Одни прячут за спинами ножи, другие - цветы.
И, приближаясь из молочной дымки тумана кажутся неясными тенями, и совсем одинаковыми.
Обнимаешь того, кто вонзит в тебя лезвие, и вот уже заранее прячешься при звуках человеческих шагов.
Я не успеваю проснуться, когда он вешает на меня какие-то доспехи, подводит к лошадям и вручает копье.
Когда он подходит, ложится на землю и говорит: "Ну давай же подлец, бей меня, покажи, как ты меня ненавидишь".
И эта растерянность, он заставляет меня тянуть время, пытаешься не заплакать, сочувствуя тому, в чем воображении
ты страшный-подлый-мерзкий-скрытный, как впрочем и многие другие люди.
Я даю ему пощечину, чтобы он прекратил кататься по земле, устраивая истерики, но, хватаясь за лицо, он кричит, что так и знал.
А потом я вижу, что он в её платье, что у него на губах её помада, он лежит, такой смешной в туфлях на шпильке и всё, что я говорю ему, это:
- Ну, полно моя хорошая, не плачь.