Татьяна Кузовлева: Живем, не разнимая рук...
27-04-2014 03:29
Живем, не разнимая рук,
Благословляя боль объятья:
Очерчен заповедный круг
Еще до таинства зачатья.
В нем осязаем каждый звук,
Священны имена и даты,
И чем теснее этот круг,
Тем нестерпимее утраты.
И потому в пути, в дому,
В лихие дни, в ночные праздники
Я не отдам вас никому -
Земного круга соучастники.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Благословляя боль объятья:
Очерчен заповедный круг
Еще до таинства зачатья.
В нем осязаем каждый звук,
Священны имена и даты,
И чем теснее этот круг,
Тем нестерпимее утраты.
И потому в пути, в дому,
В лихие дни, в ночные праздники
Я не отдам вас никому -
Земного круга соучастники.
Владимир Солоухин: В узел связаны нити
27-04-2014 01:28
В узел связаны нити
Вы проходите мимо слона?
Подождите.
Рассмотрите вплотную это чудо, увиденное наяву.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… он берет траву,
Сочную (после дождя) или пыльную (лишь бы еда),
Свежей воды добавляет из близ текущей реки
(Впрочем, может из лужи браться слоном вода),
Все смешает потом
И спит себе в холодочке
С набитым травой и водой животом,
Там, где тропиков солнце леса пробивает вкось.
Это кажется только, что спит, а на самом-то деле
Из зеленой, мягкой травы
(Вы подумайте только — из мягкой травы)
Без особых усилий (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?
Где приборы?
Где задумчивость профессорской головы?)
Создает слоновую кость!
Вы-ра-ба-ты-вает слоновую кость,
Тяжелую, плотную, желтую, с глянцевым блеском
Из мягкой, совсем не похожей на кость травы!
Вы проходите мимо цветка?
Наклонитесь,
Поглядите на чудо,
Которое видеть вы раньше нигде не могли.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… Он берет крупинку мягкой черной земли.
Затем он берет дождя дождинку,
И воздуха голубой лоскуток,
И лучик, солнышком пролитой.
Все смешает потом (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?),
И вот из одной и той же черного цвета земли
Он то красный, то синий, то сиреневый, то золотой!
Мало этого! Семечко сделает он
Из земли, из воздуха и воды.
Такое, что взять-то никак не возьмешь.
Раскусишь, поищешь — ничего не найдешь.
А между тем все заранее спрятано там,
Что присуще живым цветущим цветам:
И корни, и стебель, и лепестки
(И краска припрятана для лепестков),
И способность вырасти именно возле реки
Или именно вдалеке от ее берегов!
Вы проходите мимо прохожих людей,
Их расталкивая на тротуаре?
Остановитесь!
Поглядите на чудо
Из всех возможных и сущих чудес.
Человек,
Он умеет такое, что никто на земле не умеет,
Например… он берет говяжьего мяса кусок,
И луку пучок
(Иль иное земное растенье),
И воду берет, и воздуха светлый глоток,
И рыбу, и дыню, и свеклу, и грецкий орех,
Бездумно берет, безотчетно берет, наудачу.
И вдруг
Из всего, что взял,
Что вдохнул, и выпил, и съел…
Слово человеческое создает!
И загадку,
И песню,
И смех (человеческий смех!),
И а-риф-ме-ти-ческую задачу!
Так разве же можно подойти и ударить его по голове?
Подойти и отнять кусок хлеба?
Не дать ему воздуха или воды?
Или солнца, солнца ему не дать?!
(Подозреваю, что именно из солнца
Сотворяется в человеке смех.)
Подумайте. Повремените.
В нем,
В одном человеке (если только он человек)
Прошедших туманных веков
И грядущих туманных веков
В узел связаны нити, —
Не оборвите!
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Вы проходите мимо слона?
Подождите.
Рассмотрите вплотную это чудо, увиденное наяву.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… он берет траву,
Сочную (после дождя) или пыльную (лишь бы еда),
Свежей воды добавляет из близ текущей реки
(Впрочем, может из лужи браться слоном вода),
Все смешает потом
И спит себе в холодочке
С набитым травой и водой животом,
Там, где тропиков солнце леса пробивает вкось.
Это кажется только, что спит, а на самом-то деле
Из зеленой, мягкой травы
(Вы подумайте только — из мягкой травы)
Без особых усилий (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?
Где приборы?
Где задумчивость профессорской головы?)
Создает слоновую кость!
Вы-ра-ба-ты-вает слоновую кость,
Тяжелую, плотную, желтую, с глянцевым блеском
Из мягкой, совсем не похожей на кость травы!
Вы проходите мимо цветка?
Наклонитесь,
Поглядите на чудо,
Которое видеть вы раньше нигде не могли.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… Он берет крупинку мягкой черной земли.
Затем он берет дождя дождинку,
И воздуха голубой лоскуток,
И лучик, солнышком пролитой.
Все смешает потом (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?),
И вот из одной и той же черного цвета земли
Он то красный, то синий, то сиреневый, то золотой!
Мало этого! Семечко сделает он
Из земли, из воздуха и воды.
Такое, что взять-то никак не возьмешь.
Раскусишь, поищешь — ничего не найдешь.
А между тем все заранее спрятано там,
Что присуще живым цветущим цветам:
И корни, и стебель, и лепестки
(И краска припрятана для лепестков),
И способность вырасти именно возле реки
Или именно вдалеке от ее берегов!
Вы проходите мимо прохожих людей,
Их расталкивая на тротуаре?
Остановитесь!
Поглядите на чудо
Из всех возможных и сущих чудес.
Человек,
Он умеет такое, что никто на земле не умеет,
Например… он берет говяжьего мяса кусок,
И луку пучок
(Иль иное земное растенье),
И воду берет, и воздуха светлый глоток,
И рыбу, и дыню, и свеклу, и грецкий орех,
Бездумно берет, безотчетно берет, наудачу.
И вдруг
Из всего, что взял,
Что вдохнул, и выпил, и съел…
Слово человеческое создает!
И загадку,
И песню,
И смех (человеческий смех!),
И а-риф-ме-ти-ческую задачу!
Так разве же можно подойти и ударить его по голове?
Подойти и отнять кусок хлеба?
Не дать ему воздуха или воды?
Или солнца, солнца ему не дать?!
(Подозреваю, что именно из солнца
Сотворяется в человеке смех.)
Подумайте. Повремените.
В нем,
В одном человеке (если только он человек)
Прошедших туманных веков
И грядущих туманных веков
В узел связаны нити, —
Не оборвите!
Татьяна Кузовлёва: Истина
27-04-2014 00:23
Истина
Этот город называется Москва.
Эта улочка, как ниточка, узка.
Эта комната - бочонок о два дна.
И сюда приходит женщина одна.
Меж ключиц её цепочки круглых бус,
он губами знает каждую на вкус,
он срывает их, как капельки с листа,
а она стоит, как девочка чиста.
Это чёрт её придумал или Бог?
Это грезил ею Пушкин или Блок?
И кому была завещена в века
эта смуглая точеная рука?
Эти серые печальные зрачки
открывали все засовы и замки.
Ей подвластны все дворцы и все дома -
это входит в дом к нам Истина сама.
Изгоняли её с тронов короли.
Увозили в кругосветку корабли.
Оставалась караулить берега
ложь - разлучница, распутница, деньга!
А она ломала руки, как лучи,
и срывала цепи бусинок с ключиц,
и лежали они, весом в шар земной,
на прямых ладонях Истины самой.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Этот город называется Москва.
Эта улочка, как ниточка, узка.
Эта комната - бочонок о два дна.
И сюда приходит женщина одна.
Меж ключиц её цепочки круглых бус,
он губами знает каждую на вкус,
он срывает их, как капельки с листа,
а она стоит, как девочка чиста.
Это чёрт её придумал или Бог?
Это грезил ею Пушкин или Блок?
И кому была завещена в века
эта смуглая точеная рука?
Эти серые печальные зрачки
открывали все засовы и замки.
Ей подвластны все дворцы и все дома -
это входит в дом к нам Истина сама.
Изгоняли её с тронов короли.
Увозили в кругосветку корабли.
Оставалась караулить берега
ложь - разлучница, распутница, деньга!
А она ломала руки, как лучи,
и срывала цепи бусинок с ключиц,
и лежали они, весом в шар земной,
на прямых ладонях Истины самой.
Татьяна Кузовлева: Как капризно июль гонит пух по московским асфальтам...
25-04-2014 23:15
А.П.
Как капризно июль
Гонит пух по московским асфальтам!
Наши судьбы без устали крутят скрипящую ось.
Будь же благословенно, что прожито было с азартом,
То, что тратилось щедро и с юности не береглось.
Это нынче мы сделались так непростительно скупы:
Экономим минуты, легко растранжирив года.
Это мы – это ветер обжёг наши смуглые скулы.
Это дней драгоценных за нами встаёт череда.
В этой жизни, пожалуй, нам надо не так уж и мало:
Чтобы дом устоял на семи сумасшедших ветрах,
Чтобы по-пастернаковски ночью свеча трепетала,
И озноб не стихал, и рождались слова на губах.
Там, где век захлестнул нас петлёй перемен торопливых,
Где дороги не сходятся, вдаль параллельно скользя,
Пусть хранит тебя Бог
между любящих, между любимых,
Между прошлым и будущим,
Где потеряться нельзя.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Как капризно июль
Гонит пух по московским асфальтам!
Наши судьбы без устали крутят скрипящую ось.
Будь же благословенно, что прожито было с азартом,
То, что тратилось щедро и с юности не береглось.
Это нынче мы сделались так непростительно скупы:
Экономим минуты, легко растранжирив года.
Это мы – это ветер обжёг наши смуглые скулы.
Это дней драгоценных за нами встаёт череда.
В этой жизни, пожалуй, нам надо не так уж и мало:
Чтобы дом устоял на семи сумасшедших ветрах,
Чтобы по-пастернаковски ночью свеча трепетала,
И озноб не стихал, и рождались слова на губах.
Там, где век захлестнул нас петлёй перемен торопливых,
Где дороги не сходятся, вдаль параллельно скользя,
Пусть хранит тебя Бог
между любящих, между любимых,
Между прошлым и будущим,
Где потеряться нельзя.
Татьяна Кузовлева: Вмешаться в ход времён, переступить черту...
25-04-2014 23:03
Вмешаться в ход времён, переступить черту –
Смиримся, что не нам,
Что в гулком мирозданье
Не нам остановить мгновенье на лету,
Но издали смотреть и сдерживать дыханье.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Смиримся, что не нам,
Что в гулком мирозданье
Не нам остановить мгновенье на лету,
Но издали смотреть и сдерживать дыханье.
Татьяна Кузовлева: Снежинка
25-04-2014 22:10
Снежинка
Обжигаясь, тая, умирая
Бабочкой, стремящейся в огонь,
От любви и нежности сгорая,
Упадёшь ты на мою ладонь.
О восьмиконечная, резная,
Хрупкая, почти что неземная,
Падчерица вечной мерзлоты,
Как сбежать от стаи ты решилась,
Невесомой, как тебе кружилось,
Как тебе срывалось с высоты?
Сколько от дождя до снегопада
Странствовала ты, моя отрада,
Капелька, хрусталинка, душа?
Как смогла в перерожденье вечном
Сердце от распада уберечь ты,
Воздухом разреженным дыша?
Где ещё меж тем и этим светом
От земли взлетающие летом
И к земле летящие зимой
Вдруг сойдутся в точке изначальной
Два пути несхожих и случайных,
Два летящих встречно - твой и мой?
Яркой вспышкой, нестерпимой болью
Расставанье мне проколет грудь.
…Я боюсь пошевелить ладонью,
Чтобы эту близость не спугнуть.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Обжигаясь, тая, умирая
Бабочкой, стремящейся в огонь,
От любви и нежности сгорая,
Упадёшь ты на мою ладонь.
О восьмиконечная, резная,
Хрупкая, почти что неземная,
Падчерица вечной мерзлоты,
Как сбежать от стаи ты решилась,
Невесомой, как тебе кружилось,
Как тебе срывалось с высоты?
Сколько от дождя до снегопада
Странствовала ты, моя отрада,
Капелька, хрусталинка, душа?
Как смогла в перерожденье вечном
Сердце от распада уберечь ты,
Воздухом разреженным дыша?
Где ещё меж тем и этим светом
От земли взлетающие летом
И к земле летящие зимой
Вдруг сойдутся в точке изначальной
Два пути несхожих и случайных,
Два летящих встречно - твой и мой?
Яркой вспышкой, нестерпимой болью
Расставанье мне проколет грудь.
…Я боюсь пошевелить ладонью,
Чтобы эту близость не спугнуть.
Татьяна Кузовлева: Давать советы - бесполезный труд...
23-04-2014 17:25
Давать советы - бесполезный труд.
Чужих ошибок горестная повесть.
Но тайно ото всех в душе живут
Советчик - сердце и советчик - совесть.
И я их голоса в своей крови
Несу, храню и заглушить не смею.
И знаю: лишь перед лицом любви
Становимся мы чище и щедрее.
И понимаю: в будущем и днесь -
Вот человек, в нём всё смешалось чудно.
Люблю его таким, каков он есть,
Не жалуясь, что это слишком трудно.
Отмерена любовь на небесах.
Но даже здесь, где надо жить отважно
И где гуляют гирьки на весах,
Нам воздаётся за любовь однажды.
комментарии: 2
понравилось!
вверх^
к полной версии
Чужих ошибок горестная повесть.
Но тайно ото всех в душе живут
Советчик - сердце и советчик - совесть.
И я их голоса в своей крови
Несу, храню и заглушить не смею.
И знаю: лишь перед лицом любви
Становимся мы чище и щедрее.
И понимаю: в будущем и днесь -
Вот человек, в нём всё смешалось чудно.
Люблю его таким, каков он есть,
Не жалуясь, что это слишком трудно.
Отмерена любовь на небесах.
Но даже здесь, где надо жить отважно
И где гуляют гирьки на весах,
Нам воздаётся за любовь однажды.
Татьяна Кузовлева: Зачем считать свои года...
23-04-2014 17:23
Зачем считать свои года?
Они особой жизнью живы,
Напоминая иногда
О том, как мы нетерпеливы,
Как мы сперва торопим их,
Потом спешим от них отречься,
И цифр пугаемся больших,
Чтоб ненароком не обжечься.
Но есть один простой закон,
Он отвергает зимний холод:
Тот, кто любим, - тот защищён,
И кто необходим, - тот молод.
комментарии: 4
понравилось!
вверх^
к полной версии
Они особой жизнью живы,
Напоминая иногда
О том, как мы нетерпеливы,
Как мы сперва торопим их,
Потом спешим от них отречься,
И цифр пугаемся больших,
Чтоб ненароком не обжечься.
Но есть один простой закон,
Он отвергает зимний холод:
Тот, кто любим, - тот защищён,
И кто необходим, - тот молод.
Татьяна Кузовлева: Шестнадцать лет
23-04-2014 17:19
Шестнадцать лет
Даниэлле
О это превращенье вечное:
Ещё не сброшен детства кокон,
Но бабочкой трепещет женщина
Во взгляде, в том, как вьётся локон.
Ещё и замкнутость и скованность,
И грусть, порой неодолимая,
Но видится сквозь замурованность
Та грация неповторимая,
Перед которой снег молитвенно
На землю падает усталую
И прикрывает нежно рытвины
Там, где её стопа ступала бы.
И я стою смущённо около,
И я смотрю, заворожённая,
Как крылья, влажные от кокона,
Расправленные, напряжённые,
Вот-вот свободою наполнятся,
Подхватятся её потоками,
И небом трепет их запомнится
И звездами, от нас далёкими.
И долго - в голосе ли, в жестах ли -
Пускай пребудет сокровенное:
То - изнутри - свеченье женское,
Во все столетия бесценное.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Даниэлле
О это превращенье вечное:
Ещё не сброшен детства кокон,
Но бабочкой трепещет женщина
Во взгляде, в том, как вьётся локон.
Ещё и замкнутость и скованность,
И грусть, порой неодолимая,
Но видится сквозь замурованность
Та грация неповторимая,
Перед которой снег молитвенно
На землю падает усталую
И прикрывает нежно рытвины
Там, где её стопа ступала бы.
И я стою смущённо около,
И я смотрю, заворожённая,
Как крылья, влажные от кокона,
Расправленные, напряжённые,
Вот-вот свободою наполнятся,
Подхватятся её потоками,
И небом трепет их запомнится
И звездами, от нас далёкими.
И долго - в голосе ли, в жестах ли -
Пускай пребудет сокровенное:
То - изнутри - свеченье женское,
Во все столетия бесценное.
Иван Бунин: Христос воскрес!
21-04-2014 10:33
Христос воскрес!
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют.
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
Без заголовка
21-04-2014 10:19
Это цитата сообщения Sulamiff Оригинальное сообщение
Христос Воскресе!
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Это цитата сообщения Sulamiff Оригинальное сообщение
Христос Воскресе!
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес...
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленеет ближний лес...
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
Вот просыпается земля,
И одеваются поля,
Весна идет, полна чудес!
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
А. Майков
Без заголовка
21-04-2014 10:10
Это цитата сообщения -Моль- Оригинальное сообщение
Христос воскресе!
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Это цитата сообщения -Моль- Оригинальное сообщение
Христос воскресе!
Поздравляю моих православных друзей-читателей с Пасхой! Христос Воскресе!
<...>А только что прошедшей ночью была на ночной пасхальной службе. И знаете что скажу? Что это потрясающе!
Мне подумалось, что людей, которые говорят, что Православие - мрачная и унылая религия, нужно за ручку отводить постоять на этой службе. И ещё мне подумалось, что можно прочитать 10 книг о сути, смысловой сердцевине нашей веры, а можно просто побывать на ночной пасхальной службе, и поймешь то же, если не больше.
<...> В общем, I´m back. :) Ещё раз с праздником!
Без заголовка
20-04-2014 03:27
Христос Воскресе!
Χριστός Ανέστη!
Christus resurrexit!
комментарии: 3
понравилось!
вверх^
к полной версии
Χριστός Ανέστη!
Christus resurrexit!
Иосиф Бродский: Услышу и отзовусь
18-04-2014 19:18
Услышу и отзовусь
Сбились со счета дни, и Борей покидает озимь,
ночью при свете свечи пересчитывает стропила.
Будто ты вымолвила негромко: осень,
осень со всех сторон меня обступила.
Затихает, и вновь туч на звезды охота
вспыхивает, и дрожит в замешательстве легком стреха.
С уст твоих слетают времена года,
жизнь мою превращая, как леса и овраги, в эхо.
Это твое, тихий дождь, шум, подхваченный чащей,
так что сердце в груди шумит, как ивовый веник.
Но безучастней, чем ты, в тысячу раз безучастней,
молча глядит на меня (в стороне) можжевельник.
Темным лицом вперед (но как бы взапуски с тучей)
чем-то близким воде ботфортами в ямах брызжу,
благословляя родства с природой единственный случай,
будто за тысячу верст взор твой печальный вижу.
Разрывай мои сны, если хочешь. Безумствуй в яви.
Заливай до краев этот след мой в полях мышиных.
Как Сибелиус пой, умолкать, умолкать не вправе,
говори же со мной и гуди и свисти в вершинах.
Через смерть и поля, через жизни, страданья, версты
улыбайся, шепчи, заливайся слезами -- сладость
дальней речи своей, как летучую мышь, как звезды,
кутай в тучах ночных, посылая мне боль и радость.
Дальше, дальше! где плоть уж не внемлет душе, где в уши
не вливается звук, а ныряет с душою вровень,
я услышу тебя и отвечу, быть может, глуше,
чем сейчас, но за все, в чем я не был и был виновен.
И за тенью моей он последует -- как? с любовью?
Нет! скорей повлечет его склонность воды к движенью.
Но вернется к тебе, как великий прибой к изголовью,
как вожатого Дант, уступая уничтоженью.
И охватит тебя тишиной и посмертной славой
и земной клеветой, не снискавшей меж туч успеха,
то сиротство из нот, не берущих выше октавой,
чем возьмет забытье и навеки смолкшее эхо.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Сбились со счета дни, и Борей покидает озимь,
ночью при свете свечи пересчитывает стропила.
Будто ты вымолвила негромко: осень,
осень со всех сторон меня обступила.
Затихает, и вновь туч на звезды охота
вспыхивает, и дрожит в замешательстве легком стреха.
С уст твоих слетают времена года,
жизнь мою превращая, как леса и овраги, в эхо.
Это твое, тихий дождь, шум, подхваченный чащей,
так что сердце в груди шумит, как ивовый веник.
Но безучастней, чем ты, в тысячу раз безучастней,
молча глядит на меня (в стороне) можжевельник.
Темным лицом вперед (но как бы взапуски с тучей)
чем-то близким воде ботфортами в ямах брызжу,
благословляя родства с природой единственный случай,
будто за тысячу верст взор твой печальный вижу.
Разрывай мои сны, если хочешь. Безумствуй в яви.
Заливай до краев этот след мой в полях мышиных.
Как Сибелиус пой, умолкать, умолкать не вправе,
говори же со мной и гуди и свисти в вершинах.
Через смерть и поля, через жизни, страданья, версты
улыбайся, шепчи, заливайся слезами -- сладость
дальней речи своей, как летучую мышь, как звезды,
кутай в тучах ночных, посылая мне боль и радость.
Дальше, дальше! где плоть уж не внемлет душе, где в уши
не вливается звук, а ныряет с душою вровень,
я услышу тебя и отвечу, быть может, глуше,
чем сейчас, но за все, в чем я не был и был виновен.
И за тенью моей он последует -- как? с любовью?
Нет! скорей повлечет его склонность воды к движенью.
Но вернется к тебе, как великий прибой к изголовью,
как вожатого Дант, уступая уничтоженью.
И охватит тебя тишиной и посмертной славой
и земной клеветой, не снискавшей меж туч успеха,
то сиротство из нот, не берущих выше октавой,
чем возьмет забытье и навеки смолкшее эхо.
Без заголовка
15-04-2014 13:41
«Жизнь наша — постоянно текущее время. Дни измеряются часами, и оплата труда измеряется ими же, и знания наши измеряются годами. Вырываем несколько минут посреди занятого дня, чтобы выпить кофейку, поглядывая на часы, торопимся назад к рабочему месту, живем по расписанию. Но время уходит неумолимо, и порой задумываешься, а в самом ли деле эти секунды, минуты, дни, недели, месяцы, годы и десятилетия истрачены именно так, как надо.»
Сесилия Ахерн - «Там, где заканчивается радуга»
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Сесилия Ахерн - «Там, где заканчивается радуга»
Без заголовка
13-04-2014 15:46
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Митрополит Сурожский Антоний. Вербное воскресенье
13-04-2014 15:00
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня, с нынешнего дня, Христос вступает не только в Свои страданья, но в то страшное одиночество, которое Его окутывает в течение всех дней Страстной седмицы. Оно начинается с недоразумения. Люди ожидают, что вход Господень в Иерусалим будет торжественным шествием политического, народного вождя, который освободит свой народ от гнёта, от рабства, от того, что они считали безбожием, потому что всякое язычество, идолопоклонство есть отрицание Живого Бога.
Это одиночество разовьется дальше в страшном непонимании даже со стороны Его учеников. На Тайной Вечери, когда в последний раз Спаситель будет с ними говорить, они всё время будут недоумевать о смысле Его слов. И дальше, когда Он войдет в Гефсиманский сад, чтобы стоять перед страшной смертью, которая Ему предстоит, ученики, которых Он избрал, Петр, Иоанн и Иаков - самые Ему близкие - заснут от уныния и от усталости и от отчаяния...
И, наконец, последним шагом в это одиночество будет крик Христов со креста: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты меня оставил? Оставленный людьми, отверженный израильским народом, Он вступает в предельную оставленность и умирает без Бога, без людей, один, только со Своей любовью к Богу и со Своей любовью к людям, умирая ради одних, умирая во славу Другого.
Начало страстей Господних - сегодняшнее торжественное Его шествие. Люди ждали царя, вождя - они нашли Спасителя душ их. Ничто так не ожесточает человека, как потерянная надежда, как разочарованная надежда. И этим объясняется, что люди, которые так Его встречали, которые были свидетелями воскрешения Лазаря, чудес Его над людьми, слышали Его учение, восхищались каждым Его словом, были готовы стать Его учениками, лишь бы с этим шла победа - эти люди от Него оторвались, отвернулись и стали через несколько дней кричать: Распни, распни Его!.. И Христос провел все эти дни в одиночестве, зная, куда Он идет, и оставленный всеми, кроме Божией Матери, Которая поодаль стояла, молчаливо, как в течение всей Своей жизни, соучаствовала в Его трагическом восхождении ко Кресту. Божия Матерь, Которая приняла Благовестие, но также приняла, безмолвно, пророческое слово Симеона о том, что и Ей пройдет меч через сердце...
В течение этих дней мы будем присутствовать - не только вспоминать их, но присутствовать! - при Страстях Господних. Мы будем частью толпы, которая окружала Христа, Его учеников и Божию Матерь. И когда мы будем слушать евангельское чтение, слышать молитвы Церкви, когда, образ за образом, пройдут картины этих страстных дней - станем каждый день себе ставить вопрос: А где я, кто я в этой толпе: фарисей? книжник? изменник? трус? кто?... Или стою я среди апостолов - но и они были побеждены страхом! Петр трижды отрекся, Иуда предал, Иоанн, Иаков и Петр заснули, когда Христу больше всего нужна была человеческая любовь, другие ученики бежали- никто не остался, кроме Иоанна и Матери Божией, тех, кто связан был со Христом такой любовью, которая не боится, такой любовью, которая готова всё разделить...
И снова поставим перед собой вопрос: кто мы, где мы? Где находимся мы в этой толпе? Стоим ли мы с надеждой или с отчаянием? А если мы стоим с бесчувствием, то мы тоже - часть этой страшной толпы, которая окружала Христа, которая перемещалась, слушала - и уходила, как мы будем уходить из храма... Будет стоять Крест здесь в четверг, мы будем читать Евангелие о Кресте, о распятии, о смерти - и что потом будет? Крест останется стоять - а мы пойдем на отдых, пойдем домой, пойдем ужинать, спать, отдыхать, готовиться к утомлению следующего дня. А Христос в это время на Кресте, Христос во гробе. Какой это ужас, что мы не можем, как и ученики в свое время, единого часа, одной ночи с Ним провести… Подумаем над этим; и если мы не способны сделать ничего, то хоть поймем, кто мы, где мы, и обернемся ко Христу хоть в последний час с возгласом, с молитвой разбойника: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! Аминь.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Сегодня, с нынешнего дня, Христос вступает не только в Свои страданья, но в то страшное одиночество, которое Его окутывает в течение всех дней Страстной седмицы. Оно начинается с недоразумения. Люди ожидают, что вход Господень в Иерусалим будет торжественным шествием политического, народного вождя, который освободит свой народ от гнёта, от рабства, от того, что они считали безбожием, потому что всякое язычество, идолопоклонство есть отрицание Живого Бога.
Это одиночество разовьется дальше в страшном непонимании даже со стороны Его учеников. На Тайной Вечери, когда в последний раз Спаситель будет с ними говорить, они всё время будут недоумевать о смысле Его слов. И дальше, когда Он войдет в Гефсиманский сад, чтобы стоять перед страшной смертью, которая Ему предстоит, ученики, которых Он избрал, Петр, Иоанн и Иаков - самые Ему близкие - заснут от уныния и от усталости и от отчаяния...
И, наконец, последним шагом в это одиночество будет крик Христов со креста: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты меня оставил? Оставленный людьми, отверженный израильским народом, Он вступает в предельную оставленность и умирает без Бога, без людей, один, только со Своей любовью к Богу и со Своей любовью к людям, умирая ради одних, умирая во славу Другого.
Начало страстей Господних - сегодняшнее торжественное Его шествие. Люди ждали царя, вождя - они нашли Спасителя душ их. Ничто так не ожесточает человека, как потерянная надежда, как разочарованная надежда. И этим объясняется, что люди, которые так Его встречали, которые были свидетелями воскрешения Лазаря, чудес Его над людьми, слышали Его учение, восхищались каждым Его словом, были готовы стать Его учениками, лишь бы с этим шла победа - эти люди от Него оторвались, отвернулись и стали через несколько дней кричать: Распни, распни Его!.. И Христос провел все эти дни в одиночестве, зная, куда Он идет, и оставленный всеми, кроме Божией Матери, Которая поодаль стояла, молчаливо, как в течение всей Своей жизни, соучаствовала в Его трагическом восхождении ко Кресту. Божия Матерь, Которая приняла Благовестие, но также приняла, безмолвно, пророческое слово Симеона о том, что и Ей пройдет меч через сердце...
В течение этих дней мы будем присутствовать - не только вспоминать их, но присутствовать! - при Страстях Господних. Мы будем частью толпы, которая окружала Христа, Его учеников и Божию Матерь. И когда мы будем слушать евангельское чтение, слышать молитвы Церкви, когда, образ за образом, пройдут картины этих страстных дней - станем каждый день себе ставить вопрос: А где я, кто я в этой толпе: фарисей? книжник? изменник? трус? кто?... Или стою я среди апостолов - но и они были побеждены страхом! Петр трижды отрекся, Иуда предал, Иоанн, Иаков и Петр заснули, когда Христу больше всего нужна была человеческая любовь, другие ученики бежали- никто не остался, кроме Иоанна и Матери Божией, тех, кто связан был со Христом такой любовью, которая не боится, такой любовью, которая готова всё разделить...
И снова поставим перед собой вопрос: кто мы, где мы? Где находимся мы в этой толпе? Стоим ли мы с надеждой или с отчаянием? А если мы стоим с бесчувствием, то мы тоже - часть этой страшной толпы, которая окружала Христа, которая перемещалась, слушала - и уходила, как мы будем уходить из храма... Будет стоять Крест здесь в четверг, мы будем читать Евангелие о Кресте, о распятии, о смерти - и что потом будет? Крест останется стоять - а мы пойдем на отдых, пойдем домой, пойдем ужинать, спать, отдыхать, готовиться к утомлению следующего дня. А Христос в это время на Кресте, Христос во гробе. Какой это ужас, что мы не можем, как и ученики в свое время, единого часа, одной ночи с Ним провести… Подумаем над этим; и если мы не способны сделать ничего, то хоть поймем, кто мы, где мы, и обернемся ко Христу хоть в последний час с возгласом, с молитвой разбойника: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! Аминь.
Без заголовка
10-04-2014 01:53
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Елена Ширман: Последние стихи
10-04-2014 01:10
Последние стихи
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными,
как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает
недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё
чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется называть
твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою —
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выдаются плоские буквы в бурых конвертах,
Нормированные и обезжиренные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю, что мне хочется.)
… Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне
с экрана,
Ты идёшь по залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
… Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние и мне ничего больше
не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
1941
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными,
как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает
недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё
чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется называть
твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою —
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выдаются плоские буквы в бурых конвертах,
Нормированные и обезжиренные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю, что мне хочется.)
… Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне
с экрана,
Ты идёшь по залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
… Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние и мне ничего больше
не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
1941