Под Новый год – совсем один.
Избегнув муки приглашений,
Сижу, как дурень оглашенный,
Небрит, нечёсан, нелюдим.
Себе слуга и господин,
Спешу вкусить от прозы быта
За стол, из трусости накрытый
На две персоны. Мало ль что?
В зелёных ёлочках кашпо
Напоминают о больнице,
С размытых фото смотрят лица
Друзей, лет пять как не похожих.
Без них мне плохо. С ними – тоже.
А ведь не ими ль, между прочим,
Когда-то был мне напророчен
Душеспасительный успех –
Быть Пострадамусом-за-всех?
Не прижилось. Тая таланты,
Не всем купаться в свете рампы.
И хоть сто раз был прав Шекспир,
Когда острил: весь этот мир –
Театр и люди в нём суфлёры
(Или актёры – что не суть),
Но сонный зал не обмануть
Игрой в придуманное горе.
Рыдай, паяц! Memento mori.

Однако полночь. Час настал.
Бросаю в пенистый бокал,
Смертельный порошок досады,
(«Быть или не быть», том пятый – «Яды»),
Коктейль несбывшихся обид,
Особой масти суицид,
Чьи козни не коснутся тела,
И сцена имени Отелло
Мятежный дух не исцелит.
Болит? И пусть себе болит.
Искусство требует искусов,
Любовь к изнанке – дело вкуса,
Кто ждёт озноба, кто огня…
Довольно. Хватит. Без меня.
Во многом знанье много скуки…
Я умываю (мóю) руки,
Иду к остывшему столу,
Вслед Буриданову ослу
Томясь, с чего бы здесь начать,
И на устах моих печать,
И привечая эскалопы,
Я все дальнейшие заботы,
Вверяю вилке и ножу…

Яд не подействовал.
Живу.

(с) Саша.