Разбито всё и давно забыто, быльём надёжно позаросло; моя прекрасная сеньорита, любить-то, в общем-то, - ремесло, и не из худших, моя красотка, мой колокольчик из хрусталя, мне бивший в голову, словно водка, когда тебя целовала я…
Теперь целую других – ты знаешь, моя красотка, всё тем же ртом. Я стала гордая, стала злая (на поцелуи щедра притом), а ты – всё та же морская птица, и незнаком тебе вкус тоски…
Ты сниться будешь мне, Боже, - сниться до самой уж гробовой доски, я это знаю и принимаю, не мне менять этот ход вещей…
Мы были пьяные этим маем, и кроме нас – никого вообще…
Ты сероглаза, густоволоса, твой ротик нежен и очень ал; кто не смотрел на тебя с вопросом, тебя отчаянно не желал? Меня ты ранила, словно спица, не завязать никаким бинтом…
Ты не до смерти мне будешь сниться. Ты будешь сниться мне и потом.