Через весь лес, мимо пушистых крон дубов и усыпанных мелкими веточками верхушек елей, летела птица. Ее серые перья плотно прилегали к телу, а овальные глаза смотрели точно вперед, будто мертвые. За ней летела стая курдушей. Вертя корявыми рогами, они резко меняли направления, и не было видно крыльев за их спинами. Птица же, не обращая на них внимания, со свистом увеличивала скорость. На большом гранитном валуне, между деревьями сидел жук. Яркий, снежно-белый свет исходил из него, освещая невысокую траву. Птица бегло посмотрела на него, что-то говорящего переливами света, и вновь увеличила скорость. Она летела вперед.

Деревья начали редеть. Показалась поляна. Окутанную ночной тьмой, ее увидела птица, а затем курдуши с радостным гудением опустили головы. Что они заметили? Сейчас тут только ночные бабочки порхают… Выражение лица у птицы переменилось, она испустила множество скрежещущих звуков, и резвой вереницей ее спутники полетели вниз. В непроглядной тьме вырисовывался образ, становясь четче по мере приближения курдушей.

На поляне стоял скворец. У него была корзинка, причем старая, на дне которой был какой-то мусор. Грибы он, что ли, собирал?

Птица издала множество скрежещущих звуков, с легким шелестом ступила на поляну и подошла к скворцу. Тот испуганно попятился, боясь темных силуэтов, смотрящих на него неподвижными глазами.

- Ты красивая… Ты похожа на… - Скворец старался говорить уверенно. Он остановился, похоже, хотел показать свою храбрость.

Птица знала конец фразы, она предугадала его сразу, да как можно твари, избранной курдушами, не знать таких мелочей!

Нет, они все на одно лицо! Глупый, повинуется мимолетным импульсам и чувствам! А я думала, что он совсем другой!

- Ни на кого я не похожа. Это была я! - Нервно выкрикнула птица. И правильно. Нельзя быть меланхоличной дурой всю жизнь. Пусть узнает, на что способна тварь. Настоящая тварь.

Скворец, не упуская ни минуты, развернулся, и, оглянувшись один раз, побежал.

"Интересно, он думает, что я его не догоню?" - подумала птица, улетая. Перед глазами - тьма, слепящие круги, алые линии. Мутнеют деревья, окруженные потоком ярких звезд, наливается огнем небо. У галлюцинаций свои законы.

"В полете нет места чувствам. Эмоции - груз, отягощающий полет. Это так легко - взмахнуть и взлететь, движения, получаемые автоматически, без всяких усилий. Не умеющие летать спрашивают: что ты делаешь, чтобы летать, сложно ли это, нужен ли самоконтроль. А я отвечаю вопросом: ты заставляешь двигаться свои ноги, чтобы идти?"

Далеко в лесу, дальше луга, где во множестве произрастают люпины, у небольшого болота сидит птица. Сидит она на огромном валуне, исцарапанном ее когтями и клювом.

Тиха трава. Тихи деревья. Здесь, в непроходимой чаще стонет тварь. Шелестя бронзовыми крыльями, летят кадрили. Их тени серыми струйками скользят по камням. Где-то рядом их гнезда - плотные овалы из высохшей травы, скрепленной видоизмененной слюной. Она выделяется у кадрилей в брачный период - в мае и августе.

Час назад птице показалось, что небо прорвал огненный дождь. Она села на камень - чтобы посмотреть. Она не боялась - мысль, что это все глюк, не покидала ее. И она радовалась. Сидела на камне, смотрела в небо и нервно хохотала.

Вскоре все прекратилось. Все - кроме головной боли. Птицу несколько раз рвало, но свободно мыслить она могла. Могла - но не хотела. Она больше не сможет поговорить со скворцом, даже если он поймет. Ничего не будет, как раньше. Она не сможет нормально жить.

Скоро рассвет. Вот уже покрываются розовым светом облака, уползают ночные твари… Впрочем, они никуда не уползают, это так говорят. Помню, в это время я сидела у воды с моим милым… Тогда молодые бабочки бегали по побережью собирая цветы. Лес только наполнялся клекотом, я шла со скворцом в его дом, мы пили чай…

Зачем, зачем он пошел в лес? Что ему понадобилось? Что?!

И все-таки я правильно сделала. Мне надоело слушать его глупые слова, длинные, полные метафор фразы, он не для меня. И не надо было есть ту дрянь вчера.

Заря полилась по небу, пожелтели края облаков, зашелестела листва от летнего ветерка...

" Почему он ничего не понимает, ну почему?.. Я немногим отличаюсь от него, и теперь он поверит всяким бредням про меня. Ну поймет он, кто я такая? Пойми, пожалуйста…"

Птица пошла к большому оврагу. Там, между огромных корней и опавших листьев, сидели курдуши. Она позвала их клокочущим звуком, и, взлетев, они направились за ней.

Летели они над лесом. Пестрой полоской виднелась дальняя деревня, где-то за ней слышался грохот - едет электричка. Красноватый прямоугольник платформы вырисовывался за березовой рощей. Дальше были холмы, потрескавшиеся и поросшие бурьяном.

Курдуши летели впереди - так им захотелось. Им почти ничего не нужно, только иногда делать кое-что по своему. Вот сейчас они были впереди - только, чтобы напомнить, что они - личности. Сейчас вывели так много пород, и все же птица завела именно их. По глупости. Потому что они, увидев ее, сразу радостно заурчали, бросились в ее объятия…

Идущий по полю жук-усач смотрел в пронзительно голубое небо, когда над ним пронеслись крылатые силуэты. В курдушах не было ничего удивительного, живя близко к полю, он часто видел их, и, быстро проводив взглядом, направился к лесу.

Затем острые когти впились ему в спину, кромсая твердый хитин. Когтистая лапа сжала ему горло. Он раскрыл крылья - и десяток когтей вонзились в мягкую плоть. Его отпустили, когда рядом села птица.

- Больше не приставай к скворцу… - Злобно сказала птица. - Ты ему надоел!

Жук сел на землю, бессильный встать, его глаза в тупом испуге уставились в одну точку. Крылья были исцарапаны, в броне виднелись вмятины. Незначительные раны. Интересно, какой диагноз поставят врачи?..

В последние встречи со скворцом этот жук выскакивал из-за забора, и, держась на большом расстояние, принимался громко ругаться. По крайней мере, теперь он утихнет.

Нужно было взлетать. Птица выпрямила крылья, подняв их высоко над собой, затем медленно опустила. Чувствовалось давление воздуха, его плотная волна, поднимающая тело. После второго взмаха она взлетела и, выпрямив тело, понеслась через поле. Курдуши уже летели рядом с птицей.

Показался колхоз "Красный лапоть". Птица увидела знакомую табличку с названием. Перелетев через забор, она опустилась рядом с доярней. Курдуши сели где-то рядом, скорее всего, у ближайших деревьев.

Птица бесшумно, но быстро подбежала к входу доярни. Двухметровая дойная тля подошла к птице, изучая ее пристальным взглядом. Птица мягко погладила ее по теплому боку, тля остановилась.

Птица подошла к трем трубкам на конце тела тли. Выбрав левую, она подставила под нее клюв, все также мягко гладя тлю. Неспешно полилось молоко. Птица неторопливо пила его.

- Пить хочешь, милая? На, чашку возьми.

- Клубкова…

- Вдруг грязь будет. Вот, на. - И божья коровка плавным движением протянула кружку молочка. - К нам тульских тлей завезли, посмотришь.

- Клубкова… - Птица торопливо выпила молока. - Я скоро еще приду… Если получится.

"Клубкова, милая Клубкова, я позвоню тебе, я отправлю по Интернету письмо, ведь ты - единственное, что я здесь оставляю".

Насытившись, она взлетела, направляясь к лесу. Пролетая мимо холмов, увидела бегущую Арысь-поле. Ее кошачье тело почти не сгибалось при беге, а птичья голова смотрела по сторонам. Ездовое животное недоделанное…

Впереди виднелась знакомая поляна. Курдуши преданно смотрели на птицу. Она опустилась на землю, медленно прохаживая вдоль поляны. "Глупые! Почему они прилетели за мной? Говорила же, что нужно ждать меня на поле…"

Птица обернулась. Курдуши рассматривали ее.

Два месяца назад они выбрали своим вожаком птицу. Они не были лучшими в питомнике, но они ей понравились. Ее не волновало, почему они выбрали именно ее, но теперь этот вопрос не давал ей покоя. "Может, чтобы использовать в своих целях, может, потому, что тварям выше рангом они просто не нужны, или что-то еще… Они и мне не нужны, нигде и никогда, пусть летают. Так и оставят меня в покое!"

Птица летела над полем, подальше от курдушей, ждущих ее на поляне. Наверное, они никогда ее не дождутся.

Над полем летало много тварей, среди них выделялся черный, покрытый колючками жук, подлетевший слишком близко к птице. Его поведение настораживало - ну, не похож он на просто летящего рядом. "И чего он от меня хочет?" - Думала птица, продолжая спокойно лететь.

Жук согнул лапу в локте, явно показывая свой "кастет" над кистью руки.

- Куда летишь? - Неожиданно спросил жук. Он сделал странное выражение лица, смесь приветливости и насмешки.

Началось.

Птица облетела его стороной, незаметно осматривая испуганными глазами. Именно испуганными, даже выработанное равнодушие не скрывало правды от жука. Он нахально улыбнулся.

Ну и пусть.

Птица осмотрела его еще раз, теперь тщательно. Покрытый плотной броней жук казался неуязвимым. Теперь он остановился перед ней, преграждая путь.

Вперед!

Птица полетела, прижав задние лапы к телу. Она ловила потоки воздуха, буравя гущу летающих тварей, направляясь в лес. И разлетались в стороны низшие, когда она летела среди ветвей.

Тело натянулось, как струна, но улучшения полета были так ничтожны, что птица их не заметила. Ой, как завтра будут болеть мышцы!

Птица свернула направо, слегка задев сверкающую крылатую змейку. Та немного затормозила, надувая кожу вокруг головы. Что-то новенькое.

Сев на краю поля, птица быстро побежала в уже темный, как ночью, лес. Она скатилась в овраг и сделала это очень аккуратно, став похожей на бревно, затем выпрямилась, встала и побежала. Впереди было темно и не так шумно, как на поле.

Птица бежала по длинному, глубокому оврагу. Подбежав к концу, она прыгнула, расправила крылья, и, пролетев немного, села.

Впереди росли тоненькие, словно на болоте, березы. В этом месте птица бывала редко - она предпочитала находиться в привычном ей лесу на другой стороне поля.

Птица медленно пошла вперед. Она обошла поваленное дерево, на нем, будто влившись в кору, лежала белая снежная змея. Птица легла среди высокой глянцевой травы и заснула.

Ночью, до восхода луны, птица перешла на противоположный конец поля, к более знакомому смешанному лесу. Она медленно ступала по старым, серовато-белым корягам. Наступившая боль в мышцах оказалась не такой сильной, почти незаметной.

Иногда птице попадались небольшие твари, плотно примкнувшие к сухой коре. Холмы были уже близко. Птица, как обычно, забралась на холм по цепи небольших выступов и села около куста.

Шелестели трава и кустарники. Где-то справа шорох становился невыносимым, похожим на шаги. Птица села. Шорох прекратился, но тут же начался с новой силой, уже совсем близко.

Два черных глаза посмотрели на нее. Птица отпрыгнула, пытаясь разглядеть возможного противника.

Перед ней стоял жук. Темный силуэт на фоне ночного неба, ощетинившийся множеством шипов. Птица приоткрыла клюв, начиная шипеть.

- Вот ты какая… - Протянул жук, щелкнув челюстями. Знаменитый знак болотниц, произносимый ими в желании познакомиться. Обычно с возможным половым партнером.

Птица улыбнулась. Второй силуэт выступил вперед, становясь различимым. Это была тварь. Такая же, как птица. Только мужского пола.

"Они разговаривают со мной, как с какой-то дурочкой из колхоза. Дураки! Наверное, только и делают, что гоняют глупых птичек".

- И-иди ты! - Отрывисто крикнула птица. Развернувшись, она медленно ушла в кусты. Жук оставался где-то позади, смотря в противоположную сторону. Обиделся, что ли?

Птица быстро взлетела и, набирая скорость, направилась к колхозу "Красный лапоть". Это название было неумело написано на листе фанеры, прислоненном к забору. Своеобразный отголосок, шутливое напоминание о начале трехтысячного года. Интересно, как его читают? Как шутку, или как предупреждение о практически неизменяемом состоянии колхоза?

Вообще, лаптями называли небольшие плетеные сумочки, которые обычно делали самки, чтобы подарить своим любимым. В них клали сосуды с речной водой, позднее цветы - в знак грядущей свадьбы.

Птица опустилась рядом с деревянной конструкцией непонятного предназначения, причудливым сплетением палочек и досок. Рядом стоял стол, с которого недавно Маруся, бабочка-колхозница, сняла белый электрический чайник. Сейчас она, молодая, полная сил и впечатлений, бежала с заявлением в небольшой двухэтажный дом Управления. А среди стогов сена, переступая массивными лапами, шел грифон, что-то говоря небольшому жучку.

Медленно идя по скошенной траве, птица разглядывала здания доярни. Иногда птице давали молока, достаточно, чтобы напиться, но сейчас ближайшие доярки уходили с работы, бегали из одного здания Управления в другое, сидели по домам или общались с другими работниками "Красного лаптя".

Птица пошла дальше. С кем-то поздоровавшись, она быстро побежала к доярне, не пытаясь скрыть свое присутствие.

Птица подошла к тле, думая, как еще та не свихнулась от ночных визитов надоевшей до тошноты птицы. Тля подошла ближе, осматривая гостью. Ласки захотела.

Птица подошла к заднему концу тли, щекоча место над тремя трубками - двумя большими и одной, центральной, маленькой. Молока вышло совсем немного, но птице этого хватило. Выпив, она взлетела и направилась к оврагу в березовой роще. Там она нашла впадину, усыпанную мягкими листьями, и, забравшись туда, уснула.

Утро выдалось прохладное. Пасмурное небо склонило свои белые облака, пришедшие ночью с юга, обливая сухой полог леса долгожданными каплями. Еще мокрые веточки и иголки сосен, покрывающие небольшой холмик покалывали ноги птице.

Она уже долго ходила по лесу, не обращая внимания на прохладу. Небольшие серенькие птички с наростами на голове, выползшие утром из своих норок, чтобы насладиться сыростью, уже скрылись, хотя некоторые из них, коричневого цвета, еще плескались в болотах и ручьях.

День прошел незаметно, с длинными перерывами лил дождь.

В сумерках птица встала, вся в сухих листьях, с мусором на голове. Отряхнувшись, она пошла прямо вперед к другому небольшому холмику, настолько маленькому, что болотницы не могли вырыть там свои норы.

За холмом показалось небольшое болото. Медленно вылетали комары, потревоженные птицей, садящейся на осоку. Болото было безмятежно, освещаемые закатным солнцем, летали стрекозы, кладущие яйца на длинные - длинные водоросли. Темнело. Птица сидела все в той же позе, широко раскрыв глаза с черными, непроницаемыми, как осенняя ночь, зрачками.

Из болота выползла на мощных, но в тоже время изящных руках болотница. Ее тело, руки и голова были обтянуты мокрой тиной. Вместо ног у нее был плоский, немного шире тела, хвост с широкой перепонкой.

За ней вылезла еще одна болотница, медленно переставляя лапы. Они остановились на берегу, аккуратно распластавшись на иле. Болотницы всегда мокрые - железы, расположенные по всему телу, выделяли скользкий секрет. Ужасно глупое существо. Когда-то Птица их боялась, хотя они и не опасные.

Около получаса было спокойно, лишь огромные пузыри вырывались из болота, пытаясь прорваться сквозь тину, но оставались в зеленом плене, постепенно выходя наружу. Из ила один за другим выкопались жучки, бегая по мокрому илу осматривая прибрежную зону. Они хорошо плавают, могут долго оставаться под водой, выискивают мелких беспозвоночных в мягком иле.

Птица развела крылья в стороны, смотря на яркие звезды. И на редкие, изучающие атмосферу, международные корабли.

Она спала долго, было около часа, когда она проснулась под палящем солнцем. Птица быстро оглянулась. Вокруг никого не было. Она прошлась по лесу, кушая чернику. Ягод было полно - в густой тени деревьев маленькие кустики образовывали зеленый ковер.

Птица съела несколько подосиновиков, найденных среди черники, выкопала немного маленьких бронированных комочков с ножками. Обычно их маринуют, но они вкусны и так. Она разломила их пополам, съела вяжущее мясо и выбросила костяную оболочку.

Вечером птица пошла к скворцу - через насыщенный солнечным светом лес, густые заросли малины и пыльную дорогу. Она входила в деревню, вдыхая запах готовящегося супа. Сейчас здесь было сравнительно тихо.

Показался дом скворца, большой, с просторным чердаком, на котором она вместе с ним так любила сидеть. Вот и калитка, покрашенная в белый цвет, совсем невысокая, купленная недавно на каком-то "Дачном рынке", как говорил скворец.

Птица открыла калитку, прошлась по участку с многочисленными яблонями. Она остановилась около двери, оглянулась, посмотрела на красивые, желтые от закатного солнца, листья, на белые и нежно-розовые пучки цветов. Затем сделала еще шаг и вошла в дом.

- Не бойся, пожалуйста, не бойся. - Тихо сказала птица.

Скворец обернулся, и птица отпрянула. Он посмотрел на нее ее же глазами, спокойными и умными. Чужими.

- Уходи! - Зло сказал скворец и отвернулся. Коротко и ясно.

- Прости. Я хочу жить как раньше, я хочу быть с тобой! Пойми меня, пожалуйста!

Скворец посмотрел на нее тем же отсутствующим взглядом.

Развернувшись, птица вышла в открытую дверь.

Все решено. Он не хочет ее видеть. Пусть! Все-таки он глупый. Милый, тебе далеко до твари...

Птица шла по утихшему саду, в густоте наступающего сумрака, под восходящей луной. Выйдя из участка скворца, она направилась в лес. Перейдя через дорогу, она взобралась на старую иву.

Сев на ближайшую ветку, она долго смотрела вдаль. В наступающую тишину. В мир, который стал другим, оставаясь прежним. В землю и небо, в пески и облака, в далекий горизонт...

"Милый, опомнись. Приходи сюда, мы поговорим, мы пойдем в лес, мы будем близки… Приходи, я тебя жду…"

- Привет! - К ней приближался грифон, работник колхоза, с которым она поздоровалась около доярни - Пойдем со мной, Люся в гости приглашает!

Мягко, неспешно падал снег. Сбивался вокруг деревни в огромные сугробы, сделал и без того неудобную дорогу непроходимой. Восходило солнце - и снег искрился, переливаясь под птичьими ногами.

Птица шла неспешно - ее ждала новая жизнь. И вместо дыхания любимого - перестук колес отходящего поезда...