..Можно предположить, что душа, в которой некогда должен совершенно
созреть и налиться сладостью тип "свободного ума", испытала, как решающее
событие своей жизни, великий разрыв и что до этого она была тем более
связанной душой и казалась навсегда прикованной к своему углу и столбу. Что
вяжет крепче всего? Какие путы почти неразрывны? У людей высокой и избранной
породы то будут обязанности - благоговение, которое присуще юности, робость
и нежность ко всему издревле почитаемому и достойному, благодарность почве,
из которой они выросли, руке, которая их вела, святилищу, в котором они
научились поклоняться; их высшие мгновения будут сами крепче всего связывать
и дольше всего обязывать их. Великий разрыв приходит для таких связанных
людей внезапно, как подземный толчок: юная душа сразу сотрясается,
отрывается, вырывается - она сама не понимает, что с ней происходит. Ее
влечет и гонит что-то, точно приказание; в ней просыпается желание и
стремление уйти, все равно куда, во что бы то ни стало; горячее опасное
любопытство по неоткрытому миру пламенеет и пылает во всех ее чувствах.
"Лучше умереть, чем жить здесь" - так звучит повелительный голос и соблазн;
и это "здесь", это "дома" есть все, что она любила доселе! Внезапный ужас и
подозрение против того, что она любила, молния презрения к тому, что звалось
ее "обязанностью", бунтующий, произвольный, вулканически пробивающийся порыв
к странствию, чужбине, отчуждению, охлаждению, отрезвлению, оледенению,
ненависть к любви, быть может, святотатственный выпад и взгляд назад, туда,
где она доселе поклонялась и любила, быть может, пыл стыда перед тем, что
она только что делала, и вместе с тем восторженная радость, что она это
делала, упоенное внутреннее радостное содрогание, в котором сказывается
победа - победа? над чем? над кем? загадочная, чреватая вопросами и
возбуждающая вопросы победа, но все же первая победа - такие опасности и
боли принадлежат к истории великого разрыва. Это есть вместе с тем болезнь,
которая может разрушить человека - этот первый взрыв силы и воли к
самоопределению, самоустановлению ценностей, эта воля к свободной воле; и
какая печать болезненности лежит на диких попытках и странностях,
посредством которых освобожденный, развязавшийся стремится теперь доказать
себе свою власть над вещами! Он блуждает, полный жестокости и
неудовлетворенных вожделений; все, чем он овладевает, должно нести возмездие
за опасное напряжение его гордости; он разрывает все, что возбуждает его. Со
злобным смехом он опрокидывает все, что находит скрытым, защищенным
какой-либо стыдливостью; он хочет испытать, каковы все эти вещи, если их
опрокинуть. Из произвола и любви к произволу он, быть может, дарует теперь
свою благосклонность тому, что прежде стояло на плохом счету, - и с
любопытством и желанием испытывать проникает к самому запретному. В глубине
его блужданий и исканий - ибо он бредет беспокойно и бесцельно, как в
пустыне, - стоит знак вопроса, ставимый все более опасным любопытством.
"Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, добро есть зло? А Бог -
выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в последней своей основе все
ложно? И если мы обмануты, то не мы ли, в силу того же самого, и обманщики?
И не должны ли мы быть обманщиками?" - такие мысли отвращают и совращают его
все дальше и дальше в сторону. Одиночество окружает и оцепляет его,
становится все грознее, удушливей, томительней, эта ужасная богиня и mater
saeva cupidinum - но кто еще знает нынче, что такое одиночество?..
4
От этой болезненной уединенности, из пустыни таких годов испытания еще
далек путь до той огромной, бьющей через край уверенности, до того здоровья,
которое не может обойтись даже без болезни как средства и уловляющего крючка
для познания, - до той зрелой свободы духа, которая в одинаковой мере есть и
самообладание, и дисциплина сердца и открывает пути ко многим и разнородным
мировоззрениям, - до той внутренней просторности и избалованности чрезмерным
богатством, которая исключает опасность, что душа может потерять самое себя
на своих собственных путях или влюбиться в них и в опьянении останется
сидеть в каком-нибудь уголку, - до того избытка пластических, исцеляющих,
восстанавливающих и воспроизводящих сил, который именно и есть показатель
великого здоровья, - до того избытка, который дает свободному уму опасную
привилегию жить риском и иметь возможность отдаваться авантюрам - привилегию
истинного мастерства, признак свободного ума! Посередине, быть может, лежат
долгие годы выздоровления, годы, полные многоцветных, болезненно-волшебных
изменений, руководимые упорной волей к здоровью, которая уже часто
отваживается рядиться и играть роль настоящего здоровья. Среди этого
развития
Читать далее...