Вы же спите - так какого хрена вы не меняетесь? Почему вам там по кайфу просыпаться с трубкой во рту. И в мозгах. И в сердце. Неужели так охуенно лишать смысла свою жизнь. Вообще, абсолютно. Неорганическая порода, слиток золота с пробой. Любить мир - это нужно ещё заслужить. Повисеть на скале, пока орел клюет вашу печень. Хорошо, что изобрели аборты и противозачаточные. Не так много глаз видят это. Не так много мозгов переваривает это. Не так много сердец только и делают, что гоняют кровь от члена к мозгу. Весь 20й век - это активизация имунной системы мира. От всей этой иудео-христианской и прочей заразы. Расщепление цельного. На психологию, философию и прочие мракобесия. Та же логика, годная только для логики. Зачем ей то, что мы видим, слышим, чувствуем. Теплица. Нужен ребут. Ребут с морем слез и причитаний. Или с абсолютной тишиной. Так даже лучше. Мол, "поняли, уходим".

Допустим, видимый мир реально существует, но это ещё не означает, что должно ему приписывать осевой и централизованный характер, а его ценности полагать фундаментальными. Совсем напротив: всё более и более ощущается хрупкость и транзитность «лучшего из возможных миров», эфемерность любой точки опоры. Можно ли это назвать «реальностью» с необходимой атрибутикой постоянства и закономерности? Если же планетарная структура подвержена энтропии, в лучшем случае, это можно назвать «пока ещё реальностью».

"Натура, космос и все его данности - единое великое целое, организм, где все вещи согласуются между собой, и нет ничего мертвого, все органично и живо. Космос - пространная живая сущность, нет ничего телесного, что не таило бы духовного и не существует ничего, что не таило бы в себе жизни. Жизнь, это не только движение, живут не только люди и звери, но и любые материальные вещи. Нет смерти в природе. Угасание какой-либо данности есть погружение в другую матку, растворение первого рождения и становление новой натуры."(с)Парацельс

[583x698]

запри меня в какой-нибудь милый психдиспансер
где солнечное сердце будет трепетать в моих руках
это будет хорошим продолжением будущего
которое есть не что иное, как отофотошопленное прошлое.
ищи свою объектинвость. строй планы, считай созвездия.
а я буду мечать о тебе среди мягких стен.
где прозак - это комочки смятых стихов далекого детства.

настало время совершить ритуальное самовскрытие. и разложить органы по полочкам. не заботясь вообще ни о чем. ни о будущей якобы инициации, ни о боли. ни о чем. Хорошо раньше было - сердечный вектор направлен в небо и весь мир проходит сквозь тебя всеми своими потоками, судьбами, ощущениями. А сейчас вот объективная реальность и пиздец.

До какого-то времени были ещё попытки адаптации. А теперь необходимо сбросить весь этот тяжкий груз и зализывать раны, нанесенные хищным пространством. Так и есть - для человека хуже школы может быть только семья. Всё это до боли смешно. До резкой такой, острой боли.

Мимо проходила девушка, напевая что-то под плеер. Увидев меня, она замолкла. А когда я взглянул на неё, тут уже отвернулась.
"Этот мир представляет из себя как бы ловушку"(с)

Упоение каждой секундой, лишенной добродетели и порока. Каждой секундой пребывания просто между небом и землей. Кажой секундой, убежавшей от своей минуты.
А что из этого выйдет?
Что-то обязательно выйдет.

Смотреть на небо стеклянными глазами. Где-то между облаков.
искать тебя в хлопьях снега, которого даже ещё и нет. который ещё не проявился.
слышать каждый восход и умирать с каждым закатом.
И смотреть как рядом... совсем рядом... растет дерево.
лежать прямо вот так. на холодной земле. под напором яростных мертвых глазниц
лежать и умирать, зная, что ещё не всё проиграно. что дерево. оно ведь вырастет.
раскинуть руки на мертвой траве.
Когда из горла бьётся ключом любовь, засыхая на губах.
И видеть, как улыбается тот, кто вырастает из сна. Из снов. Того единственного, что у нас осталось.

Но если ты почувствуешь случайный укол --
Выдерни занозу и забудь о ней скорей
Это от того, что мой ледокол
Не привык к воде тропических морей. (c)

"О древний Океан, великий девственник! Окидывая взором бескрайнюю пустыню своих неспешных вод, ты с полным правом наслаждаешься своей природной красотою и теми искренними похвалами, что расточаю тебе я. Величавая медлительность - лучшее из всего, чем наградил тебя Создатель, мерно и сладостно твое дыханье, исполненное безмятежности и вечной, несокрушимой мощи; загадочный, непостижимый, без устали стремишь ты чудо-волны во все концы своих славных владений. Они теснятся друг за другом параллельными грядами. Едва откатится одна, как ей на смену уж растет другая, закипает пеной и тут же тает с печальным ропотом, который словно бы напоминает, что в этом мире все эфемерно, как пена. И люди, живые волны, умирают с таким же неизбежным единообразием, но их смерть не украшает даже пенный всплеск. Порою странница-птица доверчиво опустится на волны и повторяет их изящно-горделивые изгибы, пока уставшие крылья не окрепнут вновь, чтобы нести ее дальше. Хотел бы я, чтоб в человеке был хоть слабый отблеск, хоть тень от тени твоего величья. Я желаю этого от души и от души преклоняюсь пред тобою, но понимаю, что это значит желать слишком многого. Твой высокий дух, воплощение вечности, велик, как мысль философа, как любовь земной женщины, как дивная прелесть летящей птицы, как мечта поэта. Ты прекраснее самой ночи. Послушай, Океан, хочешь быть моим братом? Бушуй же, Океан... еще... еще сильнее, чтобы я мог сравнить тебя с Божьим гневом; выпусти свои белесые когти и расцарапай собственную грудь... вот так. О страшный Океан, гони вперед воинство буйных волн; один лишь я постиг тебя и простираюсь пред тобою ниц. Фальшивое величье человека не внушает мне благоговенья, лишь пред тобою я благоговею. Когда я вижу, как грозно ты шествуешь, увенчанный пенною короной, в сопровождении толпы придворных в белых кружевах, все подчиняя своей магической и страшной силе; когда слышу рев, что вырывается из недр твоих, словно исторгнутый раскаянием в каких-то неведомых грехах, глухой и неумолчный рев, который повергает в ужас и заставляет трепетать людей, хотя бы даже они смотрели на тебя с безопасного берега, - тогда я понимаю, что не вправе посягать на равенство с тобою. Что ж, равняться с тобою не стану, но я бы отдал тебе всю мою любовь (никто не ведает, сколько ее скопилось во мне, вечно тоскующем по красоте!), когда бы ты не наводил меня на безрадостные мысли о моих соплеменниках, столь смехотворно выглядящих с тобою рядом: ты и они - что может быть комичнее подобного контраста! - вот почему я не могу любить тебя, вот почему ненавижу тебя. Так отчего же вновь и вновь меня влечет к тебе и тянет броситься в твои объятья и освежить твоим прикосновением мое пылающее чело? Я жажду знать о тебе все, жажду проникнуть в неведомый мне тайный смысл твоего бытия. Скажи, быть может, ты обитель Князя Тьмы? Скажи, скажи мне, Океан (мне одному, чтобы не пугать наивные души, живущие в плену иллюзий), уж не дыханье ль Сатаны - причина страшных бурь, что заставляет ччть не до небес взметаться твои соленые волны? Скажи мне будет отрадно узнать, что ад так близок. Еще одна строфа - и конец моему гимну. Итак, мне остается воздать тебе хвалу в последний раз и распрощаться! О древний Океан, cтруящий хрустальные воды... Нет, я не в силах продолжать, слезы застилают глаза, ибо чувствую; настало время вернуться в грубый мир людей... но делать нечего! Соберемся же с духом и свершим, как велит долг, предначертанный нам земной путь. Привет тебе, о древний Океан!"
(c) Лотреамон. Песни Мальдорора.

"— Повседневные события кажутся иногда — на мгновение — какими-то устрашающе незнакомыми, необычными... Синклер, тебе никогда не приходило в голову, что такие мгновения обычно проскальзывают мимо нашего сознания? Как будто внезапно просыпаешься и, прежде чем тут же заснуть вновь, успеваешь между двумя ударами пульса заглянуть в странный, неожиданный мир, наполненный каким-то загадочным смыслом.
Синклер внимательно посмотрел на своего друга:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Этот кабинет восковых фигур... Какое-то тревожное чувство охватило меня, когда я туда вошел...— Себалд вдруг запнулся.— Уж очень я сегодня чувствителен. Вот только что: я заметил Мельхиора еще издали, и чем ближе он подходил, тем выше и выше становилась его фигура, и в этом было что-то мучительное для меня, что-то — как бы это сказать — антитаинственное. Да, пространство способно поглотить любую вещь, будь то тело или звук, мысль, фантазия или событие. Издали мы видим их крошечными, но постепенно они растут — всё, всё, даже то, что невещественно, чему нет необходимости преодолевать пространство. Но я не нахожу нужных слов. Понимаешь, что я имею в виду? Тот же самый закон, видимо, распространяется и на слова!
Синклер задумчиво кивнул.
— Ну, а некоторые события и мысли подкрадываются к нам тайком, словно «там» есть что-то, напоминающее неровности почвы, за которыми они могут спрятаться. Из своих укрытий они выскакивают всегда внезапно и предстают перед нами страшными, загадочными исполинами."
Густав Майринк. Кабинет восковых фигур.

Какая же всё-таки ужасающая бездна может скрываться за так называемым здравым смыслом.
Fuck the demons inside my head!

...Если человек смело шагает к своей мечте и пытается жить так, как она ему подсказывает, его ожидает успех, какого не дано будничному существованию...
...И одиночество не будет для него одиночеством, бедность перестанет быть бедностью, а слабость - слабостью...

[показать]

Удивительно, когда этот в этом мысленно-образном джазе, проноситься что-то, что достигает самого сердца. Ты ещё здесь, только слишком заворожен пейзажем за окном.
осень... натягивается тетива, поднимается температура нитей.
--
Захотелось покурить, хотя последнее время как-то пофиг на эти никотиновые инъекции. Всё меньше и меньше их делаю. Отпала нужда, что ли? Хз. А напротив моей курилки, где раньше были деревья и фонари, почти что построили многоэтажный жилой улей. Теперь он смотрит на меня своими пустыми глазницами. Не по себе, естессно, но будем привыкать. Это я к тому, что таких ульев и во мне самом хватет.
Выцепить бы кого зимой и айда в тур по замкам земли белорусской.

небо растворилось в молчании

Запереть бы вас в темной галерее с подсвеченными мерцающим неоном картинами Босха и тикающими часиками.
Веселые, апокалиптично настроенные товарищи.
Тогда бы вы увидели, откуда черпается ваше вдохновение.
От страха, с отрубленными щупальцами. Обычного такого страха.
Просто у мира есть корни. Просто он есть. Просто здесь дует ветер и наступает осень.
Самоуверенные выродки.

Бог ясно чувствовал под своей ладонью мою вибрирующую плоть. Безумие рвалось наружу, оно било меня своими щупальцами. Я был снова потерян, разбит, мои глаза потускнели, в них отражались шумы ночного метро и звуки мертвых телепередач. Я спал, тихо и безмятежно прислонившись к окну моего последнего автобуса, рядом со слизкими червями... Когда я просыпался, мне необходимо было выблевывать их из своего рта, из глаз и ушей, которые так отвыкли от Чистоты за всё время пребывания в тех лабиринтах разума и боли. А бог не спал никогда. Но страдание его было поистине великим. Он научился пить из людей и теперь , во время сытости и скукоты он должен был придумать новую игру. В вечности так темно и холодно... Он убрал свою ладонь и закрыл ею глаза, он не хотел видеть, он жалел о том, что создал людей, которые обрекли его на ещё большее одиночество. Он тихо плакал. А я... Я уже не мог выдерживать. С каждым ударом сердце ударялось о мои каналы, прогрызенные рождением, смыслом и болью. Истощенные, стонущие каналы...
Здесь не осталось место искренней радости. Каждый день обязан бить человека. Бить нещадно и жестоко, чтобы он мог хотя бы спрятать свой взгляд от десницы божьей.
Подмена яви сверхновой поверхностью. Язык мечется во рту, слизывая остатки мёда и выблевывая дерьмо. Ответы дрожат, как и веки спящих в этих автобусах, которых забыли на конечной остановке.

Ты станешь утренней дымкой над бездонным озером.
В котором даже звезды не находят свои отражения.
Потом вдруг обернешься нищим, весь в лохмотьях.
Под которыми скрыта рана, зияющая нестерпимым светом рана.
А кто-то кинет тебе ещё больше прозрачных тряпок.
Он появится из сгустка.
Который ты всю жизнь где-то, как-то видишь.
Краем глаза.
И шепот... тихий нежный шепот Той, Одной...
"На Север! На Север! На Север!"

Всё теряет свою ценность, как только высыхает источник. Этот дневник нужно было закрыть ещё год назад, но надежда заставляла меня продолжать. Да и вообще я делал хоть что-то. Каким бы оно ни было, оно было прекрасно в своей мнительной изоляции. Сейчас нужда в этом отпала. Скорее всего, я продолжу блевать в мусор киберпространства. Но уже не здесь и не так, как раньше. И даже, наверное, не о том.
Короче говоря, теперь это нахуй никому не нужно. Сами себе чего-нибудь пожелайте X)

Я сказал слово, пронизанное осью древнейших времен, покрытых мраком, на которое нанизана вся история человечества. Это сказал мне Элиаде.
Мои мысли далеко отсюда. Там, где мой дом... Их унёс Летов.
Я увидел тонкую рябь на поверхности вещей, когда по ним проходило время. Это шепнули мне поэты.
Я прикоснулся к дереву, к металлу, к камню, к коже, к взгляду. Мои глаза тогда были закрыты. Мне их закрыли музыканты.
Пожалуйста, заприте их всех в психушку, где для них и место. Дайте сделать хотя бы вдох.