Дэвид прочёл три строчки дневника.

"Я никогда его не любила.

Страшно подумать, что он-то - любил.

Ах, если бы не молчал - встрепенулось сердце."

В последний раз ему было так не по себе на похоронах. Возможно, и сейчас он что-то спровадил в мир иной. Свои чувства. Или, наоборот, нашёл старого скелета в шкафу. По лицу же его точно угадывалось одно: смятение. Юность часто делает из мухи слона. Как бы там ни было этот слон готов вот-вот превратить парня в лепёшку. Сжав покрепче корпус любимой камеры, он с трудом поднялся и вышел на улицы, полные одиночества.

Дэвид нередко получал свои лучшие кадры именно ночью. А этой фотоохоте пришлось сыграть роль психотерапевта. Взгляд резал город квадратами, что-то выискивая. По-другому и не скажешь. Фонарь на фоне чёрных деревьев, воткнутый в асфальт, - это что-то. Множество людей прошло бы мимо. Да, так и поступают день ото дня. Им почему-то нужен зал, выставка, картина или снимок, чтобы увидеть "что-то". Хотя, и там многие лишь делают вид.

Трещины в дороге напоминали фотографу о собственных ранах. Закатать бы их - и дело с концом. Только бетон явно грубоват для души. "Как быть?" - клешнями вытянул первые слова Дэвид. "Что скажешь, друг?" Но лампа даже не моргнула в ответ. Ведь иногда молчание лучше всего остального. Сейчас - наверняка лучше, чем тогда. Собственно, что же произошло в это самое "тогда"?