Мне пять лет. Многие говорят, что я хорошенькая. У меня есть любимые сабо и ненавистное «колючее» платье в крупную клетку. Я люблю мысленно разговаривать с кленом в парке, торжественно обещая хорошо себя вести и любить его вечно в обмен на новую немецкую «ходячую» куклу. Взрослые пытаются учить меня жизни.
Мальчишки – это такие чумазые девчонки, лазящие по деревьям. Когда мне скучно, я лазаю вместе с ними. Один из них заглядывает мне в глаза.
Любовь? Это мама с папой, бабушка с дедушкой, моя новая кукла.
Кстати, о любви. У меня есть двоюродная прабабка – высокая, стройная, черноволосая женщина. Странная, немного восточная внешность, загадочная, пленительная и где-то даже коварная. Все в ней – и тонкие длинные пальцы в кольцах с сапфирами, и дым окутывавших ее благовоний – трубочного вкусного ароматного табака, неестественно длинных из-за мундштука сигарет, - внушает внутренний трепет и в то же время недоверие. Прабабушке что-то около восьмидесяти, но она из той категории женщин, у которых не существует возраста. Она похожа на Шамаханскую царицу.
У нее огромная квартира на манер студийной, почти без стен, напоминающая шатер, отчего бабушка еще больше кажется царицей. Перед ее креслом лежит старая, потертая от времени тигровая шкура, привезенная каким-то поклонником из Индии во времена ее молодости, на стенах красуются веера и перья ястребов. А еще у прабабушки есть огромный книжный шкаф, к которому она никого не подпускает, но который не дает мне покоя. И вот, потратив около двух часов на то, чтобы испортить ей нервы, я лезу к ней с идиотским (как я со временем пойму) вопросом:
- Баб, а ты меня любишь?
- Люблю, - говорит мне прабабушка.
Если бы мне было больше лет, или, быть может, больше ума, на этом стоило остановиться. Но мне всего пять.
- Больше всех? – решаю уточнить я.
- Больше всех, - отвечает мне прабабушка, - я люблю своего старшего сына Мишу, потом свою младшую дочку Раю, потом Наденьку, потому что она у меня первая внучка.
Потомство у прабабки достаточно большое, поэтому, когда она (наконец-таки!) добирается до меня в своем перечислении, я испытываю к ней чувство отвращения, которое, несомненно, усиливается, когда мне причисляется порядковый номер в начале пятого десятка.
Или вот это еще, больно бьющее «А за что тебя любить?» - как первое крушение иллюзий. Ты еще слишком мала, чтобы найти на него ответ, но уже в силах понять, что мир категорически отказывается любить тебя за сам факт твоего появления на свет. Отныне жизнь превращается в череду бартерных сделок: количество приятелей возрастает с приближением дня твоего рождения, одноклассники становятся приветливее накануне контрольной по геометрии, и даже абонемент на родительскую любовь приходится оплачивать хорошими оценками в дневнике и вымытой после обеда посуды.
…В тот день я перестала любить свою прабабку. Думаю, потерянную любовь, фик знает какого номера в списке своих любовей, она даже не заметила. Но именно благодаря ей, той самой высокой старушке, не подпускающей меня к столь сильно манящему книжному шкафу, я еще в пять лет усвоила важный урок: на вопрос «ты меня больше всех любишь?», есть только один правильный ответ.