у меня тут кровать смятая вся, вообще розовые простыни, лишняя подушка, чашка с молоком на столе. представляешь, сама выросла на столе, никто её туда не ставил, потому что, если бы её кто-то туда поставил, значит, кому-то пришлось бы её убрать, а она до сих пор тут. за окном плюс 35, включен телевизор и монитор, мама натащила деревенских яблок и радуется, заходит ко мне каждый полчаса и говорит: Ешь, ешь, а они такие мелкие, зелёные, мне их так-то жалко, не то что есть. она ещё приходит и встаёт у двери, говорит: Что-то хотела сказать. я ей, как обычно: Наверняка, что-то умное. и далее по списку: Умные мысли преследуют меня, но я быстрее. она морщится: Как же бедный Саша с тобой, и тут вспоминает, говорит: Пирожки. и я думаю:...пирОжки. хотя ударение во французском падает на последний слог, и с чего это мы решили, что нужно его переставить, чтобы было более по-французски, дебилы. ещё у меня на столе ракушка, в которой сердце, рисунок, на котором сердце, надпись из ручной жевачки, и сердце там тоже есть, и кто бы знал, как я всё это ненавижу, но только не сейчас. сейчас у меня твой дезодорант в ванной, твоё полотенце, кстати, всё забывала спросить, а чем ты чистил зубы эти 5 дней? твоя мелочь на тумбочке, твоя надпись со стрелочкой на стене, твоя чашка на кухне. у меня внутри с позавчерашнего, когда ты заснул один, что-то скрежещется, но всё равно, когда спрашиваю, как у кого дела, мне отвечают: ты сейчас слишком счастлива, чтобы понять.