С  ранних лет,  чудом  смекнув
опасность,  Цинциннат бдительно изощрялся в  том,  чтобы скрыть
некоторую свою особость.  Чужих лучей не пропуская, а потому, в
состоянии  покоя,  производя  диковинное  впечатление одинокого
темного препятствия в этом мире прозрачных друг для дружки душ,
он научился все-таки притворяться сквозистым, для чего прибегал
к  сложной системе как  бы  оптических обманов,  но  стоило  на
мгновение забыться, не совсем так внимательно следить за собой,
за  поворотами  хитро  освещенных  плоскостей души,  как  сразу
поднималась тревога.  В  разгаре общих игр  сверстники вдруг от
него  отпадали,  словно  почуя,  что  ясность  его  взгляда  да
голубизна висков --  лукавый отвод  и  что  в  действительности
Цинциннат непроницаем.  Случалось,  учитель среди  наступившего
молчания, в досадливом недоумении, собрав и наморщив все запасы
кожи около глаз, долго глядел на него и наконец спрашивал:
     -- Да что с тобой, Цинциннат?
     Тогда  Цинциннат брал  себя  в  руки  и,  прижав к  груди,
относил в безопасное место.