[400x300]
Еще лондонских времен, выкладыааю, чтобы удалить лишний вордовскй файл.
Несмотря на то что я поднялась рано утром, совершила утреннюю пробежку, стиснутая в переполненном вагоне метро прочитала заданную к следующей лекции статью, дергающейся от остановок рукой подчеркнула карандашиком ключевые, заинтересовавшие и годные на афоризмы мысли, а также успела допроснуться выпитым на ходу, а приготовленным - дай бог - за полминуты старбаксовским кофе, я чуть не опоздала на лекцию. Да, и это если учесть, что до нее мне еще надо было успеть ответить на пять-шесть электронных писем, забежать сдать документы на оформление визы и заказать билеты на рейс в Москву, а потом еще из-за долга порядочности и учебы на факультете истории искусств забежать на недавно открывшуюся выставку, хапающим взглядом зацепить визуально два-три экспоната, чтобы потом как-нибудь, когда появится свободная минутка, обдумать и оформить свое оригинальное мнение об этой передовой выставке.
Это все пустяки, когда дело касается только меня, но когда мне пришлось целых пять минут моего драгоценного времени потратить на ожидание опаздывающего товарища, я беспомощно рассердилась. В раписанности моего дня была какая-то прелесть современности, я даже порой (опять же в неожиданную минутку свободного времени) любовалась на эту свою ловкость в обращении со временем, своим умением использовать, не давая передохнуть, каждую секунду.
Но я так и не рассказала, что же такое особое произошло, когда я наконец-то прибыла на лекцию. Лекций я давно уже не люблю. Целый час тратится на рассуждения и предположения, которые можно было бы выдать в кратком изложении и за полчаса. А тут еще не выспавшийся организм начинает проваливаться и задремывать под электрическое гудение проектора. Эта лекция была тем счастливым исключением, когда профессор говорит насыщено и информативно, вступает в диалог вопросов-ответов с аудиторией, сам оспаривает свои же выводы, ищет более правильный подход, прислушивается к толковым советам из зала. Время летело - я даже не смотрела по воспитанной со школы привычке каждые десять минут на часы, а об окончании неоконченной лекции поняла только, когда в заполненную аудиторию постучалась женщина в чистеньком офисноватом костюме с извиняющимися, но не допускающими неповиновения ужимками попросившая освободить лекционный зал для ожидающей начаться конференции.
Мы были грубо прерваны. Мы все, потому как мы уже сроднились, загорясь общими проблемами и вопросами. "Вот ведь как, - ехидно-старческим, подготовляющим к назидательным воспоминаниям голосом начал профессор, - а в былые времена нам доводилось до вечера засиживаться за обсуждением каких-нибудь древнегреческих терракотовых фигурок. Потом наша дискуссия перемещалась в паб, продолжалась и на следующее утро. А теперь вон все по-другому". Этот высмеянный монолог из серии "а в былые времена", эта штампом звучащая из уст пожилого человека фраза была так современно права, что никто не посмел намекнуть о ее пошлости. Он был прав. Нас выгоняли. Строго регламентированный график предполагал забукированность зала с 11 до 12 другим физическим лицом.
Когда я шла домой мне было поучительно. Я как прилежная, но пристыженная школьница усердно обдумывала мораль сегодняшнего утра. Мне на мгновение со всей наглой живописностью представилась жадность нашей эпохи, ужасающе наглядно вырисовался тип "занятого человека". Мне было стыдно и жаль. Жаль, что несмотря на интересность, разнообразность, просвещяющесть всех моих ежедневных дел и затей, я теряла что-то. Более того, ничего и не приобретала.
В тот день вечером, среди разбегающихся людей и фабрично гудящих машин, мне хотелось остановиться, засесть с настоящим другом в кафе и проболтать всю ночь. Но, оказалось, что у меня в распоряжении не оказалось ни незанятого в это время друга, ни свободного местечка в кафешке, ни всей ночи.