Сидел по-джентельменски я в партере,
Бинокль я в раздумье протирал.
На сцене шла та опера Сальери,
Которой высший свет рукоплескал.
И искушенный зритель Альбиона
Впервые лицезрел игру Мишель.
Брала такие ноты примадонна,
Как будто дух небесный, Ариэль,
Ей в грудь вдохнул вокал сирены,
И голос нежный лился как вино,
Как кьянти солнечной Сиены.
Те лилии, что бросил я на сцену
Признание хранили меж стеблей.
Как, полагаю я, и хризантемы,
От джентльмена, что сидел правей.
Но мода наших дней была сурова
По отношению к прелестнице моей.
Давно такого страшного позора
Не видел двор британских королей.
Судьбы насмешку в складках затаило
То платье, что фривольный сшил француз.
Когда мой дар принять спешила дива,
Из-под корсета ненадежных уз
Как мячики упругие для гольфа,
Круглей, чем яблочки, белее, чем фарфор,
Пять грудей обнажилися крамольно.
Достоинства не вызывали спор.
Зал замер в ужасе – а Мельпомены жрица,
Издав сперва стыда протяжный вой,
Опомнилась. Капитолийскою волчицей
Она стояла гордо пред толпой.
С ужасным треском, все с пути сметая,
На сцену приземлилось НЛО.
И пятигрудая туземка молодая…
(нет, сударь, это вовсе не смешно)
Навек покинула планету голубую.
Лишь на прощанье помахал,
Оставив публику, от страха чуть живую,
В иллюминаторе зеленый генерал.
Тут в театре прозвенел звонок,
А я пошел пить 5 o’clock.

М.Пещанская и Д. Лабковская 2007 г.