Сиквелл к Драбблу для Шу, написанный по просьбе трудящих ся с форума Fantasy Fanart

Пейринг: Брэд/ОЖП, Шульдих/ОМП, Брэд/Шульдих
Предупреждения: Осторожно, гет! А если серьезно, то текст всего один раз перечитан и может содержать ошибки в пунктуации и орфографии. А, да, и еще: EXTRAFLUFF!!!!


POV Кроуфорда.

Солнце садится, окрашивая гостиную в цвета заката. Алый, золотистый, рыжий… Рыжий. Этот цвет неразрывно связан с моей прошлой жизнью, той, что закончилась около двух лет тому назад. Теперь единственным источником рыжего цвета для меня остался закат. Потому что ему я не могу запретить быть рыжим только потому, что мне не хочется вспоминать.
* * * * * *
Это было безумно приятно – проснуться на больничной койке и осознать, что до сих пор жив. Что сердце еще бьется, кровь циркулирует, а легкие продолжают перекачивать воздух. Первые два дня я был так занят этими ощущениями, что не мог думать ни о чем еще. Зато на третий день со всей ясностью осознал, что мне чего-то не хватает. Половины жизни. Половины души. Рыжего быстрого на движения, язык и мысли немца-телепата. Мне безумно не хватало Шульдиха.
Никто в больнице о нем не слышал. Я заставил одну из медсестер разослать запросы в окрестные стационары, чтобы узнать, не поступал ли к ним худощавый рыжий парень 180 сантиметров ростом, 22х лет от роду?
31 госпиталь. 31 е-мэйл. 31 одинаковый ответ. Нет, такой не поступал. Больше электронных адресов в базе данных той больницы, где я лежал, не было. А телефонный справочник был на тот момент вне досягаемости. Неделю я терзал свой дар, пытаясь увидеть хоть что-нибудь связанное с Шульдихом, но предвидение молчало, то ли не восстановившись после травмы, то ли не желая работать по заказу, словно телевизор. Неделю я был в состоянии близком к сумасшествию. Я привык к тому, что знаю, где находится Шульдих, и что с ним. Огромных трудов мне стоило удерживать свое беспокойство внутри, не показывая его остальным. Неделю в голове билась только одна мысль: повезло ли Шульдиху, как мне, быть подобранным добрым самаритянином и доставленным в больницу, или он остался где-то на берегу, обреченный умереть от истощения? Но по истечении недели все мои сомнения разрешились. Мой дар наконец-то проявил себя и «порадовал» меня видением. Первым, в моей новой жизни.
….Грустный Шульдих встает с подоконника и бредет прочь от окна, словно в прострации. Только я знаю, что в таком состоянии он способен собрать в доме все углы, каждый из которых оставит фиолетовый след на его коже. Но там, в видении, этого не происходит. Посередине комнаты его ловят чужие руки – я не вижу чьи, да это мне и не важно, достаточно того, что я точно знаю, что они принадлежат не мне, а кому-то другому. И этот кто-то другой притягивает к себе моего немца и ласково гладит его волосы и спину. А Шульдих прижимается к нему всем телом, как когда-то ко мне, и улыбается. Я вижу его улыбку. Ему больше не грустно. Наверное, ему очень хорошо. Хорошо и без меня…..
С этого момента я начал отсчет своей новой жизни. Жизни, в которой Шульдиха не будет.
Я знаю, что сам говорил ему не искать меня, а остаться с тем, кто поближе. Я уже видел подобную картинку раньше, но до последнего был уверен в том, что смогу все изменить в свою пользу. Наверное, если бы я не сказал тогда Шульдиху этой дурацкой фразы, он бы стал меня искать…. И уморил бы свой дар и себя. Нет уж, пусть лучше будет так. И тогда, когда я произносил те слова, я думал точно так же. К чему теперь заламывать руки и биться головой об стену? Когда я внушал ему, что другой меня заменит, я хотел, чтобы Шульдих был счастлив. Он и счастлив, где-то там, далеко, и не со мной. Я видел, как он улыбается. А мне остается начать новую жизнь, причем начать ее так, словно рядом со мной никогда не было рыжего телепата. Нужно забыть о нем, чтобы спокойно жить дальше и не превратиться в соплежуя.
Многие говорили мне, что у меня нет сердца и чувство «любовь» мне не ведомо. Неправда. В противном случае мне не было бы так горько из-за фрагмента чужого будущего.
* * * * * *
Вот уже год, как я женат на женщине по имени Элизабет, и прекрасно осознаю, что использую ее исключительно для того, чтобы забыть Шульдиха. Чтобы начать двигаться дальше, не оглядываясь постоянно на прошлое. На то, что осталось по другую сторону океана. Моя новая жизнь совершенно не похожа на старую, и Элизабет стала в этом отличным подспорьем. Она сама, в первую очередь, совершенно не похожа на Шу. Непримечательная внешне, с курносым носом и светло-русыми волосами. Домохозяйка. Размер одежды М, а не XS, как был у чересчур худощавого Шульдиха. Элизабет любит вязать, читать классику и смотреть философские фильмы, которые мне и Шу всегда казались бессмысленной тратой времени. Ведь вместо того, чтобы сидеть и отгадывать символы в очередной киноленте, можно заняться чем-то гораздо более интересным…
А еще Элизабет отчего-то безумно сильно любит меня. Люблю ли я ее? Ни капли.
Я знаю, что такое любовь. Это когда хочется прижать к себе, сомкнуть объятья и не отпускать никогда. Когда целуешь и не можешь нацеловаться, когда каждое движение притягивает взгляд, и его сложно отвести. Любовь – это когда хочется защитить от всего мира, даже если не имеешь на это сил. Когда тяжело думать о чем-то другом в присутствии любимого человека, когда понимаешь с полуслова. Любовь – это когда нравится произносить имя…
Шульдих. Моя любовь – это он.
С Элизабет все совершенно по-другому. Ей приходится подолгу втолковывать, казалось бы, самые простые вещи. В ее присутствии мне отлично работается, на нее скучно неотрывно смотреть… Но она отлично помогает мне забыть. В ее присутствии намного легче не думать и не вспоминать о Шульдихе. Я запретил себе это делать.
В моем доме в моей жизни больше нет ничего рыжего, нет ничего, чтобы напоминало мне о моем телепате и о Шварц вообще. Но маленькие воспоминания, мгновения, иногда все же проносятся перед внутренним взором, что не улучшает моего настроения. Ведь это значит, что мой самоконтроль не безупречен.
* * * * * *
Шульдих – это пороховая бочка. Если бы я не был провидцем, то наверняка быстро бы сошел с ума рядом с ним. Даже обладая даром предсказывать будущее, я не всегда мог предвидеть, что он выкинет в следующую минуту. Шульдих – это фейерверк сюрпризов. Он любит их устраивать и получать.
Шульдих – это улыбка. Он может улыбаться тысячью разных способов. У него есть добрые улыбки, печальные улыбки, набор злобно-ехидных усмешек, улыбки для начальства, улыбки для клиентов и игрушек, улыбки для маленьких детей, умиливших его, улыбки для прохожих, чтобы оборачивались вслед и одна улыбка для меня. Никому больше Шульдих не улыбается так, как мне. Он улыбается мне помногу раз на дню. Улыбается, когда я обнимаю его сзади, улыбается, когда я обращаюсь к нему ментально, улыбается, едва завидев, как я вхожу в дом.
Я люблю его улыбку. Мне ее так не хватает…
* * * * * *
Стоит переступить порог, и тут же яркое пятно бросается на встречу, в секунду пересекает просторных холл и с разбегу кидается на шею, отбрасывая к стене и почти сшибая с ног. Я едва успеваю выпустить из рук чемодан с вещами, чтобы это чудо не ушиблось об его углы. Автоматически обнимаю его освободившимися руками и ощущаю на своей щеке поцелуй.
- Шульдих, ты чего? – от удара о стену спина все еще болит.
- Я соскучился, - рыжий трется носом о ту же щеку.
- Меня не было дома всего три недели.
- Это много, - Шульдих чуть отстраняется и смотрит мне в глаза. – Это целый двадцать один день.
- Ну и что? Мы же каждый вечер разговаривали.
- Но я же тебя не видел… - Шу улыбается, оглядывая мое лицо. – Я ждал тебя. Никуда не ходил, честно-честно. Наги подтвердит. Моя верность достойна награды, тебе не кажется?
Остается только вздохнуть. Сексуальный садист.
- Кажется. А еще мне кажется, что мне нужно дать с дороги выпить хотя бы чашку кофе.
- Брэ-э-эдли, ты буржуй! – немец улыбается еще шире, и тянет меня наверх, в спальню. – Кофе я тебе, так уж и быть, потом подам прямо в постель.
* * * * * *
- Брэ, как ты думаешь, Наги прогуливает школу? – тон у Шульдиха задумчивый. Ночью его часто тянет поговорить о чем-нибудь отвлеченном.
Меня же ночью тянет поспать, особенно если учитывать завтрашнее раннее пробуждение.
- Думаю, да, - голос мой звучит сонно.
Я устраиваюсь на подушке поудобнее, обнимаю лежащего рядом телепата за талию и собираюсь задремать, но не тут-то было.
- Брэд, почему ты не хочешь со мной разговаривать? – тихо спрашивает Шу, осторожно прикасаясь кончиком пальца к моей груди и начиная выводить невидимые узоры на моей коже. – Тебе просто не нравится или я тебя чем-то обидел?
- Шу, посмотри сколько времени, я просто элементарно хочу спать. И потом, разве ты не наобщался со мной в светлое время суток?
- Днем мы на работе, и ты беседуешь со мной в основном ментально, - Шульдих вздыхает. – Тебе не нравится звук моего голоса?
Ну вот, началось. Шульдих впал в меланхолию. Как же я не люблю, когда такое происходит! В обычное время Шу нагл, ехиден и уверен в себе на все 200%, но иногда происходит ЭТО – то ли у него приходят критические дни, то ли звезды встают на небе раком, то ли еще что-нибудь – и начинается вот такая вот… хрень, другого слова и не подберешь. Немец обращается вот в такое вот тихое дрожащее существо, которое ужасно боится, что его никто не любит, а только терпят. И что самое неприятное, в такие вот периоды Шу способен сделать с собой все, что угодно. И приходится очень осторожно подбирать слова, чтобы не натолкнуть его на какие-нибудь ненужные мысли. Ведь он очень скор на выводы.
- Шу, не говори глупостей. Спи.
- Ты считаешь меня глупым? – Шульдих, словно обжегшись, отдергивает от меня свой палец. – Может, тебе не нравится не только мой голос, но и я вообще? – он осторожно выкатывается из-под моей руки и отползает на другой край кровати. – Брэд, ответь, я тебе нравлюсь?
В этом еще одна особенность моего рыжика. Он никогда не спросит, люблю ли я его. Все его вопросы по этой теме сформулированы одинаково: я тебе нравлюсь? Словно он сам не верит в то, что его можно любить.
Вздохнув, я вытягиваю руку и возвращаю его на прежнее место.
- Шульдих, не придумывай. Если бы ты мне не нравился, я бы не стал спать с тобой в одной постели. Мне нравится, как звучит твой голос, мне нравится с тобой разговаривать, просто сейчас три часа ночи, и я очень устал и хочу спать.
Логика – великая вещь. Против нее даже в таком состоянии, как у Шу, не попрешь. Поэтому Шульдих прижимается ко мне и, хотя в темноте я не вижу этого, я знаю, что он улыбается.
- Спокойной ночи, Брэдли.
- Спокойной ночи, Шу.
Еще я знаю, что он не будет спать до утра. Будет лежать, уткнувшись носом мне в плечо, и думать о чем-то. Заснет только тогда, когда уже рассветет, и мне будет так жалко его будить…
Каждый раз, когда с моим телепатом случались приступы вот такого вот настроения, я задумывался о том, что бы произошло, если бы меня в такой момент не было рядом? Задумывался, и старался не оставлять его надолго.
* * * * * *
Я хорошо знаю все привычки Шульдиха. Знаю, что ему будет приятно, а что нет. Знаю, что заставит его улыбнуться, а что обидит. Иногда мне кажется, что я даже знаю, как сделать его счастливым. Но теперь, когда он далеко от меня и рядом с кем-то еще, эти знания едва ли мне пригодятся. Я стараюсь жить дальше, не бьюсь головой об стену и не рвусь резать себе вены. Я просто выкинул из своей жизни все, что напоминало мне о Шульдихе. Но я все равно продолжаю его любить, как любил все те несколько лет, что мы провели вместе. Потому что это так просто не вычеркнешь из сердца, которое у меня все-таки есть.

POV Шульдиха.

Я никогда не считал себя сентиментальным, но сейчас душу бы продал за одну фотографию. Потому что очень хочется увидеть. Не только представить, а еще и увидеть, убедиться, что я еще в своем уме, и действительно помню, как выглядит твое лицо.
Я бы поставил ее на тумбочку возле кровати и смотрел бы на нее с утра перед уходом на работу и вечером, когда смогу доковылять до постели. Это бы создавало хоть какую-то иллюзию присутствия тебя в моей жизни. Потому что я чувствую, что уже не могу…
Жизнь превратилась в одну большую меланхолию, головная боль стала вечным спутником. Я не помню, когда последний раз улыбался не потому что так надо, а потому что мне хочется. И еще все чаще стало казаться, что я схожу с ума. Я начал говорить сам с собой, часто видел чужие сны, причем в основном кошмары, срывался по мелочам на улице и в транспорте, стал бояться темноты. Мой дар стал подводить меня. Предел наступал все раньше и раньше, и я уже не мог так эффективно искать тебя, как в предыдущие дни. Мой мозг не выдержал напряжения полутора года поисков, и теперь телепатия раз за разом давала сбой. То ни с того ни с сего падали щиты, и мое сознание захлебывалось в гуле чужих мыслей, от чего и без того не проходящая мигрень лишь усиливалась, то вдруг наступал период полной тишины, когда я не слышал ничего, ни одной мысли, ни единой эмоции. Эти периоды практически повергали меня в панику. Раньше такого никогда не было. Никогда. А еще, раньше рядом со мной всегда был ты. Ты знал, что творится с моим даром, лучше, чем я. И всегда мог посоветовать, что делать. Всегда мог успокоить. Всегда. Черт побери, как же мне тебя не хватает…
Я понимал, что должен на время прекратить поиски и хорошо отдохнуть, иначе могу просто потерять свой дар и оказаться неспособным искать. О том, что организму нужен отдых, говорил и практически исчезнувший иммунитет. Получаса на сквозняке мне хватало, чтобы начать хлюпать носом. Насморк теперь всегда был со мной, а простуда стала частой гостьей. Но я не могу перестать искать. Я боюсь оставаться один.
* * * * * *
Очередной найденный мной Брэд Кроуфорд оказался высоким кареглазым брюнетом в очках. Он был просто до чертиков похож на моего Брэдли. Даже голос оказался почти таким же…
Наверное, в тот момент во мне что-то сломалось. Может, я просто слишком долго был один, а может, я действительно сошел с ума…. Я не нашел ничего лучше, чем грубо внушить ему симпатию ко мне, и практически рухнул к нему в объятия.
Разумеется, он не был точной копией. У него была другая форма носа и губ, чуть более округлый подбородок и небольшая родинка на щеке. Но он не знал, что раньше я никогда не закрывал глаза во время секса, а теперь, сделав это, мог представить себе кого угодно. И я представил…
Впервые за два года меня обнимали ночью, а с утра я получил поцелуй и «доброе утро».
Он не был точной копией, но со спины отличить его от тебя было довольно сложно. Я бы смог, если бы захотел. Но я не хотел. Я устал от одиночества.
Я оправдывал себя тем, что таким образом дам своему дару необходимую передышку, и продолжал заниматься самообманом.
Он не был точной копией, он был совершенно другим человеком внутри, но с каждым днем он становился все более и более похожим на моего Оракула. Я делал его похожим. Еще чуть-чуть, и я бы отправил его на пластическую операцию. Я сбрендил, да? Не отвечай. Я и так чувствую себя умалишенным.
* * * * * *
- Ты выглядишь болезненным, - результат моей филигранной работы стоит возле кровати и смотрит, как я кутаюсь в одеяло при температуре в комнате +20 по Цельсию.
- Вообще-то я уже неделю болею, - буркнул я. Меня опять одолела простуда, и я извел уже три пачки носовых платков.
- Я знаю. Я просыпаюсь ночью от твоего кашля.
Мне захотелось его ментально пнуть. Внезапно я получил поцелуй в покрасневший нос, и услышал тихий шепот у себя над ухом:
- Тебе нужно сменить климат. Я свожу тебя к морю.
Стоит ли говорить, что я снова закрыл глаза? Иллюзия была полной, и я был почти счастлив.
- Поехали. Я люблю море.

POV Кроуфорда.

Совместный отдых – непременная часть жизни любой образцовой семьи. И наша с Элизабет «ячейка общества» не должна стать исключением.
Жена выбрала побережье Адриатического моря, я не стал с ней спорить. Адриатика так Адриатика. Мне все равно. Я и раньше был равнодушен к морским просторам, а уж после того, как чуть не утонул в Токийском заливе и утопил там свое дальнейшее счастье, вообще недолюбливаю большие водные пространства.
При покупке билетов я снова увидел Шульдиха. Он будет там, в том же городе, в то же время, со своей новой любовью. Желания ехать стало еще меньше, но я недрогнувшей рукой протянул кассирше банкноты. Я не намерен ни от кого бегать, в том числе и от Шульдиха. Тем более что мы теперь каждый сам по себе.
* * * * * *
Мне ни к чему с ним встречаться. В этом вопросе я все решил уже давно и отступать от своего решения не собираюсь. Я не намерен навязываться и выяснять отношения. Я просто еду на море. И то, что Шульдих будет где-то там, в том же городе, меня совершенно не касается. Невозможно встретить одного человека в курортном городе, если специально не искать встречи. Если я не захочу его видеть, я просто останусь в номере отеля тем вечером. Или не пойду на набережную. Или пойду по ней в другую сторону. Или не дойду до пирса. Или пройду мимо…
Черта с два. Еще как пойду. Я хочу его видеть. Я хочу знать, как он там.
* * * * * *
Они стояли и обнимались на самом конце пирса. В свете фонаря я прекрасно видел переливающиеся оттенками рыжего волосы Шульдиха, его лицо с прикрытыми глазами и спину его любовника, шепчущего что-то ему на ушко. Я видел, как Шу чуть улыбается уголками губ, положив руку ему на плечо.
Для чего я сюда пришел? Нас ничего не связывает больше: нет общих дел, нет общих целей. Шварц больше нет, я больше не его начальник, и у каждого из нас своя новая жизнь. Фарфарелло нашел себе девку, Наги переметнулся к Такатори, у меня жена, а у Шульдиха вот этот… Ни один из нас не вправе требовать верности от другого. Я женат, а Шульдих влюбился в кого-то еще. Вон как прижимается…
Элизабет берет меня за руку, и я в ответ притягиваю ее к себе и обнимаю.
Посмотреть как Шульдих «там» можно было и с помощью видений.
Что-то заставляет меня снова поднять голову и взглянуть на парочку, стоящую на конце пирса. Шульдих открыл глаза и теперь неотрывно смотрит на меня. Он не мог меня не узнать. Впервые мне неуютно под взглядом ярких голубых глаз. Взгляд Шульдиха отдает болью. Я видел, как лицо Шу исказилось на мгновение, а затем он медленно опустил глаза и уткнулся носом в плечо своего любовника.
- Что с тобой, солнышко? – а у этого субъекта забавный выговор…
- Ничего. Все в порядке, - голос Шульдиха звучит глухо из-за того, что он все еще прячет лицо на плече у этого мужчины, но нужно быть просто полным идиотом, чтобы поверить тому, что он говорит.
- Тогда пойдем в центр, ладно? – похоже, идиот все-таки нашелся. – А то приехали отдыхать, веселиться, а торчим в какой-то глуши. Пойдем на дискотеку?
- Пойдем…
Я отворачиваюсь и старательно созерцаю звезды, чтобы не видеть, как они проходят мимо. Веду себя как ребенок, честно слово! От начала пирса до меня доноситься кашель. Шульдих болеет… Сколько раз я просыпался ночью от этого кашля? Этот человек плохо заботился о моем немце, раз позволил ему заболеть. А теперь, он тащит больного Шульдиха на дискотеку. Он не знает, что ему тяжело находиться в шумных многолюдных местах, и что Шу там очень сильно устает. Он не знает, что Шульдих очень любит смотреть на звезды из вот таких вот уединенных закутков. И черта с два я позволю этому типу терзать моего рыжего своим присутствием дальше этого вечера.

POV Шульдиха.

У него. Есть. Жена. У моего Брэда есть жена. Хотя какой он теперь мой… Нет, теперь он супруг этой тетки, мысли которой под завязку забиты восторгами по поводу того, какой добрый, милый, ответственный, заботливый, умный, нежный страстный и любящий супруг ей достался и миллионами картинок их ночей… Я и сам смог бы ей рассказать какой он добрый, какой заботливый… как может быть нежен и как сильно может любить… Только меня это больше не касается. Все, что теперь у меня есть, это моя подделка. Суррогат, который я создал себе сам.
Я искал его полтора года, а он завел себе жену. Я чуть было не лишился дара, пытаясь его отыскать, а он в это время водил эту дамочку в кино и театры. Какого черта тогда нужно было клясться, что всегда будет ждать? Зачем нужно было убеждать меня в том, что он от меня никогда не откажется? Что-то давит в груди, и я убеждаю себя в том, что это просто кашель. Я хочу уехать. Из этого города, из этой страны, с этого континента. Я хочу домой, в Берлин, свернуться калачиком на пледе возле дурацкой расписанной граффити стены и все забыть.
- Пойдем на дискотеку, - голос моего «шедевра» доноситься до меня как сквозь вату.
- Пойдем…
Дискотека, рок-концерт, все что угодно, лишь бы убежать от реальности. Может, снова упадут щиты, и я наконец-то окончательно сойду с ума, лишь бы не чувствовать себя преданным любимым человеком.

POV Кроуфорда.

Элизабет уже зевает – полночь, и она хочет спать, но ждет, пока я лягу. Но дожидается лишь сухого:
- Пойду пройдусь, - и резкого хлопка входной двери. Я не собираюсь ждать, пока она пристанет с расспросами или увяжется следом.
Они вернутся где-то в час. Шульдих не протянет в центре долго и сам запросится домой. Либо просто упадет на пол посреди зала. Когда Шу болен, его ментальная защита слабеет. А этот умник ни за что не догадается вовремя отвезти его домой, подальше от толпы народа. От нашего отеля до их маленькой виллы полчаса ходу. Видения – поразительный источник информации, особенно если знать, как им пользоваться.
Я уже видел этот симпатичный бело-голубой домик днем, поэтому мне не составит труда найти его. В этой вилле, стоящей на отшибе, всего четверо апартаментов – желающих селиться так далеко от центра массовых развлечений немного, но мой телепат один из них. Окна его номера, скорее всего, выходят туда, где вид красивее – Шульдих любит полюбоваться пейзажем. Прямо напротив виллы из моря торчит скала, сильно смахивающая на дохлого кита, значит, Шульдих выбрал номер с видом на двор. Во дворе хозяин поместил бассейн и сад камней. Я не ошибся. Шульдих смотрит с утра именно сюда.
Они приезжают домой на такси, и Шульдих сам выходит из машины. Не оборачиваясь, он уходит внутрь дома, предоставив своему любовнику рассчитываться с таксистом.
На втором этаже зажигается свет, и несколько раз мелькает чья-то тень.
«Шу».
Я знаю, что он услышит. Знаю, что выглянет в окно. Луна светит ярко, и меня прекрасно видно.
Занавеска дергается и чуть отодвигается в сторону.
«Рыжик».
Полотнище ткани возвращается на место. Я начинаю отсчитывать пять минут. Пока Шу скажет что-то своему парню, пока спустится вниз, пока обойдет виллу…
Мне не важно, говорит ли он что-то своему парню, убеждая его, что ему необходимо куда-то пойти и непременно одному, или просто внушает ему что-то, мне важен результат. Ровно через пять минут я слышу торопливые шаги, и из-за угла дома появляется Шульдих. Он останавливается в трех метрах от меня и недоверчиво смотрит.
- Шульдих, - звать его по имени – истинное наслаждение для меня. Я перестаю понимать, как обходился без этого два года.
Рыжий закусывает губу и, в долю секунды преодолев расстояние между нами, так же, как и раньше, с силой бросается мне на шею. Я чуть отступаю назад, чтобы не упасть, и крепко его обнимаю.
Мой рыжик…
Мне кажется, или он еще больше похудел?
Шульдих молчит, я лишь слышу, как он прерывисто дышит, и чувствую, как он дрожит. Его руки обнимают меня за шею, щека прижата к моей щеке, и я не могу отпустить его от себя даже для того, чтобы взглянуть ему в глаза. Нам обоим плевать, что мы стоим в ярком лунном свете прямо под окнами номера, в котором сидит его любовник, и ему в любой момент может приспичить полюбоваться на сад камней.
- Ты завел себе жену…. – произносит Шу тихо-тихо.
- А ты себе нового хахаля.
Это совсем непохоже на разборки. Это что-то иное. Просто констатация фактов.
- А что было раньше?..
- Раньше… Раньше я увидел тебя с ним и решил, что ты меня больше не любишь.
- Твои дурацкие видения совсем не передают моих чувств! – Шульдих трется щекой о мою щеку. – Я искал тебя почти два года…
- А я два года пытался тебя разлюбить.
- Зачем?
- Чтобы жить дальше.
- Я бы не смог…
- Глупенький. Всегда нужно пытаться. Если бы я не смог, мы бы с тобой сегодня не встретились…
Шульдих не отвечает и щекочет дыханием мое ухо.
- Пойдем отсюда. А то присутствие твоего хахаля так близко меня нервирует.
Шу молча соглашается, и мы идем бродить вдоль берега моря.
А потом был полуостывший песок, шелест волн в темноте и яркие звезды над головой; зашедшая за горы луна и далекие огоньки фонарей на набережной; купленный в случайном круглосуточном супермаркете плед, тепло тела Шульдиха рядом и тихий шепот, прерываемый нежными поцелуями и, изредка, кашлем. Шу рассказывал мне о своей жизни в эти два года, положив голову мне на плечо и как минимум, раз в две минуты поднимая ее, чтобы поцеловать меня. А если мне казалось, что он говорит уже слишком долго, я целовал его сам.
- … представляешь, я хотел сделать его похожим на тебя. Он похож?
- Ни капли. Я бы никогда не позволил тебе болеть так долго. Единственное, что он правильно сделал – это привез тебя сюда, где растут сосны и сухой воздух. Это идеальный климат для лечения таких болезней.
- Это все твоя Америка… отвратная страна.
- Ты знаешь, я с тобой почти согласен…
Я знаю все привычки моего Шульдиха. Знаю, что будет ему приятно, а что не очень. Знаю, что заставит его улыбнуться, а что обидит. И кажется, я знаю, как сделать его счастливым. И я обязательно сделаю это. Потому что счастье Шульдиха делает счастливым меня.



* * * * * *
- Брэд, куда ты? Мы что, уезжаем?
- Нет, ты остаешься.
- Что?!
- Извини, дорогая, я считаю, что нам нужно развестись.
- Но… Почему?!
- Потому что я так считаю нужным.
- Ты пьян, любимый?!
- Думай, как хочешь. Мой адвокат пришлет тебе бумаги в течение недели.
* * * * * *
- Прощай.
- Что, прости?! Куда ты, кстати, собрался?!
- Я ухожу, прощай.
- Ничего больше сказать не хочешь? Всю ночь шлялся непонятно где, а теперь собираешь манатки?
Шульдих не хочет сцен. У него нет на это времени. С той же легкостью, с какой он внушил этому человеку чувства, он их забирает. Теперь у этого Брэда Кроуфорда будет тяжелое психическое расстройство, но телепата это не сильно трогает за душу. Он никогда не был альтруистом. Там, внизу, на набережной, его ждет его Брэд, и сейчас Шу готов покалечить любого, кто только попробует его туда не пустить.

* * * * * *
Около полугода спустя.
- Та-ак… это что еще за новости? – Брэд удивленно смотрит на страницу газеты, поджав губы. – Совсем стыд потеряли!
- О чем ты, Брэ? – Шульдих поднимает голову от яркого журнала.
- Конечно, этой газетенке никто не поверит, но…раньше они такого себе не позволяли.
- Да о чем ты? – Шульдих выдирает у Оракула из рук газету и давится воздухом, увидев на передовице стены «родного» Розенкройц.
- Переверни страничку, солнце, - советует Брэд, притягивая к себе лежащий в сторонке ноутбук.
Шульдих послушно переворачивает лист и неприязненно коситься на фото двоих молодых людей и девушки, волосы которых окрашены в кислотные цвета.
- Где-то я уже видел эти рожи…
- Я тебе даже скажу где, - Кроуфорд разворачивает ноутбук экраном к немцу. – Это один из давнишних проектов Розенкройц. Признаться, я полагал, что у них ничего не получилось, так нет же, вырастили… Эти трое - искусственные люди, созданные на генетическом материале Шварц. Грубо говоря, они наши клоны.
- Да?.. – Шульдих недоверчиво прищуривается. – И какой же из них мой?
- Даже не задумывайся, любой ответ тебе не понравится. А вот то, что они засветились в желтой прессе уже интересно. Розенкройц никогда ничего не делает «случайно» и «просто так», - Брэд вздыхает. – Готовься, Шульдих, возможно, нам придется вмешаться и загнать этих подделок туда, откуда они вылезли – обратно в пробирку.