Глава 5
Два года назад я встретила её. Она зашла в институт, где я подрабатывала летом, к кому-то из друзей. Она спросила меня, как пройти в триста двенадцатый кабинет, а я не могла оторваться от нее – такая она была красивая.
В обед того же дня я опять ее встретила – уже в буфете. Села я тогда рядом, чтобы наслаждаться ее красотой. Она оживленно болтала с кем-то, а потом попросила у меня ручку, что-то записала на салфетке и отдала мне салфетку. Там был телефон.
- Её?
- Нет.
Она разыскала меня на следующий же день. Просто перепутала – хотела отдать ручку, а не кусок бумаги с телефоном.
Я отдала, конечно. Помню какой-то лёгкий привкус досады в груди. А вечером встретила ее в парке у ДК. Она скрючилась на скамейке, вздрагивая от слёз. Я не могла пройти мимо…
- Ты стала с ней спать?
- Что ты с ней делала?
- Чем всё закончилось?
Слишком много вопросов для молчаливого парня.
Номер на салфетке – это был номер любовницы ее жениха. Они должны были пожениться осенью. Но он ее не любил. Он любил деньги ее отца.
Отец Насти после ее рождения уехал в Америку на ПМЖ. А в начале девяностых завладел казахстанской землёй, богатой черным золотом. Пара нефтяных вышек приносили стабильный доход. Частью этих денег отец по совести делился с дочерью и бывшей женой. Вот только интересная история: на Настино окончание школы папа приехал с подарком, – симпатичным автомобилем, - и забрал с собой маму. Получился обмен.
Грёбаная страна. Всё держится на нефти.
- Ты ее любила?- Спрашивает Стас. Не думала, что такой человек может заинтересоваться моей жизнью.
- Мы были подругами.
- Но ты её любила?
- Её все любили. Она была самой красивой девочкой в мире. С ней я впервые пошла в косметический салон.
Стас метнул на меня удивленный взгляд.
Я ходила в солярий и в тренажерный зал, чтобы проводить с ней больше времени.
Безобрезной маникюр и аппаратный педикюр, тусовки в клубах – её круг золотой молодежи. Она каждый раз выбирала себе жертву среди денежных мешков и почти никогда не возвращалась домой из клуба.
Её всегда кто-нибудь увозил.
- А тебя? – он опять принял безучастный вид и, как бы делая одолжение, задавал свои тупые вопросы.
- Было иногда – резко ответила я. Разозлить меня легко.
Я наворачиваюсь на своих шпильках и улетаю, теряя равновесие. Никогда не отличалась хорошим вестибулярным аппаратом.
Стас меня ловит. По леву сторону шоссе виднеются городские огни.
Я – человек иногда неадекватный. Сама не знаю, почему продолжаю рассказ, зная, что не расскажу его до конца.
- Иногда за компанию с Настей. Иногда нет. После таких вылазок в кармане появлялась сотня-другая американских рублей.
Я не понимала почему, а она сказала, что так принято.
Этими деньгами оплачивались солярии, тренажеры, косметика, шмотки…
Денег мне не хватало, и я экономила на еде. В солярии я упала в обморок. Все подумали, что я сижу на диете.
Обмороки стали периодическими, а когда Настя заметила это, затащила меня в больницу. Знаешь, за проживание я должна была заплатить сто семьдесят один рубль. Это были мои последние деньги. Я спросила «мелочь» у Насти. Конечно, она заплатила. На удивление, в больнице хорошо кормили. Ну, знаешь, у всего свои подъебы – кисель был густой и из настоящих фруктов, но без сахара, суп без соли. Еда варилась для всех больных сразу, а потом каждый в отдельности добавлял безопасные для них продукты.
Настя являлась каждое утро с шоколадными пудингами и апельсиновыми фрешами. Она считала, что свежевыжатый сок поможет мне поправиться, а пудинг был её любимым лакомством, и типа моим тоже.
Однажды она пришла заплаканная, но не хотела говорить, в чем дело. Сок на этот раз был в тетрапаке. «Восстановлен из концентрата».
- И что же с ней случилось?
Вопрос остался без ответа. Мы пришли к его дому. Последний этаж шлакоблочного строения в самом, наверное, дешевом районе города. Зато вид на реку и берёзовую рощу, и эркер в кухне.
Квартира была большой и пустоватой. Обои кое-где ободраны. Я очень удивилась, обнаружив в столовой настоящую лепнину.
Пахло сыростью.
-Ты здесь живешь? – в комнате обнаружила разложенный диван и расходящийся от него в разные стороны бардак: одежда, бумаги, книги, ботинки, остатки пищи, посуда, использованная как пепельницы.
Дверь на балкон была открыта. На нем был натянута бразильским гамаком простынь.
- Да, досталась от бабушки в наследство.
Он вынимает все свои сережки из ушей и подбородка.
- Надо измениться, за нами наверно уже охотятся.
Черт, я об этом не подумала.
Он берется за ножницы и отрезает локоны своих черных…
И я вижу светлые корни его черных волос.
Невероятная злость охватывает меня. Я отвешиваю ему пощечину, забираюсь на диван, топчусь, по остаткам пищи с криками «Ты не настоящий!» «Ты мне врал!»
Он, как адекватный человек, естественно ничего не понимает. А я уже не смогу объяснить, что считала его моей противоположностью, и по этой идее он должен быть весь настоящий. Он не должен был ходить не в солярии, не в косметические салоны. Ему должно было быть наплевать,
Читать далее...