в день, когда ты сделаешь последний вдох, не произойдёт ничего.
ветер как всегда будет тёплым.
или дождь в тишине будет заливать балконную плитку.
тебе скажут обычные слова.
или ты долго будешь слушать длинные гудки в трубке -
смотря по обстоятельствам, ты же знаешь.
в конце концов, мир ведь может пережить ядерную войну и телефон кое-где
будет не вполне исправен, что естественно.
звонить по телефону тогда - ты почувствуешь это -
станет соравно попытке достучаться до небес,
потому что в иных местах время и пустота
окажутся безграничны.

уехал в питер.

ты можешь только проваливаться. или ставить точки.
я мало понимаю людей, факт. в любом случае их желания вызывают недоумение.
но к чёрту их желания. в моей темноте им ничего не светит. для самого себя я полностью отработанный материал. время после университета ощущается как провал - ни будущего, ни прошлого, ни настоящего. у меня нет ни целей, ни перспектив. и никаких планов, это уж точно.

бежать. залечь на дно. сменить имя. ещё раз. исчезнуть. поезд движется. за окном проплывает город. дома, дома... и ничего кроме. ощущение ветренных дней, хмурого лета. шёл бы дождь, не останавливаясь... шёл бы и шёл. до бесконечности. пусть же они умрут наконец. усталость. очень хочется расстояний, времени. всего того, что отделяет. надоедает чувствовать отстранённость. люди - случайные попутчики. история решительно оставила здешние края.

начинаешь запоминать, только если что-то отсутствует.
память выстроена на лакунах, она сама представляет собой
точку отрицательности. момент такой ёмкой пустоты,
делающей воздух зримым.

закончил мгу

если бы нужно было спасти себя, я бы не делал этого шага.
я бы вообще не выходил оттуда.
я бы остался там, сидя на полу, на протёртом линолеуме, прижимаясь спиной к дребезжащей фанере стен.
куски, обломки, неровные края.
шаткие нервы, крики. страх.
(тебя так легко напугать).
разрушение началось с крайнего западного основания - угол на солнце, в безжалостный закат.
если бы мне нужно было выжить - я бы закрывал лицо руками.
разрушение началось и продолжилось. вверх, наискосок.
кожей на шее я чувствовал его стремительный рост. ничто мира.
что бы ты делал, если бы пришлось бежать?
как можно быстрее.
и пол вскипал бы у тебя под ногами.
пространство преображения.
движение отрицает законы.
выйти оттуда означает потерять право на то, чтобы остановиться.
отныне только: время, вспарывающее хлёсткими пружинами нехватки искажённую трёхмерность.
кричать, чтобы оставаться разумным.
без нескольких минут
не настал бы полдень.
несколько секунд вечной тишины.
в первом шаге заключены все последующее.
в первой ошибке - все остальные.
проделывай их с наслаждением.

минуты проходят, завершается круг. что означает - протягивать руки к стальным облакам, погружая пальцы в свет от ртутных фонарей. видеть то, что хочешь видеть. за спиной, впереди. когда этот город был моим телом, время остановилось.

и ты посылаешь к черту все, что хотел сохранить.

когда-нибудь я расскажу о том как добрался до двери, ведущей на небеса, и о том как сорвал её с петель, но не нашёл ничего. впрочем, там ничего и не должно было быть. это же небо. и как всё, что в природе своей бескрайно, оно не предоставляло ответов. только смыкание горизонтов и разрешение жить, дышать и падать. надежды быть не должно. только там, где нет решений и выходов - можно двигаться.

Вы - кретин, если ищете здесь мудрость.
Но ещё больший, если не ищете.

я так люблю твои последние слова - за умирающую в них надежду и этот спокойный взгляд, в котором стынет мир, и звёзды теряют яркость.
- мне всё равно, - говоришь ты, и я понимаю, что нет ничего более важного для тебя сейчас.
- не имеет значения, - ты надламываешь сигарету, высыпаешь табак. разворачиваешь бумажную обёртку и пишешь на ней слова прощения. и выносишь приговор, не осуждая.
- я был - и теперь какое мне до этого всего дело, - никто иной не может сжигать мосты вот так - незаметно превратив это в ремесло.
- да я вообще существую только в такие моменты - когда могу что-то уничтожить, от чего-то отказаться, позволить себе не быть, перестать, стать тенью, дождями трёх и снегом одного. я учу вас настоящей любви и первая заповедь: память - это ненадолго.
ты делал что-то и не мог иначе. кто-то не понимал, кто-то был горько обижен, кто-то злился и ненавидел, а ты плевать хотел на этих идиотов.
- что же ты всё-таки так боишься потерять? трепет в своей душе? будущее? прошлое? этот мусор для разведения костров. но реальное сейчас, реальное здесь. поэтому я боюсь утратить только возможность всякий раз становится ничем.

я умею уходить, что в принципе сейчас не играет роли, потому что... не играет. я так хочу. мой персональный проект называется "жить в бессмысленном мире" - только так вещи становятся реальными. я делаю что-то не потому, что это имеет какое-то значение... как невозможно чувствовать без чувств, как невозможно признаться себе в том, что твои желания есть только до тех пор, пока ты о них говоришь. поэтому я не люблю болтливых людей, производящих не настоящие чувства и не настоящие желания. правда, парадокс состоит в том, что для ненастоящего нет противоположности.

- я был способен поверить. но это всё, на что я был способен.

нас окружает серое небо. человек передо мной постоянно курит, уже на автомате, не замечая, давит окурки о чёрные изгибы мокрой от дождя ограды, кидает вниз, втаптывает в осеннюю грязь. рыжие листья, смятое крошево, холодные капли на лице.

- люди постоянно ждут. они вообще только этим и занимаются - ожиданием. представляешь, люди верят, что могут меняться. более страшного бреда я не слышал за всю свою жизнь. никто не способен измениться. как только ты пытаешься зафиксировать своё изменение, ты становишься прежним и повторяешь себя. свои мысли и это вечное идиотическое желание быть осмысленным.

мимо проносятся потоки автомобилей, грязные и некрасивые. в автомобилях вообще нет ничего красивого, только вонь и хмурые лица за лобовым стеклом. боги дали этому городу достаточно ненависти, она бушует на дорогах и улицах приливами, она ни к чему не стремится, оказываясь просто содержанием - констатацией факта того, что это место перестало жить.

- умение думать своим мозгом для человечества в целом - такое же недоступное искусство, как для обезьян - диалектика. людям нужны цели, они полагают, что в мировой ткани полно значений, которые можно добыть, извлечь и стать лучше. они забывают, что критериев нет и любое положение дел таково потому, что это просто кому-то когда-то было удобно. всякая теория, всякая наука, всякая концепция использовались, чтобы в нужном месте и в нужное время отыметь нужные мозги. заставить из думать так же. никакой истины, никаких объективных реальностей. даже о смерти неизвестно, есть только необратимый опыт, но он не у тебя.

знания вообще нет как такового. можно либо быть, либо не быть свободным. свобода означает, что красотой будет оказываться то, что ты сам будешь делать красивым. невозможность измениться доказывает - ты этой свободой обладаешь. остальное - вопрос исключительно веры.

Если возможно влюбиться, даже не в кого-нибудь, а просто - влюбиться, то сейчас именно так. Я наконец нашёл себе музыку на эту весну и она проникает в тело, в лёгкие, ею можно дышать, её можно пить и она не закончится, потому что шёл дождь, который мне сегодня был так нужен, через пять минут я, наконец, выберусь из своей комнаты в этот воздух, сырой и лёгкий, в запахи тёмных мокрых листьев и сирени. Я, конечно, опоздаю, но это неважно теперь абсолютно, потому что хочу идти и общественный транспорт отправлен лесом.

запомнилась почему-то твоя ладонь в пятне солнечного света, и было почти не слышно, распахнутое в тёплый вечер окно и город где-то бесконечно далеко внизу, хотя всего третий этаж, и сразу за поворотом - глубокое небо, инверсионный след уходящего вверх самолёта, запомнился твой шёпот, который был где-то посередине между словами и дыханием, и косые тени по линиям плеч...

ты, оказывается, совершенно теряешься, если снимаешь очки, меняясь почти во всём, становишься мягкой в движениях, и что-то неуловимое происходит с твоим голосом, но это не нежность, ты словно становишься дальше, как будто переходя какую-то невидимую реку, и мне начинает казаться, что я безнадёжно утрачиваю умение понимать... мы с тобой из совершенно разных миров, я знаю, ты никогда не скажешь мне, что любишь, как не сделаю этого и я, просто потому, что тут - иное, без необходимости подобных признаний.

Я запускаю руки в день, в его рассыпающееся нутро, и что-то начинает меняться. Мы необратимо связаны с тобой единой линией - не смотреть в глаза, не слышать слов, не прикасаться.

Мы общаемся лентами дыма, вкладывая высочайшие смыслы в движения губ на вдохе и выдохе. Мы смеёмся, потому что знаем всё, являясь существами более древними, чем две змеи уробороса, которые замыкают свой огненный круг один раз в десять тысяч лет.

Вселенная погибнет, воспламенившись, и всё вернётся, каждый раз начинаясь заново. Вся боль. Все слёзы. Всё, что не имеет смысла. Ожесточённость и невозможность быть рядом. Однако, основную истину, которую пытался выкричать из себя Ницше, не понял и не услышал практически никто:

Если боль невозможно пережить, значит, боли не существует.

пережить.
слово неотречённой связью - май.
разрезано - июнь.
июль.
август.
сентябрь.
октябрь.
ноябрь.
декабрь.
январь.
февраль. забвение.
март - вычеркнут.
апрель. закончено.
снова май.
чем бы ещё могла быть моя жизнь.

что бы потом ни случилось, этот день всегда будет днём, в котором на землю пролилось слишком много воды и слишком много было мокрого асфальта, серого неба, слишком много сумеречно-белого света в комнате утром, вторгавшемся в моё пробуждение от беспокойных, мелькающих снов, слишком рваные разговоры и бессвязные мысли в голове и опять - вода, вода, вода, которая всё падает вниз, заглушает звуки, заглушает память и ничего больше не оставляет - ни во мне, ни где либо ещё - просто вода, пустая, бесконечная, растягивающая время...

сплошная метафора отторжения и обрывов на линии. это ощущение никак не проходит - ощущение того, что застрял в зале ожидания с его высокими стенами и окнами, упирающимися в облезлый потолок, в его гулкой, почти безвоздушной незаполненности, в пространстве где-то между до и после, застрял в необъявлении рейсов, отмене всех расписаний, окружённый ничем и никем, в сплошном провале недосказанных слов и недоделанных дел. я знаю, что ждать нельзя. ожидание - это вообще самая страшная ошибка. но что ещё остаётся, если это место - просто итог каждый раз провальных попыток что-либо изменить.

в целом я бы ни хрена не расстроился, если бы завтра весь этот неудавшийся мир, весь этот город смыло бы напрочь или снесло каким-нибудь торнадо - со всеми его домами, парками, людьми; и не очень бы переживал, если бы все исчезли, перестав существовать, и ни что бы ни о ком больше не напоминало. я, пожалуй, даже хочу этого. я остаюсь до очертенения одинок, но не в этом дело, так как, наверное, уже не смогу иначе. просто мне слишком пусто и бессмысленно всё.

твоя тень исчезает
и больше
в этом мире не будет света
как, впрочем, и тьмы.
самолёты сбиваются в стаи,
оставляя
полоски слюды
в мире, в котором
не будет света
как, впрочем, и тьмы.

never,
ever,
someday.

летом дни станут длиннее, ночи - наоборот. до известного предела. время, когда нужно будет исчезнуть. не то чтобы это приносило удовольствие или содержало высокие смыслы. просто - надо, а иначе - никак. по-другому нельзя и не хочется. я ни фига не верю в предопределённость, но я верю в судьбу. это не тайное предназначение и тому подобная муть, судьба - обычная дорога, по которой идёшь. и пока идёшь - она есть, когда останавливаешься - исчезает. если не двигаешься, вообще нет никаких судеб. ни до, ни после.

есть место - где только поезда и дождь, дождь и поезда, и отсвет красного в сумерках на стекле. вспыхивает. гаснет. и снова, через какое-то время. люди приходят, снимают мокрые плащи, ставят зонты по углам. взъерошенные люди, с невыспавшимися лицами. обхватывают себя руками, пробегая тонкими худыми пальцами по плечам - вверх и вниз. и снова вверх. как-то нелепо жуют сигаретные фильтры, варят кофе и смотрят на дождь за окном. смотрят на стол. и чашки. и слышат поезда, там, в темноте. неразличимы сквозь воду. вспыхивает и гаснет. вспыхивает. гаснет. пластмасса, телефонные провода, потёртые джинсы. сигналы. привет, как ты? как ты? ничего. порядок. кто-то кашляет и трёт воспалённые глаза. до завтра? завтра. шорох страниц. записные книжки. выпавшие жёлтые листы. чужим почерком. чужим языком. да, люблю. люблю. люблю. поезда. скорые. электрички. цистерны. мимо, мимо, по гулким коридорам, по невидимым линиям, по тревожным: когда? люди грызут карандаши, болтают ногами. щёлкают клавишами мобильников. bye-bye. стекло дрожит, когда мимо проносится поезд.

если когда-нибудь я вспомню об этой весне, то почувствую холод в пальцах. если когда-нибудь эта весна приснится мне, возвращаясь смутными ощущениями предутренних снов, то прежде всего это будут видения посторонних одиночеств, бледный свет в окнах, день за днём тишины, стук клавиш, забитые окурками банки, мой любимый свитер, кашель, вкус таблеток и постоянное чувство вымывающегося пространства. когда рисуешь акварелью, нужно много воды - ты проливаешь её на лист, рисуя осень и дождь всегда, даже если рисуешь отсветы каминного пламени. когда вода занимает поверхность листа, мир становится прозрачным и опустевает. время теперь подобно этому, погода слишком ветренна и неласкова с моим здоровьем, я бесконечно простужен, плохо сплю и имею ни к чёрту негодные нервы. но я вспомню об этой весне, столь безжалостно вычёркивающей пространства, освобождающей расстояния и отражающей меня наконец так, как нужно.