Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести мне волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущий из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромшенной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая,каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с изытком хлебнул-
До чужой лишь потом докотился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Ног к ярму привыкать не хотел и не мог,
И ошейника нет, чтоб я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетевы за четыре шага.
Я боюсь одного умереть до прыжка,
Не услышав, как лоплен хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там,вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег-
Просто так за люовь!- улюбнувшихся мне...
И охота завыть,вскинув морду к луне.