Фигурист Плющенко завоевал медаль.
Серебряную, до золотой не дотянулся коньком.
Мог, но не сдюжил – засудили. Конечно, жаль.
А по большему счету подумать – так что мне в том?

Что мне в чужих медалях, триумфах, глазах,
Гордо с экрана сияющих прямо в сервант?
Сам так стоял на сцене, весь зал в слезах –
Они не смогли, а я получил грант.

Грант небольшой, но приятный – не о том речь.
Вопрос в другом: по какой причине и как
Я не услышал горы, свалившейся с плеч,
Шум камнепада – даже вульгарный кряк?

Стоял спокойно, с тоскою глядя вперед.
Надо ведь чувствовать, надо – но извини.
На выход из зала уже потянулся народ,
А я стоял. «Мгновение, погоди!»

Не погодило, даже мимо не пронеслось.
Не было вовсе, уж извиняйте – вот так.
Были усталость, досада, немного злость.
Выиграл – гордись, а не можешь – значит, дурак.

По Культуре показывали доцента Григорьева, в просторечии Суслика. Уже доктор наук – господи, как летит время! Доцент говорил про этимологию, а потом, выйдя из сферы узкой специализации, сообщил, что «барокко стремилось к определенному порядку». Впрочем, и пусть бы стремилось – все равно приятно было увидеть знакомое лицо. Хоть и маленькая, но часть бывшего. «Хранители» на узенькой койке, город Т, первые в жизни светлячки, заложенное кирпичом окно в изголовье, проливной дождь и провинциальный футбол, Бежин луг и пляшущее от бессонницы сознание…
Уж как они будут рады вам,
Куплетам да сплетням вытертым.
Велите, мой друг, закладывать,
Я сам бы давно не вытерпел.
Но главное в доценте Григорьеве – то, что в свое время он так и не сел на слона. Проспорил, и отказался от обещания – а какой в Т был слон – двухметровый, блестящий, ждущий… Никогда нельзя упускать возможность сесть на слона – иначе потом всю жизнь будешь выступать про этимологию на канале Культура. С моим 26-летием вас, Андрей Владимирович.
[700x525]

И снова об оптимизме, дорогая редакция.
Вот сколько стрессу вчера было – а в частности из-за парикмахерской, которая меня всегда нервничает и волнует. Я немею и повторяю только одну заранее отрепетированную фразу «Так же, но покороче». И зачем было добавлять «и чтобы безо всяких хвостиков», что я, белочка? Теперь уже точно нет. Ножницы щелкали, машинка жужжала, а я с некоторой тревогой (но в молчании!) следил за опадающими локонами.
И что с того? Пускай нет теперь прежней мохнатости, зато можно с гордостью говорить, что эта прическа называется «Доктор Хаус, 6-ой сезон». Так-то.

НГ – это прекрасный повод «воспомнить имена иных, которых нет». Главное тут не заробеть. Собственно, для этого люди и придумали интернет. Слабо позвонить? – Напиши. Я и пишу. В однокласнегах, открытками, почтой – горазд на все руки. В обычное время с какой бы стати написать Маше Е. или, к примеру, тебе, Анастази? А так – за милу душу. Какой-то такой новогодней благости преисполняешься, что почти радость. И никаких панических атак.
ЗЫ. Ах да, ну и конечно, как же подстебнуть ненароком? Превентивно рассылкой отправить в однокласнегах присланный «датский» стишок – и гадать, ответят адресаты или все же поймут некоторую иронию? А потом обидеться, что и не ответили, и не поняли. Да ладно, не было бы печали.

Никогда бы не подумал, что «панические атаки» из американских сериалов бывают на самом деле. Чтобы посреди улицы встать – и закричать: «Здравствуйте, товарищ Мунк!» Но вот предпраздничный забег по магазинам вызвал какие-то очень сходные ощущения. Атака была если уж не панической, то гневной точно. Руки в перчатках чесались подняться – и по сусалам, по сусалам. Безвинные покупатели, толкущиеся в новогодней суете, вставшие на рельсах трамваи, дружелюбный сервис – буквально все вызывало освежающие порывы ярости. Но ведь ничего – справился. Хотя одно стало ясно «насквозь»: закупки надо делать глубоким вечером – тогда и народ схлынет отливом, и темнота даст возможность скрыться от чужих взглядов.
Пару зарисовок.
Колбасный отдел. Дама, приятная во всех отношениях. Пальто, шляпка, макияж, педикюр – утонченность и стиль. «Будьте добры мне «Клинских» штучек шесть СОСИСЕК». Какой, право слово, пассаж!
Рыбный. Оказывается, теперь ценную икру не дают в руки покупателям. Продавец сам относит ее на кассу, пусть даже и тратя время. Почему? В других местах видел – на баночки вешают, как на одежду, спецмагниты. А то и вовсе прячут в пластиковые коробки, которые не откроешь даже зубами. Дивлюсь.
Снова колбасный. Стою, выбираю, никого не трогаю. Вдруг – «Это вы заказывали «Еврейскую»?» Как они угадывают, что в шкафу лежит кипа?
Ну вот, а теперь пора и за нарезку салатов.

 

Кармическое воздаяние – не дай бог никому. Измеренная в джоулях обида оборачивается километром боли – в попытках сосчитать все по законам сошла с ума целая академия наук во главе с изобретателем Петриком. Но даже и не сосчитанное воздаяние воздает, лупит по головам большим и тяжелым молотком. Я же тебя, лапушка, предупреждало, - говорит кармическое воздаяние, - и трах по голове. Уши врозь, мозги наружу. Следующий!

Стал Архимед в преклонны годы
Умом слаб так,
Что на смех людям изобрел Рычаг.
Его вращает так и сяк:
К ушам прижмет, на вервие нанижет,
Затем понюхает, полижет;
Рычаг не действует никак.
"Тьфу пропасть! – молвит Архимед,- и тот дурак,
Желает кто использовать Рычаг.
Ведь проку на волос нет в нем»;
И Архимед с досады и с печали
О камень треснул Рычагом,
Что только искры засверкали.

Мораль сей басни такова:
Работать должен не рычаг, а голова.

Это вообще к вопросу о том, что ждать чего-нибудь – напрасный труд. Мор.Утопию, Готику 3, Ризен – или ту же Книгу мастеров: в наше время игрушки почти не отличаются от кинишек, а скоро подоспеют и книги. Редкие приятные открытия происходят случайно. Система же продолжает соответствовать закону Старджона: 90 процентов всего (в частности – моих ожиданий) – шлак.

А «Книга мастеров» – это сказочное гэ. Одно счастье, что мы так и не сходили на него в кинотеатр. «Не будем омрачать»: пусть светлым воспоминанием о МДМе так и останется «День выборов».
После пяти минут просмотра – в родную корзину. Выкидыш «Диснея» лишний раз подпитал мою манию величия – все в мире хужает, даже Ахеджакова. Вот и мне, с безупречным вкусом и пронзительным взглядом, неможется.

Имаго.
[336x448]

А издательство "Эксмо" все собирается с духом...

1. Жанр – фэнтези.

2. Вообще, сразу скажу, что книга гениальна, и пересказывать ее сюжет – все равно что трогать светлую мечту своими грязными руками. Заголовок «Стихийная работа» идеально отражает ее суть: главный герой книги – воплощение стихии огня, Вэйланна Черный Факел, одна из пяти Бесконтрольных, то есть основополагающих сил мира Тэтраэдра, который настолько невероятен, что просто обязан был быть придуман нарочно. Два полушария, на одном из которых процветает технологическая, а на другом – магическая цивилизация, почти не поддерживают контактов друг с другом, но опираются на те самые общие пять сил (почему, собственно, мир и называется миром Тэтраэдра – четыре стихийных силы по углам, а одна – жизнь, в центре). Так вот, Вэйланна, абсолютно бесконтрольное, читай безбашенное фактически всемогущее божество на протяжении книги живет жизнь (в ее описании – будни обычного божества в безумном мире и заключается прелесть текста) и попутно выполняет просьбы различных просителей. Первую такую «стихийную работу» подкинул Вэйланне один из чиновников БПДД – Бюро подвигов и добрых дел, в котором стажируются герои всех мастей. Бюро необходима мощная и красивая легенда для привлечения новых героев, а у Вэйланны с этой конторой давние связи: в юности он работал здесь злодеем тринадцатого, последнего круга, то есть последним испытанием для героев. Всю книгу Черный Факел будет пытаться эту легенду создать, но как начнет отвлекаться на побочные дела, так и вспомнит о просьбе только в конце. А побочные дела будут разнообразными: от попытки разнять детенышей оборотня и вампира, покусавших друг друга (эпизоду уделено всего несколько строк, зато какой образ!), до помощи потерявшему могущество богу Двух Колец Аджару: тот помнит только свое имя и напрочь забыл, что же это за кольца. Кольца, как окажется после разных приключений, окажутся жерновами судьбы, которые в отсутствие бога обрели собственный разум, и Вэйланна уболтает их, в обмен на перенос в другой мир, где жернова больше никто не побеспокоит, не определять судьбу мира Тэтраэдра.
Второе же значение названия «Стихийная работа» связано со структурой текста. Тончайшим образом выверенный, он, тем не менее, создает ощущение легкости и непринужденности, почти случайности событий, происходящих в нем. Отсутствие всех единств – места (Вэйланна и его друзья, которых у стихии, естественно, изрядно) с легкостью путешествует по мирам, причем иногда – просто за ножовкой, потому что для божества так получается ближе. А ножовка нужна для того, чтобы распилить ошейник, который Вэйланна и Аджар нашли в древней пирамиде, ошейник же случайно превратил Вэйланну в симпатичнейшего пуделя. Причем если герой перейдет в другой мир – хотя бы за той же ножовкой – или, допустим, перенесется на радиостанцию, транслирующую хиты всех известных и неизвестных исполнителей на все известные и неизвестные миры, то автор не поскупится и опишет новых героев, одни имена которых, вроде Птичьего Папы, Губатой Собаки, Туманного Аргамака, накрепко сохраняются в памяти, пусть даже и описаны эти герои будут двумя словами.
Но «Стихийная работа» – это далеко не только метание по мирам и выполнение заданий. В книге есть все, что отличает настоящую большую литературу. Сэр Макс заметил недавно, что «Гарри Поттер» плох тем, что вместо магов в нем действуют люди с волшебными палочками – и Вэйланна с этой точки зрения именно маг. Любовная линия. В один прекрасный момент в замок Вэйланны… (а замок – это отдельная песня. Он тихо ест мебель и иногда гостей, если хозяин не знает о них, и жутко стесняется, когда теряет форму из-за разбитой помощниками Вэйланны вазы, сосуда равновесия. Тогда он окутывается черной дымкой и стыдливо отказывается являть себя миру). Так вот, в замок Вэйланны врывается фея Золотая Винден, втайне любящая Черного Факела, но считающая его злом еще с тех пор, когда он работал злодеем в БПДД. Винден помогает случайным путникам, разыскивающим в замке Вэйланны сокровище, победить хозяина, но сама плачет над трупом, признаваясь, что да, любит, и бросаясь на алтарь Черного Огня, принося себя в жертву любимому. Вэйланна, конечно, жив, просто временно развоплощен, это как раз помогает ему найти последнюю, вторую Бесконтрольную силу (а то глупо как-то получалось – вроде как четвертая сила есть, а на самом деле третья…), помочь ей обрести разум, обуздав одного не в меру прыткого волшебника-недоучку (конечно, будет и история этого волшебника, и сам Вэйланна, увиденный его глазами), после чего заняться и его судьбой. Винден тем временем оживит сын Вэйланны (сам же Вэйланна о ней в книге больше толком и не вспомнит: он – стихия, а она простая смертная), нежить – а как иначе может быть сын у стихии, а Вэйланна вернется в тело и в замок и займется другими делами – например, спасет Стихийные земли от нашествия странного народа, который окажется превращенными семенами волшебных одуванчиков. Потом нужно будет оживить одного из полководцев войска Директории, Читать далее...

В связи с железобетонным творческим ступором чукча снова и остро ощущает себя читателем. Но читателем, конечно, знатным. И искренне рекомендует всем и каждому наконец-то появившуюся в сети "Стихийую работу": http://samizdat.radiomoon.ru/publ/68-1-0-1105. А так как роман участвует в конкурсе, то я искренне прошу за него проголосовать (оценки в конце страницы, слева). Поверьте, любезные френды и пч, книга стоит гораздо большего, нежели отданный за нее один маленький голос - она, самое малое, событие десятилетия.

Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля.

И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной.

Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом,
Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в себе самом,-

Кто, полный бодрого терпенья,
Расчет с отвагой совмещал -
То сдерживал свои стремленья,
То своевременно дерзал.

Но кончено ль противоборство?
И как могучий ваш рычаг
Осилит в умниках упорство
И бессознательность в глупцах?

А все-таки на выходе из сансары обязательно нужно посадить человечка. Соберется какая-нибудь гадость в грешный мир выбраться, сунет проектик пакостной жизнишки – тут на проектик печать и ляжет – «Не судьба». Иди, родное сердце, крутись дальше, пока не поумнеешь. И никаких взяток, никаких «может, договоримся?» – вращаться всем нехорошим людям до полного просветления.
А еще машинку стиральную нужно назвать «Сансара».

Над великой греческой землей,
Плачет, из-за Кносса долетая,
Голос Пасифаи молодой.

Обернусь я, бедная, коровой,
Понт Эвксинский я переплыву,
И мычанью горестному вторя,
Про убийцу сына зареву.

Вздрогнут где-то в Тартаре титаны -
Вспомни Лабиринт, Тесее, гад!
- От моих рогов ужасны раны!
Минотавр был не виноват!

Далеко, на Крите, на причале,
Лишь заря окрасит небосвод,
Пасифая, полная печали,
Все мычит, как будто пароход.