Чувства и отношения между двумя любыми людьми всегда составляют эксклюзивный случай, они каждый раз неповторимы, имеют свои исключительные оттенки.

   В нашем с тобой случае это было видно, что называется, невооруженным взглядом. Нельзя было охарактеризовать наши отношения одним каким-то простым назывным прилагательным или термином, их тех, что придумали люди для простоты и понимания. Тем не менее, могу точно сказать, что очень многие, по сути почти все, кто знал нас обоих достаточно хорошо, хотели такие отношения или хотя бы часть их, привнесенную в свою собственную жизнь.

   Твоя поддержка меня, моих начинаний, желаний, задумок, планов, да просто маленьких событий, всегда шла не от формального «потому что так положено, это естественно», а изнутри тебя, откуда-то гораздо глубже инстинктивного, природой заложенного долга. Подойти к тебе и просто сказать «какого фига всё это» для меня не составляло труда, потому что знала: ты непременно сделаешь или скажешь что-то, что сделает беспокоящее меня окружающее немного менее резким и придаст силы красиво идти вперед, задрав нос.

   Твоя любовь ко мне была таковой, какой только и должна быть она настоящая — ничем не обоснованная, не подкрепленная, безграничная, упрямая, часто эгоистичная, слепая, не ослабевающая ни от чего, в которой нельзя ответить на «почему/за что ты меня любишь» как-то иначе, нежели «потому что ты есть». Твоя любовь распространялась на всю меня, с моим жутким характером - этим цинизмом, нетерпимостью и критичностью к людям, упрямством, вредностью, привычкой спорить и говорить нелицеприятную правду, когда другие предпочитают молчать.

   Твое великолепное чувство юмора и умение смеяться и смешить тем ярче и активнее, чем сильнее больно и тяжело внутри, - их я переняла и, говорят, вполне успешно, дополнив цинизмом и сарказмом, появление которых во мне в таком количестве для тебя всегда было не понятным.

   Твое желание оградить меня от боли и разочарований постоянно билось о понимание того, что слишком многое в этой жизни я смогу познать только на собственном опыте, и твой, как ни старайся, мне не передашь, так, чтобы его хватило моему любопытству и стремлению узнать мир изнутри. Но тем не менее, с твоей помощью мне было легче успокаивать бури, вызванные новыми разочарованиями, неприятными открытиями о людях, их жизненных мотивах и умственных способностях, принимать что-то, без чего идти по жизни, пусть даже и на противоходе, неправильно.

   Эти слова не являются посвящением мужчине, как кто-то мог подумать. Ты знаешь это. И никогда такие слова от меня ни одному мужчине посвящены не будут. Ты сказала бы, что не надо зарекаться, и что будет счастье и тепло, и что нельзя закрываться от людей. Я бы не стала спорить, просто есть вещи, которые идут в обход логики и жизненных правил.

   Разбить свое красивое лицо и молодое тело, пролетев какой-то миг свободного падения с высоты 9 этажа, - это не тот конец, который бы подходил тебе, по крайней мере, хотя бы потому что это случилось слишком рано в моей и твоей жизни, в наших. Но 3 года назад 14 июня ты вот так умерла, и мне ничего не остается, кроме как писать эту дурь в надежде, что, вылившись частью в словах, боль станет наконец, сука, хотя бы немного меньше.

   Я люблю тебя, мам.