С утра тот же путь, только на этот раз цель – ГИМ. Покровский собор зябнет под моросящим дождиком, от которого прячешься под крышей Исторического, выжидая последние 10 минут до открытия. Сначала - на расхваленную выставку золота, которое впечатляет, довлеет, но не трогает или тем более умиляет. Тяжелые оклады, кадила, сокровищницы глядят отчасти пропагандистски настойчиво, безоговорочно объявляя свое богатство и превосходство. Есть, впрочем, и премилые, на мой вкус, вещицы в виде тоненьких пластиночек, иллюстрирующих благовещение или распятого Христа: в них тоже роскошь драгоценного металла, но нежная, деликатная. В моем любимом, вечно полузаброшенном двухзалье очередная камерная, очень подробная выставка, на этот раз посвященная юбилею юношеского студенческого фестиваля 1957 года. Обилие пригласительных билетов, афишек, фотографий с заморскими гостями, улыбок и ситцевых платьицев. Две пожилые женщины неспешно рассматривали фотографии за стеклом, комментируя и вспоминая: «А сколько детишек потом появилось!» :) Забавно, наверное, ходить на склоне лет по исторической выставке событий, частью которых ты был когда-то сам. Неужели и у меня будет когда-то подобное? И какова будет тематика той выставки?.. Только вышла из ГИМа, водяной стеной обрушился уже по-августовски прохладный дождь. Промокнув насквозь, все же пыталась спрятаться под козырьком двери выставочного зала исторического, заодно фотографируя серебристую крышу музея с черным силуэтом фонаря на переднем плане.
Направляясь по Тверской к музею современной истории России, не могла пройти мимо книжного, полюбовалась тяжеленными монографиями по Врубелю, Серову, каталогом московского архитектурного модерна. Музей современной истории России мой – да, да, угадали - очередной любимый! Я мало что смыслю пока в теории музейного дела, но мне кажется, что этот недавно обновленный музей на самом правильном пути в главной цели музея – его преподнесения материала зрителю. Я бы без преувеличения могла пробыть по часу в каждом из залов, но в тот день лишь вскользь прошлась по знакомым комнатам. В залах революционной эпохи полно милой чепухи типа зеркала с тайником, записной книжки да крестика на тоненькой цепочке. В этих вещичках больше истории, чем во всех памфлетах и листовках! А в другом зале конфеты с Лениным на обертках, а еще дальше гитара Высоцкого.
А в Воротниковском переулке, если идти в сторону Маяковской, отыскала Дом Нащокина с его выставкой детского портрета Зинаиды Серебряковой, где, позвонив в дверь, поднимаешься по крутой деревянной лестнице и попадаешь в заботливые руки хранительницы. Она усаживает в кожаное утопающее кресло, включает с самого начала (за неимением других посетителей) документальный фильм о тоненькой художнице с большими карими глазами. Тепло, уютно после продождившейся Москвы, так что едва не разморило и фильм смотрится сквозь дрему: мелькают кадры сельской жизни в Нескучном, любовной истории, женитьбы на брате, милых детей с таким же неестественно большими карими глазами, Парижа. Мне мил ее спокойный, светлый путь исканий в творчестве, очень личный, камерный, без претензий и замаха (не поэтому ли ей не давались такие монументальные задания как панно для Казанского вокзала?). Логично и то, что она не пожелала стать советской художницей с ее врожденным восприятием искусства как свободы и красоты. Сама выставка очень мила, наполненная пухлыми ручками, толковыми головками, изящными кукольными рубашечками и выразительными глазами.
Следующая остановка – Литературный музей на Петровке 28. Проходя мимо памятника Высоцкому, вспоминала, что в тот день был юбилей, так как из колонок звучал знакомый голос, а у памятника устанавливали сцену. В этом музее я была впервые, хотя давно собиралась. Расположился он в каком-то старинном доме, судя по богатому, но уже поскрипывающему паркету, неустойчивым лестницам и окошкам с милыми видами во дворик. Ни единой души в музее, а только челобитная Аввакума, жития святых, сочинения Екатерины II и прочие вдохновляюще пожелтевшие рукописи. И далее для каждого знакомого лица: Некрасова, Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Гончарова, Тургенева, Толстого, Чернышевского, Лескова, Чехова - отведено свое личное застекленное хранилище на тоненьких деревянных ножках. Неожиданным подарком стали две тончайшие, по-обычному едва уловимые, но такие подробные и всеобъемлющие акварели Врубеля! (вариант «Пророка» и «Ангел со свечой») В завершение рукописи Булгакова, которые позволяют стать очевидцами того, как он вымарывая одно имя-отчество своего героя, подыскивал ему другое, единственное верное и подходящее.
Закончить день собиралась музеем Гулага, который всего несколькими домами дальше, на Петровке 16, но, увлекшись ответвляющимися улочками, пришла туда, когда он уже был закрыт и охранник настойчиво советовал приходить обязательно завтра. А залюбовалась я на спрятанное за забором какое-то посольство с экзотическим флагом, церковь с зелеными куполами, полузаброшенный, потрескавшийся дом, еще одну церквушку, но свеже выбеленную и нарядно отреставрированную и еще один полузаброшенный, но все же жилой дом из словно черного кирпича резкими горизонталями выпирающего в виде уродливого узора.
Прошла по Кузнецкому мосту к метро и переполненная впечатлений даже не читала в поезде.

Дом Нащокина с выставкой Серебряковой
[600x450]

Литературный, что на Петровке
[600x450]