Посвящаю Ивану, человеку, который поддержал
меня в самые трудные моменты моей судьбы.


М О Л И Т В А


… Сегодня мне опять приснился Митя. Сидел передо мною, мрачно смотрел и почёсывал поцарапанную ногу. Я вдруг отчётливо вспомнил, как, осваивая мотоцикл, он не удержался, и на всём ходу влетел в придорожную канаву. Обочина в этом месте поросла густым кустарником, он принял на себя весь удар, и поэтому, Митя практически не пострадал.
Однако вид у него тогда был не довольный, он сидел на земле и
сосредоточено тёр поцарапанную ногу (почему-то правую, хотя удар пришёлся, в основном, на левую сторону) и сопел. Сопение у него всегда было какое то особое, с посвистом, и это меня страшно смешило. Я старательно корчил серьёзную мину, чтобы не расхохотаться, а он видел это и злился ещё больше.
Хотя нет, тогда мне было не до смеха, перепугался будь здоров! Бестолково суетился вокруг него, не зная, что делать. То ли вызывать "Скорую", то ли тащить его на себе в ближайший травмпункт. Да ещё орал на него всякие выражения, пытаясь хоть как-то успокоится, и психуя от этого ещё больше.
А он всё сопел, порываясь встать, что бы тащить из канавы новый мотоцикл. Он всегда любил скоростные машины, видно чувствовал, какой короткий срок ему отмерян.
ГОСПОДИ, я этого не выдержу, ГОСПОДИ!!!

Тяжелей всего ему было просыпаться в пустой квартире. Глухая, гнетущая тишина обволакивала словно ватным одеялом. Даже стук часов, к которому он привык с детства, больше не оглашал её. Часы были остановлены, и он не хотел что - бы они когда-нибудь снова начали свой радостный перезвон.
Потянувшись, достал из измятой пачки сигарету, и долго рылся в брюках в поисках зажигалки. Выругался, вспомнив, что она вчера кончилась, и ,нашарив под диваном коробок с единственной спичкой, с наслаждением затянулся.
Покурить - вот одно из немногих удовольствий, которые остались ему в этой жизни. Если бы он ещё мог напиться до потери памяти, это здорово облегчило ему жизнь. Но…Тренированный с детства организм мог воспринять почти любое количество спиртного. Он не мог забыться. Наоборот, воспоминания становились только чётче и ярче.
Включив душ на полную мощность, встал под ледяные струи, поднял лицо, подставив его под тугие струи.

… Почему он всегда сниться мне таким хмурым? Ведь он очень любил смеяться. Хохотал во всё горло, откидывая голову и с размаху шлёпая себя по коленям.
Прямо заходился хохотом, заражая им всех вокруг. Особенно, когда я загонял его под контрастный душ в душевой клуба. Сопротивлялся, визжал и хохотал одновременно. Знал, что процедура неизбежна, но каждый раз устаивал из этого целое представление. Худое, жилистое мальчишеское тело становилось особенно скользким от воды, и удержать его под душем было практически невозможно.
Те слова и выражения, которые вырывались из его рта в такие минуты, не выдержали бы никакие заборы, не то, что бумага.
ГОСПОДИ, неужели это было на самом деле?!…

Пронзительно засвистел на кухне чайник. Подхватил его мокрым полотенцем, с размаху плюхнул на стол, уже покрытый ожогами от предыдущих раз. Отломил кусок хлеба. Обжигаясь, мелкими глотками выпил кофе. Перемыл всю накопившуюся посуду, выкинул мусор, собрал с балкона влажное бельё.
Всё, в квартире его больше ничего не держало. Последний раз осмотрел пустую квартиру, усмехнулся себе: "Не последний, крайний"
Так его всегда поправляли пилоты с приданной их роте "вертушки".
Кольнуло привычной болью шрам. В декабре нужно будет ложится в госпиталь, извлекать осколки. "Больше ждать нельзя, они начинают шевелиться" - последний вердикт врачей - "Если Вы и дальше будите откладывать операцию, может быть уже поздно. В вашем возрасте ещё рано умирать!".
Как будто существует "возраст смерти".

… Сколько раз я видел смерть? Много, слишком много для одной жизни.
Первый раз даже не понял, как близко она прошла. Тогда она появилась в виде красивой кожаной кобуры, висевшей на придорожных кустах. На расшитым бисером ремне, с огромной пряжкой. Кто бы удержался от такой вещи?
Первым до кобуры добежал Вьюгин из второго взвода.
Всё, что от него осталось, похоронили тут - же, рядом с дорогой . Ротный даже запретил ставить крест на могиле, велел положить ту злосчастную кобуру.
Это была первая смерть в роте, самая бессмысленная и бестолковая.
Потом встречался с ней часто, иногда по несколько раз за день. Смерть была постоянным спутником, естественным и неизбежным. Именно тогда перестал
её боятся.
Кто же знал что главное испытание впереди, что будет такая мука…

На удивление машина завелась практически сразу. Только выехав со двора, он вдруг понял, что ехать ему, собственно, некуда. Тренировок у него сегодня нет, да и не хотелось ему бродить по огромному, гулкому залу, в котором особо остро ощущаешь пустоту в душе, и слышать за спиной осуждающее шипенье "Здоровый мужик, давно бы себе бабу нашёл. Всё по своему мальцу страдает".
" ГОСПОДИ, ДА ЧТО ОНИ ПОНИМАЮТ!"
Газанув, так что взвизгнули покрышки, рванул машину к набережной. Сейчас, осенью, там практически не было народу, а ему хотелось побыть одному.
Хотя … он и так один. Навечно!

…За что мне это, ГОСПОДИ?
Да, грешен. Согрешил самым страшным грехом - нарушил главную заповедь!
Убивал!
Но ГОСПОДИ, ведь не люди то были! У каждого руки по локоть в крови.
Ты же сам и подвёл их под мой пулемёт. Каждому, да воздастся по делам его!
После того, что эти нелюди натворили в том посёлке?! Нельзя им было жить на этом свете!
Так неужели за это караешь ты меня, ГОСПОДИ?…

Первый раз он встретился с Митьку на автостанции. Хотя встречей назвать это было - бы трудно. Возвращаясь после вечерних тренировок услышал какую - то возню в кустах. Опытным ухом определил - драка.
В лесопарке около автостанции вечно тусовалась молодёжь, дрались регулярно, и вмешиваться каждый раз было бы бессмысленно. Непонятно, что толкнуло его в тот раз ломануться через заросли? То - ли слабый стон, то ли равномерность, с которой наносились удары.
На полянке четверо переростков с какой-то злобной сосредоточенностью били ногами привязанного к дереву щуплого светловолосого подростка. Били молча, с какой то недетской, сосредоточенной жестокостью.
Расшвырять эту кодлу для него было делом нескольких мгновений.
Разбежались молча, почти не пытаясь сопротивляться. Только один, самый высокий, в разрисованной джинсовке, обернувшись, то - ли спросил, то - ли пригрозил: "Пидоров защищаешь".
Перерезав верёвку, оттащил парня к ручью, мокрым платком обтёр окровавленное лицо, осмотрел тело - нет ли переломов.
Мальчишка пришёл в себя, смотрел испуганно и настороженно.
"За что он тебя так? Идти сможешь? Погоди, сейчас машину поймаю, отвезу домой. Ты где живёшь?" - тряс его за плечи.
Тот молчал, только вжимал голову в плечи и вытирал окровавленным платком лицо.
Когда, поймав машину, вернулся к ручью, там уже никого не было.

… Возможно, именно то угрюмое молчание и потрясло меня в ту ночь больше всего. После таких побоев обычно стонут без остановки -
сам тренер по "рукопашке", хорошо знаю. А он молчал. Смотрел с удивлением и…жалостью на меня и молчал!
Потом, много месяцев спустя он признался мне, что ожидал возвращения своих мучителей с подмогой. Такие избиения были для него постоянными, и мужик, полезший защищать его, был чем-то непонятным, необъяснимым.
Законы улицы не знают жалости, он хорошо это усвоил.
Жалости, а тем более любви в его жизни почти не было…

Следующий раз увидал его уже на пристани, через два месяца. Мальчик стоял рядом со сходнями, всматриваясь в спускающихся пассажиров.
Поначалу показалось, что он кого-то ищет. Только через несколько минут,
заметив, как он что-то спрашивал у людей с большим багажом, понял:
предлагает перенести вещи. Удивило, что одет тот был так же, как и в прошлый раз: в поношенные джинсы, застиранную ветровку, и рваные кроссовки .
Понаблюдав, подошёл: "Привет, куда - же ты делся в прошлый раз?"
Парень спокойно поднял на него взгляд:
-Закурить дай.
Вынимая сигарету из пачки, поинтересовался:
- А две можно?
- Бери. Тебя как звать- то ?
- Митя.
- Сколько - же тебе лет? Курить не рановато?
- Нет. Я пойду, сейчас "Минин " швартоваться будет.

Вот и весь разговор.
Уже спустившись к причалу, он неожиданно обернулся и крикнул:
-А зря ты в тот раз полез. Зря. Ненужно было - махнул рукой и побежал
к причаливающему теплоходу.
Так и повелось с тех пор. Встречались, обменивались короткими приветствиями и снова расходились. Ни кто он, ни откуда мальчик так и не назвал. Просто "Митя" и всё.

… Видно на роду мне было написано встретиться с ним. Такой барсук, как
я, вряд ли смог ужиться бы с кем ни будь ещё. Почему-то с Ним не было проблем
притёрлись дуг к другу сразу…
А потом произошла та встреча на вокзале.
Он проводил свою команду на очередные соревнования, и уже собирался домой, когда увидел Митю.
С какой-то смиреной позой тот стоял у привокзального ларька, наблюдая, как раскрасневшийся потный толстяк выбирает бутылки и продукты.
Подойдя, поздоровался. Митя как - то странно, испуганно дёрнулся и отвёл глаза.
Толстяк, подозрительно глянув на него, подхватил Митю за руку, и крепко сжав ее, стремительно потащил к автостоянке.
В недоумении он смотрел на эту сцену, когда курящий рядом носильщик,
бросил своему товарищу:
-Всё, понёсся Митька с очередным клиентом задом деньги добывать.
Прозрение пришло мгновенно!
В три прыжка догнав толстяка, вырвал у него Митьку, попутно врезав от души по зубам. Доволок до своей машины, втолкнул на заднее сиденье и помчался прочь с привокзальной площади.
Уже на подъезде к дому, когда машина поворачивала во двор, Митька, молчавший всю дорогу, наконец, спросил:
- Ну и куда мы?
Тормознув у подъезда, резко развернулся к нему и огрызнулся:
- Да ты что, совсем сдурел, ты что делаешь то?!
- А что, жить то надо.
- Ну не так же! Совсем с дуба рухнул!
- А как? - перешёл на яростный шёпот Митя - Как по-другому? Ты мне
что - ли другую жизнь обеспечишь?
- Ты что, хочешь "голубым" стать, что - ли?
Митька удивлённо мотнул головой:
- А я и есть.
Теперь уже ему пришлось в изумлении замолчать. "Пацан пятнадцати лет о себе такое?!"
Митя нерешительно тронул дверцу:
-Ну, я пойду?
-Сядь. Хрен с ним, какого ты колера, но на вокзале тебе делать нечего.
Родные есть?
-Отец сидит, мать пьёт. Она тоже на вокзале живёт, бомжует.
-Понятно. Значит, с сегодняшнего дня будешь жить у меня.

… ГОСПОДИ, разве я мог в тот момент понять, что делаю?
Тогда мной владела скорей ярость на того потного, похотливого самца, который тащил Митьку по вокзалу. Ярость и ещё удивление.
Любовь пришла позже.
ГОСПОДИ, спасибо Тебе, за то - что дал счастье любить его.
Не верил же, что можно так любить. Больше брата он был мне.
Как, когда понял, что не могу жить без него? Без этих светлых глаз, без пушистых ресниц, без носа курносого!
Ни с кем в мире не был так счастлив, как с ним!
Ведь душами сливались с ним, единой мыслей обладали, единым дыханием дышали!
Так за что - же Ты отнял Его у меня, ГОСПОДИ?

Сырой, промозглый ветер с реки подхватил скомканную сигаретную пачку и потащил по набережной. Ветер продувал почти до костей, но он продолжал сидеть на этой полуразломанной уличной скамье. Только поднял воротник и куртки, и запрятал руки поглубже в карманы.
Пачка опять закончилась. Это была уже вторая за сегодня. Чёрт, он снова начал много курить. Тянул одну за одной. Такое с ним было только там.
Нужно было встать и сходить за новой. Но.… Двигаться совсем не хотелось. Было желание сидеть, постепенно промерзая и погружаясь в почти полное беспамятство.
Несколько часов на морозе и всё, полный и вечный покой ему обеспечен.
Там, в горах, он видел таких, замёрзших во сне. Его тогда поразило спокойное, почти умиротворенное выражение их лиц. Они засыпали и погружались в смерть почти незаметно для себя. Смерть принасила избавление от мук мороза, ужасов гор и страха. Того страха, который испытывали почти все на той непонятной войне.
ГОСПОДИ, но почему он не погиб там?