Зарубку себе чуть повыше носа, чтобы накрепко: больше никому никаких дружесих услуг. Никаких подготовок в институты, никаких компьютеров и прочей филателии. Это ведь, и правда, всегда заканчивается чем-нибудь совершенно неловким.
Знаете ведь, почему комиссар Милодар всегда находил выход из безвыходных положений? - Потому что еще на пороге догадывался, что не нужно в них, в эти положения, входить.
Так и порешим: отныне и впредь - "без участья".

[500x308]

Вот что мне нравится в конторе старины Лео (уговоримся для конспирации, что так зовется РИА) - это люди.

Зарисовка. По телевизору перзидент рассказывает федеральному собранию про "многодетных детей" , я с коллегой обмениваюсь по аське комментариями, выпуск конспектирует в поте лица... Как вдруг послание скоропостижно кончается, и из динамиков проливается гимн.
Меня охватывает какое-то чувство неловкости. Как во сне (Попова), когда в общественном месте и без - пардон - штанов. Вроде бы и занешь, что нужно надеть (в нашем случае встать и сделать лицо идиота) - и никогда не наденешь (не встанешь). Ни за что.
Видимо, что-то такое общее разливается по всей редакции. И вот уже из угла звучит голос: "А что же это мы сидим, а?!" Проходит несколько мучительных секунд - голос обволакивает тишина, он бьется в ней - и умирает.
Гимн кончается, а вместе с ним уходит и чувство неловкости.

...Вот за это мне и нравятся здешние люди.

Как нежно грозовеют облака! Недвижный свет пронзает их насквозь. Здесь не хватает легкого мазка. Природа замерла. Молчанье. Злость.
Она прорвется молнией с небес. Роскошной ниспадающей зарей. Зажечь и выжечь город, море, лес. Топчи их рай, мой пламенный герой.
Преддверье гроз не терпит суеты. Все в ненависти замерло, дрожит. Дрожит и дышит. Тише, не спеши. Ты станешь пропастью на этом поле ржи.

Ты вышел из отчаянья ночей, бессилья дней и грусти вечеров. Так долго ждать – среди людей, статей, пустых идей и осторожных слов.
Но вот подходит время. Не спеша, переливаясь, рушится песок. Течет вода и сыпется земля. Теперь – огонь. В свой долгожданный срок.
Печальный и влюбленный взгляд назад. Восторженный и яростный – вперед. Идет гроза. Последняя гроза. И ты навстречу ей срываешься в полет.

Вы, наверное, думаете, что главная новость сегодняшнего дня – отставка Лужкова? – А вот и нет. Если вдуматься, то кого она, эта отставка, волнует? Провинции и прочие окраины наше необъятной родины как жили на 2,5 тысячи в месяц – так и будут жить, хоть мэром Москвы станет лично Вельзевул с рогами. И какое им дело до того, что в «столицах шум, гремят витии»? Это все так – «гром далекого обвала».

 

Наверное – в связи и в ознаменование – пора начать выпускать свои «Новости дня».

Экспозиция: Дождь. Ветер. Отдающая осенней желтизной вечная питерская слякоть.
По улице, пригибаясь за высоким воротником, быстрым шагом идет человек.

Поворот: Один из типичных дворов-колодцев, мрачных и, кажется, куда больше приспособленнх для местного завсегдатая - промозглого ливня, чем для живущих здесь будто по ошибке людей.
Человек сворачивает во двор, ветер становится еще злее - воет в подворотне, срывает воротник, бьет ледяными струями воды.
В центре двора - камень, вывороченный из мостовой с полгода назад вялыми, как последние мухи, рабочими, да так и оставшийся лежать, мешая редким прохожим.

Действие: Человек наклоняется над камнем, приподнимает его и достает из ямы коробку, завернутую в выцветший платок. Снимает тряпку, открывает крышку и начинает пересчитывать деньги, перебирать отблескивающие под струями дождя драгоценности...

Камера наплывает, крупный план: человек опускает воротник и оказывается юношей со слегка пробивающимися над верхней губой усиками.
Улыбка - прямо в камеру.
Слоган: "Дорожно-ремонтное управление № 5 по Санкт-Петербургу. Укладка сохранилась превосходно".
Конец кадра.

[показать]
© Ajalein

Никто так не обрадуется, глядя на этот комикс, как учитель. Конечно, бывают альтруисты вроде нашей Кати, отдающие детям сердце и печень, но поверьте – встречать первое сентября и знать, что уже не нужно вновь идти школу, смотреть там в требовательные детские глаза, следить за тянущимся лесом рук, принимать букеты, вытирать доску, закупать методические пособия, оформлять первые страницы журналов – о, я могу перечислить еще столько всего, чего не надо делать сбежавшему, вырвавшемуся из школьного замка Иф! Гори он синим и ясным пламенем под добрую песню «Учат в школе».
Это – эмоции, которые теперь можно не скрывать. Первое сентября – самый обычный день, разве что новости идут «с уклоном». К шутам мысли о том, что по приходе домой нужно проверить тетради, повторить материал: придя домой – ты просто приходишь домой. И никаких «факультативов», нужных для галочки да лишней тысячи. От и до, четко очерченные (а не аморфные – от мытья полов до экскурсий) обязанности, адекватные люди вокруг, пульс жизни, а не трепет при слове «ЕГЭ». ЕГЭ – это теперь информационный повод – и только. Чума на ваше министерство образования.
А вы знаете – вы только представьте – ведь мне звонила школа «Эллада». Интересовались оттуда, святые души, есть ли у меня работа – не хочу ли к ним обратно, а то вдруг пара литров непорченой крови еще осталась? – Нееет, ребят, не хочу. И не захочу. Прощайте, скалистые горы.
Но совсем другое дело, что иногда все-таки до ужаса хочется попреподавать – так, самую малость прочесть лекцию про что-то там такое, литературное. Но – это только прочесть, а не поставить оценку и не «увидеть отдачу». Отдачу и сдачу можете оставить себе в придачу.
В общем, на некоторое время здесь и сейчас я положительно счастлив. Почаще бы было первое сентября.

Но, кстати, я все равно остаюсь беспристрастным наблюдателем. Что мне до толстого глупого или худого подлого мальчика? Что мне Гекуба? Или я как-то пересекаюсь с политикой? Да нет. И национального лидера-то раз в жизни только видел (больше не хочу). Если выключить телевизор, интернет и радио, то вокруг сразу наступят демократия и гласность.
Так что все эти вскрики на тему «Вы звери, господа» (в нашем случае – животные) – это вскрики из амфитеатра во время спектакля. «Ну Дикой, вот сволочь! А Полоний-то каков шельмец!» Ровно также, как членам кооператива «Озеро», можно ужасаться ницшеанскому повторению бытия. Страшно, аж кожа пупырышками покрывается: давайте еще!
У нас тут, в Парагвае, совершенно, знаете ли, другие по-настоящему важные проблемы: сок вот кончился, на улице жара, Стишок болел…

Это видео вполне достойно войти в золотой фонд мирового кинематографа наряду с «Прибытием поезда» и «Триумфом воли». В некотором роде гибрид. Ярко, лаконично и в то же время на безвоздушных пиках идеологии.
Для тех, кому лень смотреть или мучает трафик, краткий пересказ: Василий Якеменко (он же Яйкеёмка, он же нашист-верховник, он же глава Росмолодежи – министр, значит) на Селигере обучает толстого студента, как надо жить.

Дословно: «Любое предприятие, которое тратит больше, чем нужно, оно неэффективно. Любой человек, который ест больше, чем нужно, обкрадывает страну и Путина в частности».

Впрочем, теперь, когда наша Родина (с большой буквы) – Парагвай – все это даже забавно.




«Счастья вам».

А еще, когда от тоски хочется выть на луну, да и глаза крааасненькие, можно занять себя игрой в шахматы. Напарники разнообразные, но молчаливые – все. Хоть бы кто на прибаутку ответил. Нет же, корову, видать, проигрывают (или выигрывают – хотя по большей части именно проигрывают). Но тоска отступила, мозги заскрипели. А завтра работа, и грустные мысли ужмутся в гипофиз. Потому что в гипоталамусе занято – там ведет прием доктор Фрейд.

И пора, наконец, высказаться о погоде: полугодовой давности новостной баннер на подотчетном сайте сейчас выглядит особенно стильно: «В Москве будут подогревать тротуары».

Не только специфика работы в новостном агентстве, но и периодический просмотр оппозиционных СМИ навевает грустные мысли.
Дело ведь не в том, что СМИ оппозиционные – дело в том, что они дают адекватную картину мира. (Потому как послушать господ официальных журналистов - и сразу в дурку. Я не хочу и не умею жить в осажденном неверными Китеж-граде.) О Химкинском лесе, наших самых справедливых судах или том же газоскребе официальные источники предпочитают изящно умалчивать. Как будто этого не то чтобы даже и нет – а попросту не имеет значения. Официально не запрещенное, но и не разрешенное вполне. Вот то ли дело – озеро Селигер! А между тем тонкая грань, которая отделяет меня от того же Химкинского леса, становится ощутимо ближе с каждым днем.
Да, я не на баррикадах. Оголтелость сторонников 31 числа мне чужда, и в толпу любителей кого бы то ни было, как уже сказано, я навряд ли вольюсь. Но видеть что то, что тебе дорого – идеалы и пейзажи – растирают об асфальтовый каток или милицейскую дубинку – это как-то «слишком чересчур». Подставлять под них хрупкие кости – нет, нимб над головой пока еще не пробился. Ворчать на кухне или в тесной компании – бессмысленно. И из тупика выхода нет.
Новости о коррупции, которых на ленты падает по двадцать в день, уже привычны, как легкий шум вентилятора – не замечаешь. То же относится и к каким-нибудь постреливающим милиционерам. Уже не говоря о том, что лучше не задумываться, сколько людей сейчас живет в тюрьмах, по определению не предназначенных для жизни – и сколько раз в шаге от этих колоний был ты сам, да так, что спасался только чудом, известным попустительством фортуны и все-таки сияющей на небосклоне звездой. Вы думаете, для уголовного преступления нужно много? – О, насколько вы заблуждаетесь! – И это я, максимально далекий от бизнеса и государства в любых его формах, живущий тише воды, ниже травы, благо Башня прорастает вершиной в совершенно иные области.
Но дело не во мне, дело, как уже было сказано, в стране. И вот она – страна – носительница той культуры, которую я в качестве единственно признаваемого признака патриотизма считаю своей, Толстой и Стругацкие, – вот это страна стремительно скатывается в хорошо знакомую бездну, не видеть которую сейчас кажется уже невозможным.
Нет, конечно, любезная Аннет, обвиняющая во всех смертных грехах Америку и смутно представляющая себе количество партий в парламенте, – она не увидит, пока не жахнет, причем на ее конкретной кухне – но включить несколько боле широкий угол обзора…
Ситуация до смешного напоминает столетнюю давность – рахитичная и одновременно жестокая, прогнившая до последнего клерка власть, поднимающая голову оппозиция, которая с одного бока идеально-либеральна, а с другой страшна, как Ленин в гробу, – и патовая ситуация, когда верхи не могут, низы не хотят, плюс то же самое, только наоборот. А страна между тем аккуратно загибается, завиваясь поросячьим хвостиком.
Вывод и выход из всего этого только один: пора перестать считать эту страну – своей. Здесь – проездом, из Афин в Коринф многоколонный, и на самом деле солнечный Парагвай уже раскрывает объятия своих, наверное, джунглей, а восемь томов Тургенева легко умещаются в рюкзак.
Только так получается жить здесь – без раздвоения сознания, без муки, когда против той же башни клятого Охта Центра нельзя возвысить ни руки, ни голоса – потому что все бесполезно, и никакие подписанные петиции не обладают никакой силой. Ну а о более страшных, ломающих не перспективу города, а судьбы людей вещах, я и не говорю – чтобы понять абсолютное бессилие, достаточно один раз посетить суд – и вовсе не обязательно Хамовнический.
Играем на опережение – надеюсь, что рассчитанного количества ходов хватит, чтобы успеть в солнечный Парагвай до того, как жахнет здесь – в когда-то родине. А дым родного пепелища навеки сохранится въевшимся в кожу.

На самом деле, вся эта ресторанная культура – миф, доставшийся нам в наследство от эпохи балов и канделябров. Тогда – понятно, при отсутствии газа и электричества средней руки класс просто обязан был ходить по всевозможным едальням, потому как приготовить еду в естественных условиях было равносильно подвигу. Стоит почитать только про то, как то и се надо растереть добела, ощипать, оставить на холоде, а затем сотворить с ним что-нибудь еще, чуждое идее полуфабриката, – как сразу становится понятно, откуда есть-пошли рестораны.
Но это все – далекий и железный девятнадцатый век. Другое дело – сейчас. Читая заметки тонких ресторанных ценителей, испытываешь чувство неполноценности. Вот чем, например, плохи какая-нибудь «Пицца Хат» или все тот же пресловутый «МакДональдс»? Каким же должен быть ресторан, если плохо это? И какова, кстати, пропорция цена/качество – сколько денег нужно аккуратно, свернув трубочкой, спустить в желудок, чтобы, с удовлетворением рыгнув, сказать: «Вот это вам не забегаловка, это вам – как в лучших домах Филадельфии»?
Ответ, конечно, прост и лежит на поверхности: ресторанная культура, приходится повториться, миф. Существует несколько простых условий, при соблюдении которых любой ресторан – будь то МакДональдс или же потрескавшийся от гламуру «Пушкин» на Тверском – превращаются во вполне равнозначные и приемлемые заведения. Там должно быть – быстро, вкусно и недорого. Вот, собственно, и все. Быстро – это значит совершенно не как однажды ночью в «Кофе-хаузе», где заказа мы так и не дождались за полчаса. Кстати, моя плебейская, по-видимому, натура, предпочитает сама отстоять очередь – это как-то надежнее, не требует не только загадочных чаевых, но и не вызывает смущения, когда тебя обслуживают люди, которым ты не брат, не сват и даже вообще не родственник.
Вкусно – это тоже, кстати, отдельный пункт. Я не верю в седло ягненка – как в класс. В конечном счете, вся еда обладает ограниченным диапазоном вкусов. То есть еда, может, и не обладает, но вот грешный язык со всеми его пупырышками точно не умеет отличить, к примеру, горчицу за 20 рублей от горчицы за 120 рублей. То же относится и ко всем прочим продуктам, ели мы ваше манго, каждый день на работе жуем бутерброды по 120 деревянных (их выдают безвозмездно, то есть даром – не подумайте чего). И не надо про консерванты – кроме как глазом на этикетке, они органами чувств неразличимы.
А хорошо приготовленная еда – она вкусна по определению. Единственное, за что здесь стоит восхититься ресторанами, – это как у них выходит сервировать блюдо. Мне так не удается никогда: даже если в печке все и выглядит красиво, на тарелку вечно перебираются какие-то аморфные кусочки. А там, в ресторанах, – все тютелька в тютельку, как в музее, и обязательно разводы майонеза-сиропа на тарелке: облизать не дают, соскрести не удается.
Ну и про самое главное – про недорого. Лучшим примером тут служит история лапши типа «Доширак». Изначально она подавалась как раз в ресторанах – тру новинка и все такое, и только потом уже ее расфасовали по пакетикам и стали продавать по десять рублей. Относительность – страшная вещь. Воля случая однажды занесла меня в по-настоящему, кажется, дорогой ресторан – и скажу честно, вкус (как и меню) там был совершенно заурядный.
Наконец, меня просто душит жаба. Примерно представляя стоимость продуктов (особенно ярко это видно в напитках), переплачивать за них в 2 раза – это просто смертная мука. Никакая сервировка того не стоит. А так как я редко (но метко, смею верить) готовлю сам, то поход на кухню для меня превращается в тот же поход в ресторан – масса новых впечатлений.
И еще пара слов. Единственное, за чем стоит ходить во всевозможные едальни – это атмосфера праздника. С этой точки зрения что концерт , что музей, что ресторан примерно идентичны – так сказать, культурная экзотика.
Но для удовольствия – можно, наконец, раскрыть тайну – для удовольствия мне все же гораздо интереснее самому пойти в магазин, закупиться там по списку, а потом сварганить что-нибудь этакое. Экспы в итоге уж точно получается больше.
Так что наш выбор – «Пицца Хат», «МакДональдс» и родная кухня.

Небрежно бросая лучи на ветер,
Щедро раздавая поцелуи-удары,
Дышу огнем, отпугивая планеты,
Потому что я – Солнце.

Мягкое на ощупь, попробуй, погладь,
Тяжелое, как последний беспробудный сон,
Желтое, как мел, белое, как янтарь,
Потому что я – Солнце.

Из дальних лож туманностей уставлены сотни биноклей:
Зрители оценивают блеск и игру.
В торжественном вакууме не слышны аплодисменты и вопли.
Потому что я – Солнце.
Я – иду.

Любить вождя – это, и правда, не пошло, это называется по-другому. Но сегодня накопилось такое настроение, что называть своими именами хочется совсем другие вещи – например, самих вождей.

Впрочем, эта заметка про облико морале не слишком меняет какое-либо дело. Идти за кем-либо все равно – моветон. И не говорите, что можно идти просто против, чисто случайно оказываясь рядом. Случайности закономерны.

Ум, честь и сиськи нашей эпохи – Тина Канделаки – замечает «Вообще, Медведев – президент, который поведенчески оказался очень близок поколению деятелей. Не пользователей, а именно деятелей».