(отрывок из книги)
автор:
Лесли Файнберг
Милая Тереза!
Я лежу на кровати, мучимая тоской по тебе, глаза припухли, горячие слёзы струятся по лицу. За окном в приступе бешенства бушует летняя гроза.
Сегодня вечером я ходила по улицам, заглядывая в лица женщин, ища в них тебя, как делала это каждую ночь своего одинокого изгнания. Боюсь, я никогда больше не увижу твоих смеющихся, дразнящих глаз.
Чуть раньше я пила кофе с одной женщиной в Гринвич Виллидж. Нас свела общая подруга, посчитав, видно, что у нас много схожего, раз уж мы обе "помешаны на политике". Мы сидели в кофейне, и она говорила о политике демократов, о семинарах, фотографии, проблемах, которые возникли у неё с учреждением собственного кооператива, о том, как негативно она относится к новой политике регулирования арендной платы.
Пока она говорила, я смотрела на неё, думая про себя, что я для неё совершенно чужая, чуждая. Она смотрит на меня, но не видит. Потом она сказала, как ненавидит наше общество за то, что оно сделало с "такими женщинами, как я", чья ненависть к себе настолько сильна, что вынуждает их выглядеть и действовать подобно мужчинам. Я почувствовала, как краска заливает щёки, меня передёрнуло, и я начала объяснять ей - холодно и рассудительно, - что такие женщины, как я, существовали с начала времён, когда ещё никому в голову не приходило притеснять их, а общество, в котором они жили, уважало их. Её лицо приняло заинтересованное выражение, но мне уже было пора идти.
Мы свернули за угол и наткнулись на копов, избивающих бродягу. Я остановилась и крикнула им, чтобы они прекратили, но вместо этого они двинулись на меня, подняв дубинки, а она потянула меня за ремень, оттаскивая назад. Я оглянулась на неё, и внезапно почувствовала, как в душе всколыхнулось всё то, что я считала давно похороненным. Я стояла там и вспоминала тебя, не замечая готовых избить меня полицейских, я будто попала в другой мир - туда, куда я всегда хотела вернуться.
И тут у меня так защемило сердце, что я вдруг поняла, как много времени прошло с тех пор, как оно хоть что-то чувствовало.
Я должна вернуться сегодня домой, к тебе, Тереза. Но я не могу. Поэтому я пишу тебе это письмо.
Я как сейчас помню тот день, много лет назад, когда я пришла работать на консервный завод в Буффало. Ты уже проработала там несколько месяцев. Твои глаза остановились на мне, поиграли со мной взглядом и отпустили. Мне надо было спешить вслед за начальником цеха, чтобы заполнить какие-то бланки, но меня больше занимал вопрос, какого цвета твои волосы, скрытые белой бумажной шапочкой, и каково это - зарыться в них пальцами, распустить по плечам и выпустить на свободу. Я помню, как ты чуть слышно рассмеялась, когда начальник цеха вернулся и переспросил: "Так ты идешь, или как?"
Все бучи, работавшие на фабрике, пришли в ярость, когда узнали, что тебя уволили из-за того, что ты не позволила управляющему лапать себя. Я околачивалась там еще пару дней, проведя их в полной тоске. Это было уже не то, после того, как твой свет померк.
В тот вечер, когда я пришла в новый клуб в Вест-Сайде, я не поверила своим глазам. Ты была там - облокотившаяся на стойку бара, затянутая в тесные джинсы, с волосами, свободно распущенными по плечам.
Я помню, что в твоих глазах снова промелькнул тот взгляд. Ты не просто узнала меня, тебе нравилось то, что ты видела. И тогда - о, мой бог! - мы оказались в родной стихии. Я могла сделать тот шаг, которого ты от меня ждала, и я порадовалась про себя, что одета как надо.
В своей родной стихии... "Потанцуем?"
Ты не сказала ни "нет", ни "да", ты лишь вновь посмотрела на меня своими дразнящими глазами, поправила мой галстук и пригладила воротник, а потом взяла меня за руку. В тот момент моё сердце уже было твоим. Тэмми пела "Stand by Your Man", а мы мысленно меняли все мужские местоимения на женские, для большего соответствия действительности. Но сделав этот шаг, ты завладела не только моим сердцем. Ты заставила меня страдать, желая тебя, и тебе это нравилось. Как, впрочем, и мне.
Умудрённые опытом бучи говорили мне: "Если хочешь сохранить свою связь, не ходи в бары". Но моё сердце всегда принадлежало одной женщине. Кроме того, это наше общество, единственное общество, признающее нас, и мы проводили там каждый уикэнд.
В барах случались два вида потасовок, без них не обходилось никогда. В большинство уикэндов происходила одна драка или другая, иногда и та, и другая вместе. Первые драки затевали бучи - напившиеся, преисполненные стыдом, ревностью, неуверенностью в себе. Иногда потасовки становились поистине ужасными и паутиной накрывали всех находящихся в баре, как в ту ночь, когда Хедди потеряла глаз - кто-то огрел её по голове табуретом у бара.
Я гордилась тем, что за все эти годы ни разу не ударила другого буча. Ведь знаешь, я любила их и понимала их боль, их стыд, потому что была так похожа на них. Любила глубокие линии морщин, избороздившие их лица и руки, любила их широкие натруженные плечи. Я смотрела на себя
Читать далее...