Такими вечерами она казалась особенно хрупкой, заглядываясь на своё отражение она даже себе казалась такой маленькой...

То внезапно вскакивала и резкими, ломанными движениями принималась то за одно, то за другое дело,  то как  будто находясь в состоянии травматического шока, обессилено замирала глядя в одну точку. Влажные пряди волос делали холод на плечах все ощутимее. Окно настежь и звуки улицы вместо музыки.

В том, что происходило не было ничего необыкновенного. Принимая все как есть, она заламывала руки и глотала слёзы весь день. Печально было осознавать себя такой беспомощной. Обычно столь живые пальцы безжизненно замирали, а взгляд не искал ничего на чём бы хотел хоть на минуту задержаться. Когда душа так трепещет, готовая вырваться из груди, а веки так горячи, мир отходит на задний план. Он так удивителен, но да, он отходит на задний план, и с этим ничего нельзя поделать. Уроки жизни болезненны.

Она хмурится – ей так тяжело думать в этот час. Посторонние (которыми в этот момент являются абсолютно все) каждым жестом ранят её, она вздрагивает от прикосновений, её ресницы тревожно ходят вверх-вниз. «Оставьте, пожалуйста, просто оставьте меня одну»... шепчут её мысли. Запечатывая молчанием все следы боли, она старательно вслушивается в голоса в телефоне. Когда разговор обрывается, она несколько секунд, словно по инерции, слушает гудки, а потом отбрасывает трубку, словно та обожгла ей руку.

Нити тишины опутывают её лишённое воли тело, она проводит пальцами по корешкам книг, по глади зеркала, по сырому подоконнику... словно тактильные чувства – это всё, что ей осталось. Словно больше ничего – лишь мир кромешного безмолвия и темноты.