- В прошлом году,- говорил Макдан, - эта тварь всю ночь проплавала в море, круг за кругом. Круг за кругом. Близко не подходила - недоумевала, должно быть…Я видел всё, я понимал все: миллионы лет одиночества на дне моря, безумное число веков в пучине…А голос - то зовёт - то смолкает. То зовёт - то смолкает…

        Но теперь чудовище было всего лишь в ста ярдах от нас. Оно пришло на таинственный зов, кого-то так похожего на него. Оно кричало и «Ревун» кричал. Когда луч касался глаз зверя, получалось: огонь-лёд, огонь-лёд.

       -Вот она, жизнь, - сказал Макдан.  - Вечно все то же: один ждёт другого, а его нет и нет. Всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. И наступает час, когда хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно больше не мучило.

- Целый год, Джонни, целый год несчастное чудовище лежит в пучине за тысячи миль от берега. Ему, быть может, миллион лет. Только представь себе: ждать миллион лет! Может быть, оно последнее из всего рода. Мне так почему-то кажется. И вот, пять лет назад сюда пришли люди и построили этот маяк. Поставили своего «Ревуна», и он ревет над пучиной, куда, представь себе, ты ушёл, чтобы спать и грезить о мире, где были тысячи тебе подобных; теперь же ты одинок, совсем одинок в мире, который не для тебя, в котором нужно прятаться. Но зов «Ревуна» такой слабый и знакомый летит за тысячу миль, пронизывает толщу воды, и ты плывёшь вверх, медленно-медленно...

          Рэй Бредбери, «Ревун».