Свет свечи, тепло от печки,
Дождь и сад, и лес вокруг…
Мы с тобою рядом вечны,
Как великий этот круг:

Свет свечи, твоя рука,
Яблоки земного сада…
И иных наград не надо –
Эта длилась бы века.

И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к солее, я тебе поклялась,
Что будет моей твоя дорога,
Где бы она ни вилась.

То слышали ангелы золотые
И в белом гробу Ярослав.
Как голуби, вьются слова простые
И ныне у солнечных глав.

И если слабею, мне снится икона
И девять ступенек на ней.
И в голосе грозном софийского звона
Мне слышится голос тревоги твоей.

Как у облака на краю,
Вспоминаю я речь твою,

А тебе от речи моей
Стали ночи светлее дней.

Так отторгнутые от земли,
Высоко мы, как звёзды, шли.

Ни отчаянья, ни стыда
Ни теперь, ни потом, ни тогда.

Но живого и наяву,
Слышишь ты, как тебя зову.

И ту дверь, что ты приоткрыл,
Мне захлопнуть не хватит сил.

Это цитата сообщения Ирина_Кремкова Оригинальное сообщение

вышивка

[495x700]
[494x700]
[494x700]

Я бы хотела раскрыть сердце - грудь свою:
Иссиня-черную на волю выпустить
Птицу печальную с крыльями длинными,
Нежным пером как у жар-птицы сказочной,
Только сгоревшей во пламени собственном —
Ей не дано обратиться воскресшею.

..горестный день твой к закату склоняется,
Черное солнце склонилось над водами:
Зыбко-звенящего не-отражения
Лик сокрывает в холодной поверхности.
Трепетный мир на последнем дыхании
К солнцу пошлет свой привет не-забвения,
Но ветерок чуть прохладный и тающий
На полдороги бесследно развеется.

Птица взовьется вдруг в высь беззаветную,
Небо беззвездное, пропасть бескрайнюю
И обратится мерцающим облаком —
Землю обнимет крыла черным жемчугом.
Только я птицу из сердца не выпущу —
Там ей томиться, как в клетке, печальною;
Мне — догорать вместе с нею до тоненькой
Дымки, что землю покроет вуалею,
Траурно-нежно оточенной кружевом.

09.11.2015 - 16:14

Мой любимый герой

Тишину урока нарушил резкий скрипучий голос Зои Васильевны:
– Голубев! Что это? Ты в своем уме?!
Мы все как один подняли головы от своих тетрадей. Класс писал сочинение на тему «Мой любимый герой». Я уже набросал первые слова: «Мой любимый герой – замечательный разведчик Николай Кузнецов». И вдруг…
– Голубев! Я тебя спрашиваю! Встань!
Из-за первой парты перед разгневанным классным руководителем поднялся Алеша Голубев – маленького роста, тщедушный, в очках с сильными линзами.
Он был объектом насмешек всего класса, мальчишек и девчонок, потому что никогда не участвовал в наших проказах, был тихим, застенчивым, немного неуклюжим. После уроков он всегда спешил домой (говорили, что у него была очень больная мама). Его тихий голос слышно было только у доски. В классе с ним никто не дружил, а напротив, часто обижали, дразнили «Голубком» и нередко прятали его вещи, пользуясь слабым зрением Алеши. Но он, к моему удивлению, никогда не злился, не огрызался, а только как-то беззащитно улыбался, как бы смеясь над собой. В такие минуты мне было очень жаль его, но из-за глупой солидарности с остальными я никогда не вставал на его защиту.
И вот теперь Алеша, понурив стриженую голову, стоял перед презрительным взором Зои Васильевны. Несмотря на недостаток времени, все с любопытством уставились на эту сцену, желая знать, что же вызвало такое возмущение классной. Но она сама ответила на наш немой вопрос:
– Вы только посмотрите на него! Как вам нравится, о ком он пишет?! Его любимый герой – Иисус Христос!
Читать далее

Очередь в ЗАГС, СССР, 60-е :))

[показать]

,Дни миновали счастливые, нет их.
Было цветов, сколько сердце захочет.
Легче нарвать было сотни букетов,
Нежели ныне цветочек.

Ветер завыл, и дожди заструились,
Трудно найти средь родимого луга,
Трудно найти, где цветы золотились,
Листик любимого друга.

Будь же доволен осенним листочком,
В дружеской был он руке, хоть не ярок,
Будь ему рад, наконец, и за то, что
Это последний подарок!..

Безвидный сон, пустой, осиротелый:
Сейчас он все, чем стала жизнь моя.
Рожденья мира нет, как нет предела, -
И нет конца, и нет начала дня.

Брести вперед, без помысла и цели,
Брести и знать - вновь с чистого листа
Мой каждый шаг: в пространственной купели
Все затопила эта белизна.

Бесцветный мир, белесые просторы,
Прозрачный свет рассеенных лучей.
Бесплодные, немые разговоры
С бесплотной тенью в памяти моей.

О, бедный призрак, укажи, едва ли
Возможно здесь не сбиться мне с пути?
Мой светлый ангел, суждено - тебя ли? -
В холодном мне безвременьи найти?

Билась над тайной любви, но она не моя:
Сколько людей эту искру в меня обронили,
Те, кто ушли, в моей памяти что-то таят,
Те, кто придут, в моей памяти что-то забыли…

Страшен во мне родовой, оглушающий груз:
Птицей любовь под ним бьётся – мудра, но незряча…
Страшно, что в ком-то в столетьях иных отзовусь
Испепеляющим, жадным, пленительным плачем…

Страницы милые опять персты раскрыл­и;
Я снова умилён и трепетать готов,­
Чтоб ветер иль рука чужая не сронил­и
Засохших, одному мне ведомых цветов­.

О, как ничтожно всё! От жертвы жизн­и целой,
От этих пылких жертв и подвигов свя­тых –
Лишь тайная тоска в душе осиротелой­
Да тени бледные у лепестков сухих.­

Но ими дорожит моё воспоминанье;­
Без них всё прошлое – один жестокий­ бред,
Без них – один укор, без них – одно­ терзанье,
И нет прощения, и примиренья нет!­

Ночь горька в уединённом доме.­
В этот час – утихшая давно –­
Плачет память. И опять в истоме­
Пью воспоминанья, как вино.­

Там, за городскими пустырями,­
За бульваром в улице немой­
Спит под газовыми фонарями­
Снег любви зеленоватый мой.­

Отдыхай под светом безутешным,­
Спи, далёкий, невозвратный – спи.­
Годы те – священны и безгрешны,­
Справедливы, как звено в цепи.­

Но зачем же головокруженье­
Захватило сердце на краю­
В долгий омрак страстного паденья,­
В молодость бесславную мою?­

Как расширить то, что раньше сузил?­
Как собрать разбросанное псам?­
Как рассечь окаменевший узел,­
Как взрастить, что выкорчевал сам?­

И брожу я пленником до света­
В тишине моих унылых зал…­
Узел жизни – неужели это,­
Что я в молодости завязал?­

Так зачем же рыдать под звездой, которую всё-равно не снять с неба? Она совершит начертанный ей путь, а ты совершай свой.

(c) "Таис Афинская", Иван Ефремов

— Предположим, Пух, что дерево вдруг упадёт, когда мы будем как раз под ним? — спросил Пятачок.

— Давай лучше предположим, что не упадёт,— ответил Пух после некоторого размышления.

(c) Алан Милн, "Винни-Пух и все-все-все"

Не книги и слова, а шёпоты и всхлипы –
Не Бог и человек, а хвоя и листва.
И надо мне понять склонившуюся липу,
Не знающую слов, а уж потом – слова.

Чего ж тут понимать? Лишь, голову закинув,
В безмолвии следить, как растрепалась прядь
Листвы, как шелестят и клонятся вершины
Без мысли и без слов… Но я должна понять

Значение ствола, значение и место
Того, что так дрожит и названо листом.
Всех этих – никаких, всех этих бессловесных
Значение и связь, а имена – потом.

А имена потом. Именовать не надо.
Не надо отрывать, ведь веточка – жива.
Есть Древо Знания посередине Сада,
И зреют, как плоды, грядущие слова.

Лишь только эта связь с немой первоосновой.
Лишь – корни в немоте. И вот упасть готов
Плод мудрости немой – Неведомое слово –
В награду за отказ от всех знакомых слов.