Эта картина надолго запомнилась меломанам. Усталый Борис Гребенщиков, а рядом с ним - бодрые моложавые иностранцы. Все играют. С приятным "чужим" акцентом и русским драйвом норвежская группа "Джонс Кихот" исполняет хит "Рок-н-ролл мертв", Боб тихо и обреченно подтягивает, выглядя при этом, как живой памятник. Лето прошлого года, фестиваль "Окна открой", жара и Кировский стадион... Либо рок-н-ролл действительно мертв, либо БГ решил подальше запрятать воспоминания о старых добрых временах. Как выяснилось в процессе беседы - второе.


Борис Гребенщиков: "Я уважаю то время, но оно уже прошло"

- Мы собираемся повесить во дворе рок-клуба памятную доску. Чтоб люди знали: здесь происходила культурная революция восьмидесятых. Вы готовы внести свою лепту?
- Может, и нужно этим заниматься. Потому что было хорошее время. Только почему во дворе? Ничего там не происходило. Во дворе уже пили потом.
- Как вы думаете, а что на этой доске должно быть написано?
- Ради бога, не привлекайте меня в соавторы. Я не стану вписываться в такое грязное дело!
- ???
- Незачем извлекать на свет божий эти воспоминания. Неинтересно. Наверное, надо поблагодарить КГБ за то, что они все это устроили и нам не мешали.

"...Я находился под сильным влиянием Боба и во многом старался его копировать. Он читал все подряд, и за ним было не угнаться. Он так рассказывал о книгах, которые прочел, что не прочесть их было невозможно. Он стал читать по-английски. Откуда он его узнал, я так и не понял, ведь в школе он изучал немецкий. Выяснилось, что уже в период нашего знакомства он закончил курсы гидов-переводчиков на английском языке, что для него оказалось вполне достаточно... Потом появилась философская и эзотерическая литература, и этого я уже осилить не мог. Хотя мне всегда были близки мировоззрение Боба и его способность оперировать разными понятиями. Мы вели бесконечные разговоры, и его было приятно слушать".

- Ваши тексты кто литовал?
- Замечательная журналистка по имени Наталья. Она потом в Музей театра работать пошла. Все ведь нас поддерживали и по мере сил пытались сгладить свое положение. Они между двух огней находились и работали еще при этом.
- Вы принимали участие в создании знаменитого письма, ставшего толчком к открытию рок-клуба? Мол, мы "не хулиганы, а музыканты, разрешите играть"...
- Писем было много. На моем веку - штук пять. И "идейные" споры велись постоянные. Помню собрание в 1982 году, когда рок-клуб, во главе с Геной Зайцевым пытался исключить "Аквариум" из своих рядов за то, что мы на каком-то домашнем концерте спели что-то не то.
- Получается, что ваше "неформальное" объединение жило под кондовым законам советской парторганизации. Собрания, цензура, исключения...
- А кто вам сказал, что это было неформальное объединение? Это действовало абсолютно официально. И люди пытались, соблюдая личину официальности, дать возможность играть большинству групп. Я понимаю тех, кто нас исключал. В рок-клубе было 20 команд, всем нужно было жить. А когда экстремалы вроде нас и Телевизора" тянули одеяло на себя, остальные возмущались.
- Так, значит, "культурная революция" - миф? И недаром шансонье Новиков решил, что лучше "честный блотняк", чем "вся эта гнилая тусовка во главе с БГ и Джоанной Стингрей, мечтавшая свалить на запад"...
- Я к Новикову отношусь с большим уважением, зная историю его жизни. Человек пострадал действительно ни за что. Но с его обвинениями не соглашусь: существует общемировая культура, и пытаться от нее спрятаться в собственном маленьком садке глупо. Это не похоже на то, что происходило в нами в восьмидесятые. Мы всегда занимались русской культурой, но в контексте общемировой. А то, что мы мечтали свалить на Запад, - ни-ког-да.
- Продолжаю мыслить о том, что неформалы - миф. Участником "великой культурной революции", стало быть, вы себя не ощущаете?
- У меня была личная задача: сделать так, чтоб жить стало интересно. Отсюда и рок-журналы, и друзья, которых, кстати, найти было сложно (несмотря на то, что все друг друга знали).
- То-то вы с Курехиным все время ссорились!
- Это полная ерунда. Мы с ним расходились и сходились три раза. Самый долгий период был после "Детей декабря". Но я снимаю перед ним шляпу за то, что, при всей своей джазовой гениальности, он тратил время и на нас.
- Однако вас ведь не увлекла его идея синтеза действа и музыки?
- На мой взгляд, музыка - самодостаточная вещь. Даже вид артиста от нее отвлекает. Конечно, такие группы, как "Пинк Флойд", устраивают шоу. Иначе усидеть столько времени на концерте будет невозможно.

"...Благодаря общению с Курехиным Гребенщиков так внимательно, по-дружески, по-отцовски, по-братски воспринял появление Цоя. Я тогда жил у Гребенщикова, как раз на улице Софьи Перовской. Цой принес ему первую кассету, вернее "45" - пленку - тогда еще кассет не было. Сейчас я себе с трудом представляю, чтобы музыканты, среди которых настолько популярен дух соперничества, дух выживания, с такой радостью и гордостью воспринимамали чужие успехи. Видимо, потому что тогда ситуация другие требования выдвигала (на мой взгляд, более рыцарские, тогда никто никого за три рубля не стал бы... совсем наоборот...). И вот благодаря тому, что рядом присутствовали Курехин и Гребенщиков, Цой получал какую-то степень сопричастности к общим проблемам. Разговор шел о серьезной литературе (не забывайте, что Кастанеды в то время было уже нелегальщиной и Библия находилась под запретом). Так что Цой был связан с достаточно интересным кругом проблем и людей именно через Курехина, который в этой среде был мощным генератором и структурировал массу идей вокруг себя. Когда мне говорят: "...вот я смотрел передачу... Юрик Каспарян выступал - "Поп-Механика" - это было веселье...". Но это, может, для него было веселье, а для Цоя, для Гребенщикова, для всех это было совершенно никакое веселье, а была очень серьезная, очень прогрессивная работа".

- Был ли в вашей жизни гуру - человек, за которым вы следовали?
- Мы были первым поколением. Старшие читали стихи, занимались Бродским, Цветаевой, театром, балетом. "Россияне", "Мифы" и "Санкт-Петербург" одного времени с нами. А перезнакомился я со всеми через Колю Васина. У него такая тусовка была! Самые разные и радикальные люди. Потом возник слух, что в Доме самодеятельности вроде бы что-то можно сделать... Да я сам ходил с письмами в горком комсомола. И Коля Васин ходил, и все мы... Отчетливо помню, как мы собрались в этом ЛДСХ, стали писать устав рок-клуба. В итоге все начало функционировать.

"...В Таллине "Аквариум" познакомился с "Машиной времени". Знакомство началось с того, что Макаревич пытался соблазнить мою жену и увести ее в свой номер, но ему пришлось забрать и меня вместе с ней. Там мы сильно напились, и моя жена осталась нетронутой. Мы очень сильно подружились с Макаревичем и остаемся по сей день лучшими друзьями. Кроме того, он выяснил, что я тоже музыкант, и ему песни мои нравятся. Они экспортировали нас в Москву (1976 год), а мы их - в Ленинград. Мы Москве понравились, но не привились, они Ленинграду особо не понравились, но привились и стали самой модной группой".

- Вам не грустно от того, что рок-клуб постепенно развалился?
- Все, кто хотел заниматься музыкой, ею занимаются. А те, кто остался в клубе в девяностые, просто приходили туда попраздновать и выпить. Рок-клуб держался, пока его КГБ опекал. А когда давление исчезло, можно было проводить концерты и без него. В 1986 году стенка полетела. Витька Цой говорил: посмотрим, что теперь будут делать люди, бившиеся об нее головой... По большому счету, все держались друг друга, потому что хотелось выжить. Рок-клуб давал этот шанс. В нем всегда были те, кого интересовала только музыка, и те, кто, не имея возможности ей заниматься (просто, потому, что играть не умел!), ловко пользовался атрибутикой подполья. Так вот, первые из подвала вылезли и работают, а вторые и продолжаю там сидеть. Поэтому сейчас много попсы. Ведь вся нелегальная музыка (если ее разрешить) почти такая же, как легальная.
- Это вы про Земфиру?
- Ну, Земфира еще хорошая. Я уверен в том, что большинство из современных музыкантов не очень внимательно слушают не очень слушают то, что происходит в мире. А в нем много талантливого и интересного, на которое можно равняться. Если же знать только модные поп-группы, то твое творчество далеко не уйдет.
- Бывшие рок-клубовцы сегодня дерутся за титул самой значительной фигуры восьмидесятых!
- У многих, кроме прошлого, вообще ничего не осталось. В изменившемся мире не все нашли себе место. Им трудно это пережить, но таковы законы бытия: во все времена люди не вписывались в следующую эпоху. Я уважаю то время, но оно уже прошло.
- С кем из ушедших людей вы общаетесь?
- В смысле - спиритически? Я бы с Курехиным поговорил...
- В смысле - на кладбище ходите к кому-нибудь?
- Зачем? У меня, по счастью, есть живые собеседники. А по погибшим я в церкви свечки ставлю. Это не требует вовлечения в процесс воображаемого диалога. Покойник давно ведь на кладбище, я так думаю.
- Вы храните фотохронику тех лет? Часто ли достаете альбомы с воспоминаниями?
- Все мои фотоархивы были постепенно расхищены. Да и вещей тогдашних мало осталось. Специально я ничего не храню. И рыдать над потухшим косяком не собираюсь. Переездов было много за это время, не таскать же за собой все.
- Неужели поднимается рука выкинуть джинсы восемьдесят какого-то года?
- Поверьте, у меня есть кому этим заниматься.
- Но ведь наше пришлое - это и есть мы!
- Ошибаетесь. Мы - это наше будущее.

P.S.: использовались воспоминания Всеволода Гаккеля, Сергея Бугаева (Африки) и самого Бориса Гребенщикова

P.S.2: интервью примерно 2000 года