И читаю я фантастику и подобные пустые книжки в таком количестве и каждую минуту свободного времени потому что эта безумная попытка замостить бреши одиночества в бурлящем котле города, да еще потому что, в совем большинстве, они не требуют глубокого прочтения и сопереживания автору. Я стал почему-то сопереживать написанному больше, чем переживаю прожитое собой. И если снова читать Достоевствского, то я боюсь просто сойти с ума, пытаясь понять изложенное в книге, точнее не из-за потуг постигнуть замысел, а из-за душевного состояния, сопутствующего чтению.
Этот безумный психологический реализм, русский экзистенциализм, на поверку оборачивается
ржавым скальпелем в руках пьяного хирурга, забывшего дать наркоз.
Тем сильнее выделяется перкрасный и романтичный, как сама любовь Ремарк. Его боль и печаль не раздирает душу, в ней нет надрыва, но от этого она не становится менее значтельной и правдивой, его дружба и радость, его светлые чувства подобны Брамсу - этой полноводной реке человеческой дущи, подобны светлому осеннему дню, который очень любил Брамс и, надо думать, любил сам Ремарк.

LI 5.09.15