[393x274]В тот же царицинский день, я продолжила московское насыщение городом поездкой в центр, чтобы впервые побывать на выставке человека, не просто мне знакомого, а мне близкого, родственника, который знает меня с малых лет и с которым и сейчас часто видимся в деревне, реже в Москве. 11 сентября 2008 года в Манеже открылась выставка "Виктор Ахломов. Ретроспектива". В этот воскресный день на первом этаже была выставка спортивной индустрии города Москвы, было шумно, бегали маленькие, стройненькие девочки в гимнастических костюмах, с зализанными волосами и раскрашенными глазами, мальчишки боролись на матах, на ковриках продвинутые городские, но уставшие от жизни в мегаполисе люди занимались очищающей йогой. А на минус первом этаже, справа, где всегда проходят фотовыставки, было немало посетителей, черные куртки которых на фоне белых стен смотрелись еще одним, завершающим снимком. Как я была довольна, как улыбалась тому, что каждую фотографию с выставки я видела в мастерской, про большинство из них знаю истории, которые Виктор, отличный рассказчик, всегда рассказывает нарочито, но смешно и со стилем. Я ходила по выставке не спеша, внимательно подслушивая, проверяя, все ли улыбаются той милой, забытой, доброй улыбкой при взгляде на самые душевные фотографии. В основном работы были отобраны исторические, а если портреты, то знаменитых людей, среди которых все той же святыней висит фотопортрет Ахматовой с автографом Виктору Ахломову. Кстати, упомяну здесь, что помимо выставки в этом году у Вити вышла книга "Субъективный объектив" - набор фотографий, напротив каждой из которых размещено ассоциирующееся с ней у автора стихотворение. Там, в практически нагом виде стоит маленькая девочка Алиса в одуванчиковом поле, а напротив стихотворение забытого, удивительного поэта Игоря Чиннова. Впрочем, это становится похоже на хвастовство, поэтому более говорить не буду, а захотите посмотреть книгу, заходите (она правда хороша, мое излюбленное сочетание визуального и поэтического напротив).

А так как Исторический музей не обновил свои выставки, я выбрала наконец-то зайти в музей-квартиру Мейерхольда, мимо которой столько раз проходила мимо. Как теперь нередко бывает, музей живет своей сохраняющей жизнью в центре сиюминутно живущего, жилого дома, поэтому чтобы в него попасть, надо звонить по домофону, подниматься по живучей лестнице, звонить в дверь и только тогда вам откроют. Красивая, ухоженная женщина, тонко и с умом накрашенная, уже очень в возрасте, но прекрасно выглядящая, продает мне билетик, я оставляю вещи в ее комнатке, где на столе книжка, заложенная очками и плетеная вазочка с сушками и сухарями, в окружении изысканных, но не одного комплекта чашек. Музей замечательный - однин из тех музеев, где все пропитано любовью и знанием хозяев и смотрителей, где обилие материала заставляет завешивать плотно все стены, а исторические вещи той эпохи делать всего лишь элементами интерьера. Подлинные эскизы костюмов и декораций от самых передовых художников, к самым нужным в то время пьесам. Образ Мейерхольда для меня, не так глубоко знакомой с историей русского театра, это всегда образ творца эпохи рубежа веков; нередко, когда мне надо представить себе во всей его абстракции образ Художника-гения, я невольно вспоминаю этот всем известный фотографический портрет Мейерхольда. Этот музей так бы и остался для меня безлико хорошим, если бы не присоединилась ко мне словоохотливая в тот день смотрительница. Привычные для меня 30 минут по музею превратились в более чем часовой визит - так мы с ней разговорились. От Мейрхольда к современности, опять к Мейрхольду, про будущее театра, про настоящее его же, про за границу и страсть к путешествиям. Я в бесконечно новый раз признаюсь вам в любви, нашу культуру сохраняющие смотрители! Надо ли говорить, что уходить мне не хотелось.
[505x400]

А потом я грелась в книжном, при входе в который как стервятники на жертву налетают на тебя спекулянты, предлагая любые учебники и без затянувшейся очереди, но в три дорога. А еще потом полтора часа стояла в очереди в театре Чехова, чтобы в тот день попасть на "Утиную охоту" по Вампилову. Хотя дешевые билеты на неудобные места начинают продавать за полчаса, очередь набирается уже за два. Солидарные, мы давали друг другу выходить погулять по очереди и я, воспользовавшись этой милостью, успела еще за полчаса обежать музей МХТа, который хотя уже должен был закрываться и находится на самом шумном Камергерском, оказался безлюдным и впустившим. Вот куда стоит вернуться: качественнейшая смесь фотографий, костюмов и рисунков-декораций, так что столько Бенуа или Кустодиева-декораторов я никогда не наблюдала. Отперев два засова, меня таки выпустили и я вернулась в очередь.
[533x400]

Я была третьей, и мне удалось купить билет. Неудобность моего дешевого места представляла собой всего лишь тоненький столб, который был совсем не мешающим, если облокотиться и навалиться на правый локоть. Я была рада попасть в этот звездный театр в день открытия сезона, на основную сцену, на любимого мною по его рассказам Вампилова. Игра игрой, но взвинченная популярность театра и места по 7-10 тысяч рублей в первом ряду объясняются звездной, телевизионной популярностью актеров. Сама слышала, пока стояла в очереди, как две девчонки обсуждали: "Ой, я и вот этого знаю, и эту, и этого. Такой он милый. Клееево-то как!" Клево не клево, а мне в целом понравилось, разве что расходились актеры долго, так что к антракту мне даже было скучновато и монотонно, но под конце таким красивым дуэтом сыграли Хабенский и его друг-охотник, да и вся сцена-встреча друзей, предотвратившая самоубийство, вышла чудесно сильно. А в театре постоянно встречались знакомые лица, удостоверяя, как может сдружить людей очередь: с одной вернувшейся из Америки женщиной-преподавателем музыки я еще до входа в театр проникновенно слушала уличных музыкантов, облюбовавших продуманное место напротив театрального входа. А она тем временем говорила о музее Орсе и о том, как слишком много Ван Гога или Ренуара утомляло и едва ли не разочаровывало, убивая то самой прекрасное impression. Вторая знакомая после антракта предлагала сесть в третий ряд, но я была упрямая и глупая и хотела досидеть именно на вымученном очередью месте с тоненьким столбом, уже ставшим для меня частью декораций. Все дорогу домой думала о пьесе, которая оказалась такой сложной, что не удавалось ухватиться ни за одного абсолютно морального и положительного персонажа.