Дмитрий Минаев, пародия на Н. Некрасова

Ночь зловещую, гнойную, серую
Гонит утро... За дело пора...
День поплёлся обычною мерою,
Дышит язвой сибирской, холерою
Воздух города... Злость и хандра!..
Лишь едва человек просыпается
И, глаза раскрывая, глядит,
Уж в груди его желчь разливается
И бессильная злоба кипит.
Слышны в ветре глухие рыдания
И тягучий, пронзительный свист;
Над трубою огромного здания,
Точно дьявол, торчит трубочист.
На дворе с кем-то дворник ругается
И метлой вычищает крыльцо.
Вот напротив окно отворяется,
Молодое мелькнуло лицо,
Белый чепчик и кофта узорная...
После сна дышит грудь горячо...
И коса удивительно чёрная
Опустилась змеёй на плечо.
А на улице жизнь начинается,
Будни шумного, тусклого дня.
Вон с конвоем чуть-чуть подвигается
Дюжий парень, цепями звеня;
Вон модистка промчалась с картонкою,
Вон в квартал забулдыгу ведут
На верёвке с какой-то бабёнкою;
Вон извозчик над потной клячонкою
Обновляет вновь купленный кнут.
Завернувшись угрюмо шинелями,
По панелям, где лужи стоят,
Торопливо с своими портфелями
Там плетутся служаки в Сенат;
Вон мальчишка со спичками шведскими,
С целой кипой газет почтальон,
Вон под мышкою с книжками детскими
Два ребёнка бегут в пансион.
Вон лакей у ворот с комплиментами
Перед толстой служанкой стоит,
С ридикюлем большим, с инструментами
Повивальная бабка бежит.
В этом городе смерти, калечества,
Где недуги и бедность сильны,
Чтоб плодилося вновь человечество,
Повивальные бабки нужны.

к разговору «от имени Тургенева»:

Как циник самый образцовый,
Он стан мадам де Одинцовой
К своей груди прижал,
И даже – дерзость ведь какая, –
Гостеприимства прав не зная,
Однажды Феню, обнимая,
В саду поцеловал.

Кто ж нам милей: старик Кирсанов,
Любитель фесок и кальянов,
Российский Тогенбург?
Иль он, друг черни и базаров,
Переродившийся Инсаров –
Лягушек режущий Базаров,
Неряха и хирург?

Ответ готов: ведь мы недаром
Имеем слабость к русским барам –
Несите ж им венцы!
И мы, решая все на свете,
Вопросы разрешили эти...
Кто нам милей – отцы иль дети?
Отцы! отцы! отцы!