Сегодня сходим, посморим, послушаем...

Месье_Серж, =)

вчера ходила. это самое лучшее , что было со мной когда-либо. просто слов нету, одни крюкообразности.

-Я ненавижу мужчин,- прошептала мне маленькая шведка, когда толпа в ночном клубе «Бункер» плотно прижала нас к сцене и друг к другу. Зло глядя на меня сквозь слезы глубокими синими глазами, она силилась оттолкнуться от меня обеими руками, в то время как толпа прижимала нас друг к другу, почти вдавливая,- я ненавижу мужчин.
Поперек сцены было развешено черное полотнище с изображением аватары Шивы, а перед ним в атласном огненного цвета халате шаманствовал Борис Гребенщиков. Его выступление никогда не было просто выступлением. Его музыка, пропитанная мощнейшей энергией, была то камланием, то молитвой, то криком, но никогда не просто музыкой. При этом Борис имел тяжеленький мужской животик, прямо на сцене много курил, страдал одышкой и потовыделением. Ему было душно; рубашка была расстегнута, и он, делая время от времени перерывы, растирал левую сторону груди. И отовсюду на него- такого- смотрели десятки пар восторженных женских глаз, затаивших в глубине взгляда осознанное и многолетнее чувство полнейшего обожания и растворения в нем и в том, чем была напитана вокруг атмосфера. Когда концерт закончился, музыканты прошли за сцену, а половина толпы выскочила покурить, желающие могли наблюдать, как с черного хода мимо охраны неслышно проскользнула девушка со спортивной сумкой, набитой вещами, и уселась за столом рядом с Борисом.
-Я - Наташа, Наташа Федотова. Я – к Борису, - говорила она охране, и тыкала им под нос какую-то бумажку.
-Она- журналист? Гример? – спросил кто-то из собравшихся.
-Нет, -ответил вышедший покурить флейтист, -она –Его муза.
Муза оказалась двадцатилетней блондиночкой с огромными глазами, одетой в легкое розовое платье. Во всем ее теле, в ее движениях, помимо просто женского обаяния, бросалась в глаза особенная женственность и плавность, с которой она поднимала руки, чтобы вытереть на его лице или с груди пот, с которой она обнимала его за шею, и в том, как она вытягивала пухлые губы, чтобы поцеловать его в висок. Музыканты с Наташей пили водку. Желающие окурили, и все направились обратно в помещение.
Помимо зала со сценой, в «Бункере» было еще несколько комнат, в которых множество людей проводили ночь за столами и разговорами. Я прошел в последнюю из них и присел за столик в дальнем конце зала, где-то у входа. За соседним столиком шел оживленный разговор. За ним сидели три женщины лет 30ти, по стилю общения и по одежде принадлежащие скорее всего московской творческой богеме, и двое мужчин, один из которых очень неумело и отталкивающе пытался за одной из них ухаживать.
Мы случайно встретились взглядами с одной из тех женщин, затем еще; она, продолжая присутствовать при беседе за своим столом, и очень правдоподобно повернув туда голову, всем телом повернулась ко мне и будто ждала повода заговорить. Наконец она решилась, и повернув ко мне умильное остренькое личико, задала для начала элементарный вопрос. Затем последовал еще один. Так вскоре выяснилось, что девушку зовут Елена, что она художница и среди московских художников имеет кличку Жирафа.
-Жирафа- она такая нежная, величавая, она может вот так вот шею протянуть (Лена чуть положила голову мне на плечо) она очень преданная может быть; вообще, жирафа- мое любимое животное,- сказала она, протягивая мне зажигалку с выбитым изображением жирафа, согнувшего шею.
Лена была замужем, у нее был ребенок, и, что было самым приятным, по гороскопу она оказалась раком- мой любимый знак зодиака.
-Мое увлечение Борисом длится уже больше десяти лет,- она как будто стеснялась слов, которые говорила,- это началось, знаешь, в то время, когда он пел «десять стрел», «Дубровский», «Камни в холодной воде», кажется, в конце 80х. у нас с ним, во- первых, фамилии схожи. У меня девичья фамилия Гребенюк, у него- Гребенщиков. И потом, когда я начала слушать Гребенщикова, так получалось, что он говорил как раз о том, что я переживала в своей жизни в тот самый момент; то есть он думал и проживал как раз то, что проживала я, у нас синхронно шли этапы. Иногда даже бывало так, что я шла к нему на концерт, чтобы услышать, что дальше со мной будет.
-Так не только у тебя. У многих. Ведь Борис проходил путь духовного развития вместе со всей страной. У меня было так же,- заметил я.
-И дело даже не в этом. Он- такой лапочка, толстый. Для него хочется стать всем, все для него сделать…
-Сколько же в тебе любви…
-Да я сама-Любовь, сказала Жирафа, снова чуть положив тонкую шею мне на плечо.
-Да, у Бориса есть колоссальное внутреннее обаяние и умение очень тонко чувствовать, что нужно другому человеку. И он этим пользуется на полную катушку.

-И эта новая жена Бориса, Ирка так называемая, она вообще сама очень интересный человек. Она где-то в Сибири, в колонии психологом работала, и Борис сам ее никому не показывает, естественно. И говорит только: «моя жена святая. Другого такого человека, наверное, больше просто нет». Ну, естественно его жена –святая, если сам Гребенщиков здесь сам со своей новой музой водку пьянствует.
-С кем?.. Что он здесь делает?... Лена поставила стакан с коктейлем на стол и резко посмотрела на меня.
-Пьет он здесь. У него появилась новая… м-м-м ленинградская еврейская муза. Ей лет 20, зовут Наташа Федотова. Пухленькая блондиночка с наивными детскими глазками. И кажется, влюблена всерьез. Сидит, наливает ему и гладит пухлыми пальчиками по голой груди.
Лена сосредоточенно посмотрела на меня:
-Откуда ты знаешь, ты видел?
-Видел. Они внизу сейчас сидели, там, где кухня у них. Я выходил, смотрел.
-Они здесь еще?
-Нет, уехали в Ярославль, у них там сейчас гастроли. Я их проводил, Олег приглашал завтра на концерт в 6 часов вечера. Говорит, будет что-то необыкновенное (я усмехнулся).
-Кто это?
-Олег? Ну, флейтист их, так называемый Дед Василий.
Лена секунду подумала, и повернувшись ко мне, задала два совершенно серьезных вопроса:
Первый: -Какой сейчас день недели?
Я посмотрел на часы: -Час назад был вечер пятницы.
Второй: -У тебя руль есть?

(Из повести Intention to Intimacy, о событиях осени 2001 года)