Майский английский день разрешился знойным утром с доигрыванием в волейбол, сбором последних палаток и густым сваренным кофе с горьким шоколадом. С того весеннего КСП в Бодиаме я уезжала одной из последних не только потому, что уж так повелось, а скорее из-за желания насладиться хорошими людьми и русским духом до последнего. Именно этой стойкости, равно как и стойкости моих будущих друзей, я была обязана беседующей полуторачасовой поездке в поезде с Сашей и Леной Евдокимовыми и их детьми. Изголодавшаяся в индивидуалистском Лондоне по интересным, незаинтересованным беседам на всемыслимые темы, я была рада таким идеальным собеседникам. Впрочем, не быв заинтересованной, беседа привела к кое-какому результату, в котором я была ой как заинтересована. Ребята, всего несколькими месяцами ранее покинувшие нашу общую Родину, обещали поспособствовать тому, чтобы я попала на настоящий КСП в Москве. Хорошие люди всегда держат свое слово, а мечты - часто ли, редко ли - сбываются.

[299x200]11 июля. Дождь с удалью менял планы. То мы едем в деревню и меня дядя высаживает в Серпухове, то я еду сама. Спасибо Шуре - другу Саши и Лены - который не только привез мне палатку, но и захватил на станции метро проспект имени Янгеля. Не скрою, мне нравилось ехать в метро с большим рюкзаком и скрученным походным ковриком врубелевски-фиолетового цвета. Не уверена, впрочем, что это вызывало такой же восторг у многочисленных, плотно набитых, возвращающихся в дождливый вечер пятницы домой москвичей. В машине я, сдававшая в тот день утром последний вступительный экзамен в Суриковский, немного поспала. Когда мы уже подъезжали к стоянке, я порадовалась, что мои не поехали в этот день в деревню: дорога представляла собой две колеи коричневой глинистой грязи, узоры которой отбрасывали тени и делали дорогу безнадежной, но витиевато-красивой. Ехали по полю, а когда открыли дверь и моя правая нога обреченно начала засасываться безразличной и беспристрастной грязью, я возрадовалась, что послушалась-таки бабушку и одела высокие резиновые сапоги. Веселый, жизнерадостный рисунок их желтых ромашек был уже через несколько шагов замазан и подменен однотонным бежево-глинистым цветом.

Чрезмерный восторг и ненаправленность энергии надо было усмирять. В этом помогла необходимость сначала оборудовать себе место для краткого сна. Признаюсь честно, что я думала, мне будет местечко у кого-то в палатке, а оказалось, что мне выделили хоромы в виде отдельной палатки. Любезно поблагодарив, я начала ее устанавливать. Наверное, это уже банально и избито пытаться описать чувства и вид со стороны человека, который впервые устанавливает палатку. Исключительная забавность моей ситуации была в том, что я довольно долго делала вид, что я умею и ставлю палатку уже в n-ный раз. Благо, в конце концов мне помогли, а точнее направили мои старания в нужное русло, и палатка была установлена, вещи заброшены - можно было начинать наслаждаться сбывающейся мечтой.

Было уже темно, и я приняла стратегическое решение - обосноваться у основной сцены. Я тихо пристроилась у деревца с самого правого краешка и слушала. Это уже на следующий день, в процессе одного из поверхностных знакомств, на вопрос: "А ты сама поешь, играешь, рисуешь?" - мне пришлось ответить троекратное "нет". Но я слушаю. Не могу похвастаться, что достигла совершенства в этом непростом мастерстве, но я люблю и хочу слушать, а это залог достижения мастерства, не так ли? Я простояла там до конца концерта: Никитин, Костромин, потом кто-то еще. Мне было и стыдно, и любопытно не знать практически ни одной из исполняемых песен. То усиливаясь, то стихая шел дождь, не имея - по обыкновению - ни зонта, ни плаща, я позволяла ему холодить меня, затекать щекочущими каплями за шиворот бескапюшённой кофты. А исполнитель был на той стороне неведомой черты, он был залит светом прожектора и укрыт крышей-навесом. Как бы не была беспретенциозна и объединяюща авторская песня, это охранное, бережное отношение к творцу-исполнителю было уместно и поэтично. За весь концерт от песен меня отвлекала разве что мелодично, хотя хаотично хлюпающая грязь под ногами собравшихся да еще точечные огни фонариков, удальски закрепленных на лбу на шахтерский манер.

А когда концерт подошел к концу, всем пожелали спокойной ночи и посоветовали расходиться по кострам. Как, наверное, предсказуемо читать впечатления новичка, если ты сам уже бывалый кспшник. Впрочем, не стесняясь своей неопытности, понадеюсь, что такое чтиво навеет этим самым опытным походникам воспоминания их первых кспшных шагов. Так вот, это я к тому, что "расходиться по кострам" мне особо было некуда: я никого не знала, а как бы ни были гостеприимны все костры, но ощущение незнакомости и непричастности не могло вывестись даже едким дымом костра. Я уже подумывала пойти спать, чтобы не шататься по темности от огонька к огоньку, не урывать лишь строчки из песен, не улавливая суть, как совершенно случайно, стоя в отдалении одного из костров и подслушивая песни, я познакомилась с интересным человеком. Ему 50, он много слушал, многое знает, лишь избранное любит и ценит. Мне было интересно: это был один из тех ночных разговоров, которые грезились мне в холодной лондонской библиотеке за разговорами самой с собой. Мы говорили о Лескове, я обещала почитать Даля и Розанова, я отстаивала Тургенева и вспоминала Лермонтова, мы гадали, кто же действительно был Рублев, но в одном сходились без спора - Врубель - истинный гений. Я больше не видела этого человека, не увижу больше никогда, но буду часто вспоминать и передавать спасибо за интересный разговор вокруг любимых фамилий, любимых эпох. Когда буду читать Даля и Розанова, вспомню о вас.

Разгулявшись и осмелев, тихо подсела к костру, у которого и остановилась, хотя никого кроме Шуры там не знала. Он назывался "Питерский", несмотря на парадоксальность того, что когда начали перечислять, кто откуда, более половины собравшихся были из Москвы. Мне повезло, я сознавала свою везучесть до слез и перехватывающей дыхание радости. Я знала очень малое из звучавших песен, но все они были такие, которые мне бы хотелось узнать, разыскать, разучить. Кто-то сидел на раскладном стульчике, кто-то на бревне, а кто-то, как и я, стоял - это создавало ритмичную многоуровневость нашей компании. Поближе к теплу костра стояли две мадонны, две женщины с усталыми, но счастливым лицами и с чистейше красивыми, спящими младенцами на руках. Я слушала, не отрываясь смотрелась в красивые и добрые глаза исполнителей, лишь изредка переводя взгляд на их руки, так ловко и спокойно призывающие гитару играть. Так как большинство из играющих у нашего костра на следующий день должны были или судить в жюри, или готовить номер для предоставления на суд этого самого жюри, то концерт был не полуночный, так что в отличие от лондонских Бодиамов я даже поспала, хотя всего пару часов: ну не могла же я не опробовать своими же руками поставленную палатку!

Проснувшись в семь, наблюдала за моим любимейшим процессом просыпания природы и людей. Пока ничего "культурного" не происходило, осмотрела всю занятую стоянкой территорию, прогулялась по уже не такой бодрой и жидкой грязи к речке, залюбовалась на обкошенный памятник-могилку. Надпись поведала, что это могила "неизвестному воину", а пятиконечная звезда на плите была вырезана из дерева и раскрашена в слегка выцветший красный цвет. Я думала, как должно быть спокойно спать этому солдату, если он может ведать, какие добрые и помнящие люди живут в стране, за которую он умер, если может слышать, что они целый день поют, а у детей есть даже своя "республика". Солнце уже проснулось, разлепило лучезарные глазки и обещалось не пускать сегодня дождь в гости - а все и рады. Когда начали работу все четыре мастерские "Второго канала", я побродила от одной к другой, но, уверившись, что лучше выбрать одну во избежании сумбурности, остановилось на уже ставших родными питерцах (Д.Коломенский, В.Кузнецов, А.Груздков).

[320x240]Я простояла в уголочке у заросшей мхом березы в течение всех часов работы мастерской - до пяти вечера. Я и не ожидала, что соревновательность и оценка окажутся так смежны с тем ,чему я решила посвятить свои мысли и свое время, о чем я думаю фанатично всегда и везде - критика вкуса. Основные замечания были мне симпатичны и мною же применяемы в критериях оценки работ искусств: игра на нюансах и полутонах; необходимость сказать что-то цельное и новое своим произведением; равносильная значимость содержания и формы; последовательный поиск своей манеры, но без наигранности и претензии. Это может показаться очевидными истинами, он как сложно (если не невозможно!) воплотить их в единой творческой работе. Впрочем, спустившись с небес и не замахиваясь на идеальность, было немало хороших песен, зацепляющих исполнений, трясущихся рук и дрожащего голоса, виноватых улыбок при выслушивании критики жюри. Работа жюри мне казалась невыносимо сложной, особенно необходимостью высказывать свою критику тут же, сразу по прослушивании песен. Они были честны (им и не было резону не быть таковыми) и, как мне показалось, довольно строги в своих оценках, но профессиональны и аргументированы. Тем удивительнее было позже увидеть так много фамилий в списке "находок дня": видимо, кнутом и пряником, как говорится.

Так незаметно прошел день. Мастерская находилась в лесу, так что мой взгляд немного устал от веселой рябости теней от листвы и проникающего сквозь щелочки шапок деревьев солнца. Я вышла к дороге, не заметила сколько времени побродила по уже затвердевшей дороге, разгребая накопившиеся мысли и выводы. Вернулась к главной сцене как раз к началу концерта "находок дня" одну четвертую которых я слышала в течение работы мастерской № 4.Скрываясь от чрезмерно раздобревшего солнца, устроилась идиллически на траве в тени березок, оперевшись на одну из них, косточками позвоночника чувствуя стройность ее ствола. И опять слушала. Нет, заранее отвечаю, я не устала и мне не надоело. Было хорошо, разно, жизнеутверждающе и бойко, темы были разные, еще более разнились стили. Когда была спета последняя песня концерта, оказалось, что уже стемнело и начала оформляться на еще нежно стемневшем небе полная луна. По мере того как темнело, все более блестели глаза зрителей, все азартнее звучали исполнители заключительного концерта. Лауреата в этом году не было: скорее всего от избытка равно хороших исполнителей, но не блеснувшей единственной и недостижимой оригинальности. Вот все и закончилось: было искристо-прохладно, а луна налилась, назрела и, словно отягощенная своей яркой оранжевостью, нависла почти у самого горизонта. Тишину послеконцертной ночи хотелось наполнить продолжением еще не спетых песен. Увы, у нашего костра ничего не пелось, а к другим я так и не захотела пристать. Изрядно замерзнув, пыталась греть руки у только дымящего, неумелой женской рукой разведенного костра на нашей стоянке, у которого сидели лишь две женщины, не поющие, но по-восточному неспешно беседующие. Сквозь листву и сырость воздуха уже синевато светало, а я одела все имеющиеся носки и, засыпая в палатке, не грустила о неотвратимости завтрашнего отъезда, но радовалось подаренным впечатлениям, мелодиям, песням, пейзажам, которые еще долго после заврешения фестиваля будут озадачивать и вдохновлять.

Утренний концерт воскресного дня был одним из самых душевных и элитных, так как на нем присутствовали только самые неспящие и жадные до жизни и впечатлений. Я консервативно сидела все у той же березы, песни казались еще свежее от ясной и обильной росы и умеренного солнца. Горизонтальные черточки перистых облаков вторили черным черточкам берез, а на сцене то пели, то читали стихи. В перерыве я уже немного томно и прощающись бродила по территории лагеря, выискала всех троих красавцев-жюри и поблагодарила за вчерашний день, просто сказала спасибо, не объясняясь. Впрочем, Диму Коломенского я еще немного помучила вопросами о судьбе современной художественной критики, получив приветливые, оригинальные, умные, доброжелательный ответы: спасибо вам! А по дороге уже тянулись уменьшающиеся фигурки уходящих, овертикаленные рюкзаками и огоризонталенные чехлами с гитарами. Не дослушав последних исполнителей, чтобы сохранить чувство вечно продолжающейся песни, я присоединилась к уходящим и мельчающим по мере удаления фигуркам, вот только, увы, у меня не было гитары. Просидев на каменной плите под зноем полуденного солнца и чихая от иссушенной пыльцы трав, я не дождалась автобуса на Серпухов, но зато дождалась Юли, которая любезно не поленилась приехать со своей дачи в Чехове и забрать меня в откондиционерованную прохладу своей машины. Лишним будет говорить, что я заснула сразу же, спала приехав к Юле на дачу, спала в машине дяди, когда он вечером вез меня домой. А в понедельник у меня был последний экзамен, но так душевно, хотя и приятно-выматывающе, проведенные выходные ни сколь мне не повредили, а только придали еще больше жизнерадостной бодрости и уверенности. Я бы еще долго могла рассуждать о тех напыщенных, но искренних мыслях, вызванных фестивалем, о радости за страну, которая будет жива, пока хорошие люди собираются, несмотря ни на какие условия, чтобы просто петь и говорить, но во избежании пафосности, просто скажу спасибо. Спасибо всем тем хорошим людям, которые помогли, которые пели, которые судили, которые интересно говорили, которые просто были, а главное есть.

[533x400]
За фото спасибо - http://prokhozhyj.livejournal.com/344565.html