Следственный изолятор УКГБг. Ростова-на-Донуул. Антрацитная, д.8
Чикатило А.Р.
Уважаемый, Андрей Романович. Долго не решалась Вам написать, но вот всё же это произошло и Вы читаете моё письмо. Думаю, в эту горькую для Вас минуту оно привнесёт капельку теплоты в Ваше существование. По крайней мере, поможет Вам скоротать эти нелегкие часы пребывания в камере-одиночке. Я, как никто другой, осознаю как тягостно Вам в заточении и поэтому хочу сказать Вам, что будь дарована мне Господом такая возможность, взяла бы на себя все Ваши нынешние невзгоды и горести. Но такова воля всевышнего. Мы далеко друг от друга и, наверное, не увидимся уже никогда.
Поведаю Вам о себе. Меня зовут Оля С. Мне 10 лет. Учусь в музыкальной школе по классу фортепиано. Педагоги говорят, что делаю успехи и прогрессирую день ото дня. Родилась я в Новошахтинске, городе Вам несомненно знакомом, ибо большую часть своих зверствований Вы совершили именно здесь. Мама моя, Зоя Павловна, работает в нашей читальне (библиотекой даже это не назовешь по причине малого выбора книг) библиотекарем. Отец мой, Алексей Владимирович, был военным лётчиком. Погиб года три назад, в сопло птицу занесло, пытался спасти самолёт, но до аэродрома так и не дотянул. Папе посмертно звезду героя Советского Союза дали. Так мы теперь с мамой в основном на пенсию его и живем, сами знаете, зарплаты у библиотекарей мизерны до неприличия. Вдвоём нам с мамой хватает. Женщин, не то, что мужика прокормить, молока у Никитичны взяли раненько утром, хлебца в гастрономе прикупили и сыты целый день. В общем, худо-бедно живём помаленьку. А что горевать-то? Я как сяду за фортепиано, пальцы на клавиши положу, как будто по волнам плыву, так плавно, переливами. Музыка все мои печали топит. Классиков всех уже переиграла, в рамках конечно школьной программы, но все же. Пытаюсь импровизировать, недавно сочинила колоратуру для фортепиано с арфой. Ну да ладно, что это я всё о себе, прямо неудобно то как. Вам наверно интересно, почему же я всё-таки пишу Вам. Каковы же мои мотивы. Увидела я Вас первый раз по телевизору. В программе «Время» говорили о ходе процесса, на котором слушалось Ваше дело. Я увидела Ваши глаза и всё сразу поняла. Вы каким-то лёгким движением сняли свои очки и обнажили полные вселенской тоски глаза. Ваши глаза!!! Я словно утонула в них. С этих пор я не нахожу себе места, все Ваш образ не выходит у меня из головы. Вы, наверное, подумаете, что за детский вздор, но я Вас заклинаю, не отвергайте сразу мою любовь. Поверьте моему чувству, я выстрадала его всем своим существом. Мне не легко было сесть и написать Вам это письмо, но сил моих больше нет и я всё томлюсь надеждой получить от Вас хоть какую-нибудь весточку. И пусть даже это будет прямой отказ, но мне полегчает, да, мне обязательно станет легче, ведь я прикоснусь к бумаге, на которой писали Ваши божественные руки.
Вот уже два месяца меня посещают похожие друг на друга сны. В этих снах, Андрей Романович, мы с Вами вместе. И всё у нас так хорошо, так душевно складывается. Вот давеча, например, я проснулась, вся мокрая, волосы всклокочены, ладошки вспотели, а внизу моего животика (вы знаете, о чём я) так горячо, что еще никогда так не было. Я начинаю анализировать, вспоминать весь ход этого сна и явственно вижу, как я возвращаюсь из школы в посёлок, сижу на остановке, жду автобуса, а на улице холод такой ядреный, совсем не типичный для наших февралей, а автобуса всё нет и нет, видимо не завёлся по такому морозцу. Люди понемногу разошлись, а я всё сижу и сижу. Уже и темнеть начало. И здесь появляетесь Вы, Андрей Романович. На Вас серенький плащик, совсем не по сезону, клетчатая кепи, а в руках авоська, сквозь сетку проглядывает газетный свёрток. Как сейчас вижу «Новошахтинский горняк» таким крупным шрифтом на заголовке. А сквозь бумагу влажные пятна проступают. Вы берете меня за руку и совсем ничего не произнося ведете за собой вдоль дороги. Где-то перед перекрёстком на Тарутино спускаемся в лесопосадку, а там снежок такой глубокий, что в мои сапожки, совсем уж прохудившиеся за предыдущие четыре года носки, набивается. Вы не отпускает моей руки и так выверено, словно заранее зная маршрут, выводите меня на задний двор фермы савхоза им. Ленина. Я раза три бывала здесь, когда летом отец на сенокосе подрабатывал. Возле хлева с коровами мы спускаемся в силосную яму и вы начинаете меня обнажать, я совсем не сопротивляюсь потому, что знаю, что будет хорошо. Очень хорошо. И даже уже начинаю чувствовать какую-то сырость в моей маленькой пещерке. А Вы так резко достаете из ширинки что-то похожее на рожок мороженного, в нашем дворе мужики из доминошни называют это плохим словом «хуй», которое мне мама запретила произносить, а еще я однажды видела эту штуку у своего папы, когда он вернулся после трансатлантического перелёта как раз ко дню рождения мамы. И Вы так стоите, рукой его двигаете перед моим лицом, даже не двигаете так, а то оголяете шарик, то снова закрываете шкуркой. Не знаю почему но мне неудержимо хочется
Читать далее...