Он так резко хлопнул крышкой мусорки, что из ближнего купе высунулась усатая морда и деловито зыркнула. Сквозь окошко двери морда увидела молодого парня субтильного телосложения в джинсовке поверх синей майки, плотно стягивающей грудную клетку, с худым лицом и до того острым подбородком, что казалось, дотронься пальцем до щетины и неумолимо оставишь на ней каплю своей крови. Он и весь был, словно, вырезанным из бумаги бритвой фигуркой человечка, слишком много прямых углов в пропорциях с выпирающими косточками, от коленей до кадыка. Когда в давке он кого-то задевал локтём, ощущение было словно слегка, но ощутимо кольнули финкой. Собственно, носитель усатой физиономии это почуял на своей шкуре, когда вчера ночью, загружаясь в поезд, парень задел его в тесноте тамбура. Даже сквозь слой жира, стянутый ремнём, мужик нутром ощутил давно забытое чувство беззащитности перед точным, проворным ударом ножа. "Дрыщ, бля…Кудааа прёшь!" - прошипел он тогда. Парень его не слышал, а может и слышал. "Слышал гадёныш", думал он сейчас, разглядывая рваные волоски чёлки, не доходящей парню и до середины лба. Мужик с удовольствием бы размазал бы этого сопляка, больно он ему не нравился. Он от ярости закусил левый ус, но промолчал. "Опять она ж разорётся…". Она сидела рядом и была его женой, худой как швабра, невротичкой с глазами цвета голодной жабы. Ими она сейчас и расстреливала молодого строителя, читающего "Коммерсант". У того же не было совершенно никакого желания ответить хотя бы полуулыбкой, тем самым, приподняв давно упавшие акции этой женщины на бирже имени позднего климакса. Она с тоской понимала и, вообщем-то, была непрочь устроить скандал этому "усатому херу", хотя бы, чтоб как-то скрасить эту нудную поездку. И он это тоже прекрасно понимал, поэтому, злобно взглянул на свою мымру, отхлебнув "Жигулёвского", принялся дожёвывать курицу.
Парень тем временем возвращался в своё купе. Ему не было дело ни до усатых мужчин, ни до их жён, ни до собственных локтей. Тревога постепенно уходила, он чувствовал себя лучше и понимал, чтобы совсем ничего не чувствовать надо поспать. Поспать…, а потом посмотрим. Он открыл дверь своего купе. Там за прошедшие двадцать минут ничего не изменилось. Женщина читала у окна, изредка поглядывая сквозь очки на проносящиеся за окном деревья. Пейзаж становился всё более разнообразным - унылая чахоточная степь сменялась осенним лесом. На верхней полки её сын слушал плеер, лениво перелистывая молодёжный глянец. Худосочный мужик, прозванный парнем в уме "Мухомором" за рыжие, почти красные волосы спал, закрыв лицо кроссвордом. Будь он и она помоложе, мужик бы уже травил байки, сыпал ба анекдотами, услышанными в курилке, она бы мило улыбалась, разливая вино по пластиковым стаканам. Хмельное б его рыло розовело бы под цвет волос, а руки б уже шарили под её блузкой. Пацан бы был отчислен на болт, а парень ушёл бы напиваться в вагон ресторан. А так мужика скорее заботит собственный простатит и сквозняки, а её, чтоб недоросль не навернулся с полки. По крайне мере он так думал, и эта мысль веселила его, отгоняя уже поднимающаяся из нутра тревогу. Руки потели, он сел на своё место и поплотнее укутался в джинсовку.
-Так, вы Сергей, к кому в Москву? - женщина явно хотела с кем-то поговорить, Донцова была дочитана. Парень удивился, услышав своё имя и постепенно вспомнил, как сегодня утром рассказывал ей, что закончил институт, нашёл через Интернет в столице работу, сейчас едет устраиваться.
-У меня там много друзей, да и денег может хватит, чтоб снять квартиру. В ближнем Подмосковье, правда.- он улыбнулся и сглотнул слюну, острый кадык упёрся в ворот куртку.
- Нет, ну почему же…Я вот слышала…-женщина с упоением начала рассказывать про расценки на недвижимость. Это чисто провинциальная привычка знать, сколько стоит метр площади в доме у метро "Комсомольская" и почём нынче килограмм докторской в "Елиссеевском". Он продолжал улыбаться, её речь доставляло ему удовольствие.
-…Советую, не покупать прописку. Кругом одни лохотроны, лучше честно женитесь на коренной, - её брови поднялись, как дворники на авто, а улыбка свернула жидким золотом между рядами белых зубов.
-Да, это не проблема, найдём,- мускулы лица уже устали держать жизнерадостную маску. Где-то на уровни печени уже поднимался холод, прокалывая внутренности сотнями угол. Иглы явно делились почкованием, ледяные ежи поднимались всё выше. Он узнавал эту боль, он знал, что она придёт, он, вообщем-то даже не надеялся.
-Вы дизайнер?
-Да, веб, - ответил он с небольшой паузой.
-Вот Ванюша тож хочет, от компьютера не оторвать,- она запрокинула голову и позвала сына - Правда, Вань?
Только не это. Пацан повернулся и парень физически ощутил презрение испытываемое им ко всем здесь находящимся. Каждая клетка готова была разорваться от этого давления. Пацан уныло на него смотрел и казалось, видел ледяного ежа пробирающегося по тонкой шеи в мозг парню.
-А вот и мост-Женщина начала отодвигать занавеску. Сталь реки ослепила его.
-Я выйду покурить, - проговорив только остаток фразы -рить-, он резко встал, ударившись об свисающие ноги Мухомора. Мужик обернувшись, увидел только собственную рыжую проплешину в зеркале стремительно закрывающейся двери.
Поезд заметно качало на мосту. Или уже отчаянно качало парня. Он не знал. Он знал только, что всё сказанное в пределах этого купе было ложью. С института он был отчислен ещё на первом курсе, семьи давно уже нет, родители безуспешно пытались с ним сделать что-то в течении трёх лет, мать и отец в конце концов бросили это дело, он знал, что рано или поздно они устанут. Он стоял у окна и курил, а они кричали, умоляли, просили, угрожали седые за три года, ставшие немощными стариками. А он стоял и курил и ждал, когда за ними захлопнется дверь, зная, что захлопнется. Он тогда был уже вмазан и ему было уже всё равно - просто ещё одной закрытой дверью больше.
В Москву он подорвался случайно. Взял с хаты последнего знакомого, который ещё мог пустить его, всё, что можно толкнуть и рванул к бывшей однокласснице. В Москву, чтоб начать с нуля. Без "чёрного". До того, как такси умчало его на вокзал, ширнулся последний раз в подьезде. А "самую последнюю" дозу взял собой.
Её он искал между пластиковых бутылок и "доширака". Радостно сжал, каждая рельса отдавалась болью где-то между кожей и костями. Он до хруста в ладони, обхватил ручку туалету. Открыто.
Усатый мужик стоял в клубах дыма, когда в тамбур вошёл он. Ватные ноги подкосились, он сполз на корточки и закурил сигарету. Мужик отражался в лучах заката, словно Буденный на ноябрьской открытке. Могущественно и воинственно. Он сузил ноздри и закусил сразу оба уса.
-Сколько ещё ехать? - спросил парень металлическим голосом.
-Часов тринадцать, - Будённый сплюнул и отвернулся. Лес горел кровавой листвой.

В колонках играет: Depeche Mode - A Pain That I'm Used To

LI 5.09.15