Making your mind
Main Chapter


Холодный ветер несёт вдаль белоснежную пыль, бросает её в лицо, злорадно завывая в проводах. Его порывы насквозь пронизывают одежду и сбивают с ног. Тёмные фигуры проходят мимо, отводя взгляд, ссутулившиеся, дышащие себе на ладони через каждые десять шагов. Под ногами земля, покрытая льдом... На ней трудно устоять. Время от времени слышится глухой звук падающего тела и злой тихий мат. Из-под очередного чёрного козырька на меня смотрят два голубых неба, лицо, наполовину закрытое обледеневшим от дыхания шарфом. Они мелькнули, как сон, как чья-то заплутавшаяся тень... Я продолжаю идти вперёд, опустив глаза. Ничего не хочу видеть, ничего не хочу слышать...
Впереди группа тёмных теней и прямоугольные очертания, белая крыша-навес и пара деревянных лавок, на одной из них скрючившийся человек в фуфайке. Мне туда.
Железные кони проносятся мимо, вороша снежное месиво на дороге, некоторые останавливаются. Люди стоят, как восковые фигуры, взгляды направлены в одну точку где-то там, впереди. Подошла очередная машина, извергая клубы белого дыма. Моя очередь схватиться за ручку и открыть расшатанную дверь. Я влез, согнувшись, и добрался до задних мест, давя чьи-то ноги - ехать далеко.
Передав деньги, я расслабился, ощущая блаженное тепло и покой. За окном в океане черноты проплывали высокие прямоугольники, светящиеся тысячами белых точек, убегала прочь от меня прямая линия дороги, серой от грязного снега. Проносились автомобили с тёмными стёклами, и у ларьков стояли люди, покрытые бледным светом неоновой рекламы. Я отвернулся.
Впереди у окна сидели дети, постоянно заглядывая в него, о чём-то оживлёно спорили. Им было не больше десяти лет. Чистые овальные лица, большие глаза и громкий беспричинный смех. Чистые белые руки... Они отличались друг от друга только одеждой, точнее, её окраской. И их голоса, высокие, живые, были слишком громкими для меня, они сильно раздражали, и я просто старался их не замечать.
Напротив меня сидел парень, держащий в руке ладонь своей девушки. Они смотрели в окно позади меня, не отрывая взгляда, тихо говоря что-то друг другу. Парень достал из кожаного портфеля папку с бумагами, и они вместе принялись их изучать. Я смотрел на них в упор, на парня, в потёртой кожаной куртке, когда-то чёрной, а теперь отдающей серостью, в синих джинсах и тёплой зимней кепке, которая была ему совершенно не к лицу; на девушку с некрасивым лицом, сильно сжимающую ладонь своего друга одной рукой, а другой нервно теребящую пуговицу. Мне стало жаль их, таких молодых и таких... не мне судить, не мне учить людей, живущих по законам своего, обладающего ими общества... Бумаги опять вернулись в портфель, и теперь они сидели молча, всё так же тупо уставившись в окно, точные копии друг друга, хотя с виду совсем не похожи.
Однообразие звуков, наполнявших салон, разорвала дребезжащая мелодия - какой-то попсовый мотив. Я лениво поднял глаза на источник звука - им оказался мобильный телефон в руках мужчины, сидящего в центре салона. С моего места был виден только его затылок, окаймлённый пушистым меховым воротником и мобильный в руке у уха. На кисти свободно висели большие круглые часы, простой циферблат и две стрелки в отливающем золотом ободе. Сквозь урчание мотора до меня доносился громкий монолог, который пришлось выслушивать обладателю телефона. Он, в свою очередь, лишь изредка произносил низким басом короткие фразы, вроде "так не получится" и "постарайтесь". Когда я подумал, что голос в трубке никогда не перестанет говорить, мужчина вдруг сказал: "Всё. Поступайте, как считаете нужным," - и рука с телефоном исчезла. Он сидел спиной ко мне, и я не видел его лица, но я вдруг представил этого странного человека, как восковую фигуру, научившуюся говорить по телефону - голова в воротнике оставалась недвижимой всё время, что я её видел.
Почти напротив мужчины с мобильным телефоном сидела низенькая старуха в потрёпанной чёрной куртке до колен, зажав тонкую деревянную палку меж ног. Её взгляд прыгал с одного пассажира на другого, иногда задерживаясь по несколько секунд, как затравленный зверь. Она шамкала нижнюю губу редкими зубами и перебирала тонкими жилистыми пальцами ручки серой котомки, свободно висевшей и качавшейся при резком движении машины. Вдруг она посмотрела на меня. Я увидел её глаза - тёмные, глубокие, такие неестественные на её изуродованном морщинами лице, я кожей почувствовал её взгляд, пронизывающий меня насквозь...

- Остановите! - крикнул я водителю, надевая перчатки. Машина прижалась к обочине, и я выскочил, громко, надёжно захлопнув дверь, ещё на ходу. В затёкших ногах покалывало, они уже несли меня вперёд, почувствовав долгожданную свободу. Вокруг не было ни души - пустые тротуары и тишина безжизненной дороги, уезженной за день тысячами колёс - только мой старый знакомый - буйный ветер, волочил куда-то по земле облака белой пыли. Я шёл по середине этой дороги, не задумываясь о направлении, ведомый аллеей белолицых лун на высоких бетонных столбах. Я смотрел на небо, не замедляя шага, а оно смотрело на меня мириадами ярких глаз.
Я даже не заметил ряд машин, под вой сирен, в свете сине-красных огней пронёсшихся мимо, туда, где за далёким поворотом сияло огеннное зарево, окрашивая в бордовый цвет снег вперемешку с чёрным дымом. В голову лезли странные мысли...



Buggy In The Dark, 2005