Рэй Брэдбери
Писатель, 88 лет, Лос-Анджелес
Если бы человек день и ночь думал о смерти, он стал бы Вуди Алленом.
В ближайшие годы мы вернемся на Луну. Мы полетим на Марс и обоснуемся там на ближайшие пару сотен лет. А потом, надо думать, полетим на Альфу Центавра.
У меня ушло десять лет на то, чтобы написать первый сносный рассказ.
Когда мы с Мэгги поженились 60 лет назад, у нас не было денег. На нашем банковском счету было 8 долларов. Первые два года у нас даже не было телефона. Мы снимали крошечную квартирку в Венисе, по соседству с бензозаправкой. Там на стене и висел мой первый телефон. Я выбегал к нему, брал трубку, а люди думали, что звонят мне домой. Не было даже телефона, что уж говорить о машине. Но знаете, что у нас было? Любовь.
Мы все — машины времени. Вот почему всю свою жизнь я нахожусь под очарованием стариков. Потому что я знаю: вот сейчас нажму его потайную кнопку и окажусь в 1900 году. Или на Гражданской войне… А в детстве я встречал ветеранов Гражданской войны!
Все девушки, с которыми я встречался в молодости, были библиотекарями.
В хорошем браке люди всегда учат друг друга. Вы учите друг друга науке жизни. Ежедневно соприкасаясь, лежа на одной подушке, вы влияете друг на друга помимо воли.
Нельзя писать умом — надо быть в письме, проживать жизнь над машинкой.
Не пытайтесь уследить за всеми фильмами с их взрывами и прочей банальностью. Следить надо за великими режиссерами. Вот недавно я пересмотрел «Лоуренса Аравийского» Дэвида Лина. Я душу бы заложил, чтобы только написать сценарий для этого режиссера.
Хороший кинорежиссер должен быть писателем. Он должен быть полон деталями.
Нельзя жить как ребенок, который ждет не дождется Рождества с подарками под елкой. Всю свою жизнь я просыпаюсь и говорю себе: «Я жду не дождусь именно этого дня».
Россия станет сверхмощной державой только благодаря тому, что люди научатся любить самих себя. В этом убеждает меня русская литература, русские фильмы.
Нужно постоянно быть в состоянии влюбленности во что-нибудь. В моем случае — в книги, в писательство.
Если чего-нибудь не любишь — не делай этого. И наоборот, если любишь, осилишь что угодно.
Я хожу на приемы в Голливуде, вижусь со знаменитыми режиссерами и продюсерами. И по возвращении спрашиваю у своего желудка: «Ну как?». И бывает, желудок отвечает: «Э-э-э-э». И если так, я больше туда ни ногой. Мой желудок знает, смотрю ли я в лицо лжеца или вора, а то и просто глупого человека.
Я не думаю о смерти, потому что я-то буду здесь всегда. Этот ящик с моими фильмами и полки с моими книгами убеждают, что сотня-другая лет у меня в запасе есть.
Смерть — это форма расплаты с космосом за чудесную роскошь побыть живым.
Про себя я знаю: я делал хорошую работу каждый день моей жизни, восемьдесят лет. Это чертовски здорово, правда?
via Esquire