Мэри Маргарет пыталась готовить салат. Но именно, что пыталась. Она то и дело поглядывала на кровать, где сидели рядом две женщины Регина и Эмма. А между ними радостный Генри. Мальчик что-то увлеченно рассказывал обеим. У Эммы на лице прописалось сказочное недоумение, а у Регины вполне счастливая улыбка. 

Два врага были сейчас в одной квартире, в одной комнате, на одной кровати. Почти идеальная сцена примирения. И радостный Генри.

Если бы ни одно но.

Мэри Маргарет то и дело замечала, как Эмма смотрит на Регину, а когда та переводит на нее усталый взгляд, отводит глаза и смущается. Белоснежка заметила эти гляделки еще, когда Свон не верила в Проклятие. Но если тогда они были наполнены злобой и желанием отправить Эмму из города, то постепенно это противостояние переросло в нечто большее, чем просто борьба за сына.

Вначале мисс Бланшард замечала интерес только Эммы к Регине и считала, что это ей скорей казалось, чем было на самом деле. Но затем этот интерес стал взаимным.

Когда Регина приходила, чтобы побыть с Генри, Эмма не спускала с них глаз. Когда Мэри спрашивала, она отмахивалась, утверждая, что "Регине даже меняющейся доверять нельзя". Но на самом деле это была ложь, во благо неизвестно кому.

Белоснежка видела неподдельный интерес Эммы к Регине и чувствовала, что между ними разгорается прочная симпатия, и может даже дружба.

А что если между ними любовь?

Когда Мэри Маргарет в голову впервые пришла подобная мысль, она разбила блюдце.

- Посуда бьется к счастью - резюмировала Свон, улыбаясь, матери.

Белоснежке же было не до улыбок. Особенно когда Эмма с каждым днем подтверждала ее догадку.

Когда Регины не было в их доме, Эмма была сама не своя. Старалась вообще улизнуть на работу. Правда, на работе все было тоже не особо весело. Но может обязанности шерифа все, же отвлекали ее от...

 

Мэри Маргарет вздохнула, разворачиваясь, что бы помыть столовые принадлежности.

Она не могла подумать, что между шерифом и мэром может зародиться чувство. Её это злило и раздражало. Не такой судьбы она хотела для своей дочери. И даже когда она поделилась с Чармингом своими догадками, он лишь отмахнулся, говоря, что "даже если это и так, то не наше это дело, сами разберутся".

Но, по мнению Белоснежки, ни Эмма, ни Регина и не пытались разбираться. Они даже не подозревали о своем отношении друг к другу.

Их взгляды периодически вели борьбу за доминирование. Никто не хотел признавать, что он на втором плане. Они обе ходили по этому лезвию симпатии друг к другу и по раскаленным углям их сложных, и местами даже смертельно опасных, отношений. Ходили и не боялись порезаться или обжечься. Наоборот, они с удовольствие клали себя на алтарь подобных экзекуций. И Мэри Маргарет вряд ли могла этому помешать. Хотя, она и не пыталась.

Вот и сейчас, когда обед почти готов, вместо того, что бы радоваться, что они всей семьей соберутся за одним столом, Белоснежка вынуждена грустить о том, что Эмма в процессе их бесед с Генри робко положила руку на запястье Регины. Мэр отдернула ее, укоризненно смотря в глаза шерифу, а Эмма покраснела до кончиков ушей, выдавив из себя неуклюжее: "Простите!"

Мэри Маргарет никогда не понять таких симпатий. Возможно потому, что к Регине она испытывала когда-то, лишь приятельские чувства, но не более. И сейчас она мало представляет, о чем думает Эмма, смотря на Миллс. Но ей кажется, что эти мысли уже далеки от просто симпатии, это уже гораздо большее, которое распирает грудную клетку так, что становится трудно дышать.

Накануне, когда Миллс приходила пообщаться с мальчиком, Эмма оставила их наедине, сама же просто ходила по кухне, туда-сюда. 

- Эмма, все будет хорошо. Она его не съест - сообщила ей Белоснежка.

Свон не слушала ее совсем, находясь в собственных раздумьях. А потом она сказала фразу, поставившую Бланшард в тупик.

- Я переживаю за Регину. Она плохо спит.

Мэри Маргарет так и не поняла, что этой незамысловатой фразой хотела сказать ее дочь. Может быть это был тонкий намек на то, что бы Белоснежка попросила Миллс остаться в их скромной обители? Да это полнейший абсурд!

А что если нет?

И потом, когда Эмма вышла на лестничную клетку, якобы проводить Миллс. Мэри Маргарет показалось, что это был лишь предлог, чтобы еще немного времени пробыть с этой женщиной, приемной материю ее сына. Дверь была приоткрыта, и Белоснежка увидела взгляды, от которых был готов начаться пожар, от которых плавилось пространство. 

Их взгляды как скрещенные шпаги, высекали искры из стали желаний. 

Между их лицами резко сократилось расстояние, и Мэри Маргарет вдруг застыла в тревожном ожидании, когда чуть прерывистый голос Миллс сказал:

- Доброй ночи, Эмма!

Короткостриженная брюнетка покраснела и отвернулась. Никогда она еще не слышала такой интонации от Регины. Но пугала не она, а то, как смотрела на Эмму мадам мэр. 

Прямой точечный взгляд темно-карих глаз.

И Свон, завороженная этим взглядом, словно в нем было что-то, что манило. Сильно и неотвратимо.

 

- Что у вас происходит?

Мэри Маргарет, как мать переживало довольно сильно.

Она не могла по-другому.

Эмма отводила глаза, молчала, переводила темы.

Всё было очевидно. Только озвучить "это всё" не решался никто.

- Мои мамы, наконец-то, не ругаются! - с радостью в голосе говорил Генри.

Эмма гладила его по волосам, но на лице ее прибывала грусть.

Мэри Маргарет знала точно. 

Эмма скучала по Регине.

Спаситель полюбила Злую Королеву.

Пусть они не говорят об этом. Игнорируют тот факт, что им нравится быть наедине друг с другом.

Пусть они обе отводят взгляды, когда те становятся, слишком откровенны.

Пусть они даже себе в этом не признаются.

Мэри Маргарет знала точно. 

Это любовь.