась. Но пришлось всё же проверить, потому как, почувствовав ладонь Ильи на своей руке и его голос, который звучал будто издалека, я не без усилия воли подняла веки.
- Это, кажется за тобой… - словно кричал Илья, так мне казалось, и каждый звук безжалостно бил по барабанным перепонкам. Перед глазами медленно начала восстанавливаться картинка, и я осознавала, что вновь смотрю в окно кафе, где мне мерещится чей-то уже знакомый силуэт. Он возникал будто у меня из воображения, как фотография, сделанная поларойдом, из темного квадрата медленно и верно превращаясь в цветной снимок, словно отловленный где-то в захолустье моего разума. Рука Его лежала на стекле, но сам Он стоял чуть поодаль. Он улыбался, еле уловимой, видимо только мне одной, улыбкой. А глаза были светлые-светлые и такие печальные, что мне хотелось закричать ему, что есть сил, что-нибудь утешающее и выскочить к нему под этот холодный, промозглый дождь вперемешку с мертвыми снежинками. Но вряд ли через стекло он что-нибудь услышит, а тем более дождется, пока я буду толкаться в не большой, но всё же очереди, чтобы пробиться к выходу. Я судорожно сглотнула и, как сейчас помню, что сердце моё провалилось куда-то в желудок и там всё запульсировало и забилось. Илья сжимал мою руку, так будто просил оставаться на месте, что я и делала. Но отвести взгляд я не могла. Он тоже. Когда он убрал руку со стекла, я до смерти испугалась, я дернулась, чтобы встать, но что-то меня остановило. Не ощутимы были и мои мысли, всё было разогнано и ущемлено, против моего желания, но и справляться с этим, или хотя бы пытаться, я тоже совершенно не хотела. Он попятился назад и, оглядевшись по сторонам, жестом руки попросил оставаться на месте. Когда он исчез из моего поля зрения, я выдохнула разом весь воздух, накопившийся в легких и не выдыхаемый мной эти последние пару минут. Чуть ссутулившись, я опустила взгляд сначала на руку Ильи, которая всё еще лежала поверх моей - он её поспешно убрал - а потом, насупив брови, уставилась на скатерть брусничного цвета.
Илья молчал, и, казалось, вот-вот проглядел бы во мне дыру, но над нами тенью возник Он. Стоя рядом со мной, в метре, он казался совсем незнакомым, но безумно притягательным. Моя неподвижность, возможно, немного смутила его, ведь глаз я не подняла, пока он не заговорил.
- Здравствуй… - он тихо, но четко выговорил это слово, так будто боялся, что оно не долетит до меня. Я слышала его голос и воображала, чем он может продолжить этот монолог, пока что монолог.
- Я рад, что встретил тебя снова – я прикусила губу от интереса – Я не думал, что ты уйдешь тогда…
Глядя на него, я возвращала тот вечер, то тепло и ту свободу…Мне хотелось беспечно обнять его и помолчать часок вместе с ним, просто закрыв глаза…Я знаю, он поймет.
- Пойдем – лишь одно его слово уже почти дернуло меня за руку. Но потом он сам снял моё пальто, вычислив его на стоявшей чуть поодаль вешалке, и протянул мне руку. Я быстро, без раздумий, положила на неё свою ладонь и почувствовала тепло тех же милых мне грубоватых пальцев, уже осторожно сжавших тыльную сторону моей кисти. Я легко поднялась и машинально сгребла со стола свободной рукой сигареты и мобильный телефон. Он повел меня к дверям, набрасывая на мои плечи пальто и бормоча мне на ухо что-то про машину, стоящую совсем близко. И всё это казалось таким естественным и простым, что я перестала задаваться какими-либо вопросами и забыла обо всем постороннем, что моментально оказалось на уровне фикции. Я молчала, не поднимая взгляд на С., пока мы не оказались за дверьми его машины, как тогда. Он самую малость приоткрыл окна и протянул мне сигарету. Я охотно выхватила её и быстро прикурила. Глубоко затянувшись, я облегченно произнесла несколько томным, как мне показалось, голосом:
- Как ты здесь оказался?
- Случайно пришел за тобой – он с улыбкой повернулся ко мне.
- Да ты и впрямь романтик – засмеялась я, выдыхая белые клубы, похожие на крохотные облака.
Он мгновенно на долю секунды вскинул брови, что, вероятно, означало отсутствие его противоречия.
- А ты - скептик.
- Да-да, молодец, что догадался.
- Но ты, эдакий печальный скептик…Тебе не хватает чего-то простого, детского…
- Чего же? – я была озадачена. Его голос был спокойным и умиротворенным, казалось, что всем он доволен до глубины души.
- Улыбки. Она тебе беспардонно идет.
Я засмеялась так легко, так довольно и звонко, сама того не ожидая.
Вот он здесь, такой близкий, я могу, немного приблизившись, дотронуться до рукава его зимней куртки и даже могу запустить свою вечно холодную руку ему под футболку, чтобы почувствовать тепло его спины, я знаю, что он не будет против. Он только улыбнется, почти не видно, и откинет голову назад. Но я не шелохнулась, я просто сидела, глядя на его профиль, и не могла понять, что же я опять делаю в его машине и с его рукой в своей руке. До сих пор.
[600x404]