Помещена на сайте Саратовской Епархии.
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/02society/20060826.html
Гуляем вечером с дочкой. Идет и мурлычет себе под нос, напевает: "Я стЛашная, я стЛогая, я ужасная...Дрожжи!" Тут кто хочешь задрожжит и затрепещет :)
Успение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии.
Это цитата сообщения loprekorna Оригинальное сообщение
История произошла лет 10-12 назад, но периодически всплывает в памяти....
Кто живе в Косино, знает, что там была американская церковь адвентистов седьмого дня..... Есть ли она и ее обитатели сейчас - не знаю.... На остановке около 15 ГКБ стояло не очень много народа по тем временам. Среди прочих был представитель церкви адвентистов и медленно и методично приставал со своей агитацией к православному священнику среди прочих ожидающих. Человек в костюме, в галстуке, гладко выбрит, - обращается к священнику - в черной рясе, с бородкой, в черном головном уборе, солдатских убитых ботинках, с саквояжем времен Чехова.....
Тема для монолога проста и тривиальна - вы не за того голосуете, вот дева Мария, это первоисточник, а Иисус.... Длился монолог, обращенный непосредственно к священнику во всем темном, но так, чтобы все слышали, и по возможности приняли участие, минут пять. Ответ был прост и лаконичен:
- Я не католик, не протестант, я православный - я и в морду дать могу...
Как говорил тов. Брежнев - "Чувство законной гордости и полной удовлетворенности" - ипытали все присутствующие на остановке, кроме адвентиста....
Вернусь не раньше 24 августа...Помолитесь, пожалуйста, о здравии путешествующей рабы Божией Елены...:)
Есть три вещи, которые формируются неправильным отношением к духовной жизни и к исповеди: состояние безответственности, самооправдание, выражающееся в стремлении предстать безвинным страдальцем, когда человек вместо исповеди начинает жаловаться, и смиреннословие вместо смирения.
Именно безответственность, желание совершенно никаким образом не отвечать за свою жизнь часто приводит к поиску старчества. Многие люди, ища сверхъестественного, ждут, чтобы старец им что-то говорил, открывал, прозревал и волю Божию показывал. А за неимением старца из многих священников прихожане насильно пытаются сделать некое уродливое подобие якобы старчества, построить духовнические якобы отношения старца и духовного чада. Вместо того чтобы жить духовной жизнью, человек приходит к священнику с тем, чтобы полностью взвалить на него всю ответственность за свою духовную жизнь. И поэтому эти бесконечные батюшка, благословите на то, на се, на пятое-десятое являются не желанием жить по воле Божией, а желанием вообще никогда ни за что не отвечать.
Отец Глеб Каледа сетовал, что сейчас так много потребности в христианском служении, а вот православных христиан брать на служение не хочется. В больницу ухаживать за больными лучше взять неверующего человека, невоцерковленного, потому что от верующего часто невозможно ничего добиться. Надо, например, чтобы православная прихожанка пришла сидеть с больным, — не приходит: мой батюшка сегодня служил, я не могла не пойти.
И это во многом определяется тем, к кому приходит человек, — к Богу или к священнику. Отношения между священником и, грубо говоря, чадом, или пасомым, складываются чисто человеческие: мой батюшка сказал, сегодня служит мой батюшка, я пойду к моему батюшке.
Когда священника пытаются использовать для того, чтобы снять с себя ответственность за свою духовную жизнь, исповедь превращается в нытье, в постоянную жалобу на то, как тяжело жить. Вместо покаяния, самоукорения — обвинение других. Человек "исповедовался" таким образом, его выслушали, и ему становится полегче, поувереннее. Никто больше такого слушать не будет, тяжело, а священник как бы обязан, — у него благодать, которая обязывает человека нести болезни всех людей. Так оно и есть, но человек начинает использовать это для удовлетворения своего внутреннего эгоизма, подменяя исповедь жалобами.
Еще одна болезнь, когда человек ничего не хочет делать духовно, но свою духовную лень оправдывает словами я недостойный или я недостойная. Или — я немощный, или я немощная, хотя на самом деле это гордый и совершенно ни в ком не нуждающийся человек. И получается, что тот, которому поручено жить по-христиански, отказывается от своего служения, от всех добрых дел, от несения своего креста. Вместо того, что святые Отцы называют смиренномудрием, проявляется смиреннословие: Простите, благословите. Простите меня, грешную. Чуть что, сразу в ноги — бух, — ах, простите! Вместо того чтобы что-то делать, менять, одни слова, — мы грешные, мы недостойные, и соответственная поза, соответственная интонация, соответственная форма одежды, все по образцу.
Всякая исповедь превращается в постоянное желание увильнуть от жизни. Человека почему-то начинает удовлетворять какое-то аморфное безжизненное существование, когда он не решается ни на один поступок, ничего не хочет изменить, боится по-настоящему духовно жить. Это очень удобная позиция, когда за все отвечено и складывается ложное представление о послушании, ложное представление о смирении, ложное представление о покаянии.
Таким искаженным пониманием духовной жизни часто определяется и отношение к духовнику, а иногда это может сформировать и у самого духовника неправильное отношение ко всему приходу, — он начинает пользоваться такого рода людьми. Они оказываются очень хорошо управляемыми, при случае скандал учинят, за своего батюшку горой пойдут и т. д. Они жаждут стать не пасомыми, а управляемым стадом, у которого должен быть не пастух, а погонщик, который будет их прищелкивать кнутом и над ними властвовать. Им достаточно придти к некоему авторитету, которым может быть, например, священник. Но ко Христу им идти не хочется.
***
Другое дело, когда люди ищут настоящей духовной жизни. Конечно, и в этом случае могут возникать такие же проблемы, потому что в какой-то степени каждому человеку свойственно все, о чем я сейчас сказал. Но вместе с тем есть еще представление о том, что существует
11 августа и, предположительно, 18-19 августа, я буду проездом в Москве. Если у кого есть время и желание пообщаться, увидеться, буду очень рада. Пишите предложения в личку :)
Современная западная философия и психология достаточно убедительно показали, что простые на первый взгляд желания и поступки имеют в своем основании некие фундаментальные потребности человека, проявляющиеся через коллективное бессознательное в виде архетипических комплексов и мифологических структур. Обычно эти результаты применяются для описания некоторых предельных состояний и критических жизненных ситуаций, таких как болезнь, травматический опыт, пребывание на грани смерти и т.п. Однако данный подход можно распространить на весь жизненный мир современного человека, на все самые обыденные и привычные феномены. Рассмотрим такое модное, массовое и казалось бы простое явление, как туризм.
Попробуем реконструировать, что же на самом деле хочет человек, когда он отправляется в путешествие или собирается просто отдохнуть на берегу теплого моря. Какая сила не дает туристу сидеть на месте? Первое условие, которое делает туризм возможным и необходимым, - это принципиальная неудовлетворенность человека своим наличным состоянием. Прежде чем устремиться куда-то и чего-то искать, нужно ощутить недостачу в своем бытии, испытать состояние неполноты и ущербности, почувствовать потребность в восстановлении утерянной целостности. В том месте, где пребывает человек первоначально, он не может воплотить те жизненные смыслы, которые он надеется реализовать в другом, каком-то особом месте.
И здесь сразу возникает масса вопросов. Что это за смыслы и что это за место такое? Если в другом месте так хорошо, то почему же человек не переезжает туда навсегда? Почему возникает раздвоение места человека в этом мире на реальное и желаемое? За счет каких механизмов и потребностей происходит удвоение бытия, задается масштаб реальности, определяется центр и периферия, фиксируется направленность устремлений? Именно это дистанцирование и разница потенциалов между этими местами заставляет человека двигаться, совершать поступки, позволяет случиться событиям и встречам. Но почему важен сам процесс путешествия или сам факт посещения этого места? Не подталкивают ли туриста скрытые смыслы, некие древние инстинкты, мифологические представления, закрепленные в его глубинной памяти?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно рассмотреть основные формы туризма. Можно выделить несколько типов туризма, различающихся по своей структуре и внутренней логике. Прежде всего это детский туризм - скауты и т.п. Его смысл противоположен ценностям современной цивилизации с ее стремлением к удобствам и безопасному бытию в искусственно созданной среде существования. Подростки выезжают на природу, специально выбирая такие условия, что им в определенном смысле приходится бороться за выживание. Такой тип туризма является упрощенным вариантом архаических обрядов инициации. У всех народов мальчики 13-14 лет в той или иной форме проходят церемонию посвящения в мужчины, охотники, воины. Этот ритуал должен сопровождаться испытаниями смелости, выносливости, мужества и поэтому иметь элементы вполне реальной опасности для здоровья и даже жизни.
Во все времена всем мальчишкам для становления мужского характера было необходимо успешно пройти обряд посвящения. И в этом проявляется не только психологическая потребность, присущая определенному возрасту. В основе самой этой потребности лежит фундаментальное свойство человеческой реальности, а именно иерархическая структура бытия и возможность перехода с одного онтологического уровня на другой. Причем трансформация человека захватывает всю сущность человека, все его физические, психические и духовные способности. И между различными модусами бытия человека существует некоторая корреляция, так что качественные изменения одной сферы неизбежно отражаются (или сопровождаются изменениями) и в других сферах.
Таким образом, детский туризм выражает (воплощает) вполне определенную - героическую - тенденцию в становлении каждого человека. Еще более ярко это проявляется в юношеском возрасте, когда молодые люди максимально склонны к риску и авантюрам, путешествиям и приключениям, антропологическим экспериментам и испытаниям своей судьбы. Этому периоду соответствует молодежный, студенческий туризм. Основным его условием является непредсказуемость событий и негарантированность последствий. Главной категорией, описывающей этот феномен, будет понятие Путешествия, которое имеет мощную семантическую нагрузку и за ним стоит солидная традиция (путешествие мифическое, сказочное, волшебное).
Для того, чтобы встретиться со своей судьбой, стать самим собой, тем, кем ты должен стать, нужно выйти из дома, который защищает от случайностей (от несчастий, но и от чуда), необходимо отправиться в путь. Путешествие - это шествие по пути, пути жизни, судьбы. Маршрут путешествия проходит через сакральное пространство, а время путешествия - это сакральное время. Такие пространство и время наполнены символами, знаками и обладают особой ценностью, значимостью.
В центре сакрального пространства - высшая ценность.
|
Если я погода, то...
|
|
|
Если я оружие, то...
|
|
|
Если я фрукт, то...
|
|
|
Если я металл, то...
|
|
|
Если я сюжет, то... |
Cущность справедливости состоит именно в неодинаковом обхождении с неодинаковыми людьми. Поэтому справедливость есть искусство неравенства. В основе ее лежит внимание к человеческой индивидуальности и к жизненным различиям. Но в основе ее лежит также живая совесть и живая любовь к человеку. Есть особый дар справедливости, который присущ далеко не всем людям. Этот дар предполагает в человеке доброе, любящее сердце, которое не хочет умножать на земле число обиженных, страдающих и ожесточенных. Этот дар предполагает еще живую наблюдательность, обостренную чуткость к человеческому своеобразию, способность вчувствоваться в других. Справедливые люди отвергают механическое трактование людей по отвлеченным признакам. Они созерцательны, интуитивны. Они хотят рассматривать каждого человека индивидуально и постигают скрытую глубину его души...
И.А. Ильин
Это цитата сообщения presviteros Оригинальное сообщение
Маленькая Алиса, дочь английской королевы, однажды вышла на улицу без сопровождения. Какой-то человек спросил ее: "Кто ты?" Она вежливо ему ответила: "Я - никто и ничто, но моя мама - Королева Англии!"
Как это поразительно!. Так и мы можем о себе сказать:"Мы - никто и ничто, но наш отец - Всевышний Господь".
Н.С.
но яко еже обратитися, и живу быти ему...
Коля Болотов работал диджеем на музыкальной радиостанции, и все его знали как диджея Болта. Он крутил модную музыку, зачитывал сводки погоды, поздравлял именинников и в сумке у него всегда была пара-тройка компашек, которых не было ни у кого в городе. При том, что работа не приносила много денег, Болта уважали его друганы и любили слушать его программы.
Еще Коля очень любил рыбалку. Она чем-то напоминала ему работу диджея. На радиостанции он сидел в студии в полутемном одиночестве и смотрел на мигание аппаратуры. Странно, но его профессия, приносящая в мир так много шума и суеты, была на редкость тиха и несуетлива. И на рыбалке он любил тишину и одиночество, мерцание воды в лучах солнца, мерное колебание поплавка.
Однажды в воскресение он взял своего младшего брата Никитку и соседского мальчика Серегу, и они отправились на берег городской реки. Мальчики шумели по дороге, радуясь утреннему солнцу, пустынным улицам, встречным котам и собакам.
 [показать] |
Рыбачить они шли к мосту, нужно было только спуститься с высокого берега.
У воды они перестали веселиться, каждый уселся со своей удочкой. Первым зазвонила закидушка Сергея, и с помощью Николая он вытащил на берег трепещущую рыбку – налима. Ребятишки присели около рыбки, облепленной песком, и внимательно смотрели, как двигаются ее жабры. Вдруг Сергей начал плакать. Потом завсхлипывал и Никита. Николай стал их успокаивать: «Да вы что? Что случилось-то?»
Утирая слезы, Никита сказал, что им стало очень жалко эту беспомощную и жалкую рыбку: «Коля, она умрет, да?»
«Так мы и пришли сюда для этого – рыбу ловить, - недоумевал Николай, - Да что с вами, успокойтесь».
После этого малыши еще какое-то время сидели хмурые, но вскоре солнышко стало припекать, они успокоились, стали разжигать костерок.
К полудню стало совсем тепло, холодное августовское утро переходило в жаркий день.
Вдруг раздался удар, словно бы взорвали небольшую гранату. Николай вскочил и огляделся. На мосту послышались крики. Он вгляделся в воду – на поверхности посредине реки между расходящихся во все стороны волн торчала чья-то голова. «Сбросился! Человек с моста сбросился!» – кричали на мосту.
Николай побежал к воде. Скидывая одежду, он оборотился к ребятам: «Никита, Сергей, сидите здесь, никуда не уходите…» Он бросился в воду и, лишь проплыв несколько метров, понял, какая холодная вода – стоял уже конец августа. Привычными движениями он быстро резал воду, но река была широкая, и холод сводил ноги. «Давай, парень, давай, - кричали ему с моста, - плыви скорее, пока мужик еще не утоп». Коля приподнял голову. Сбросившийся с моста человек покачивался на волнах как кусок бревна, опустив голову в воду. На поверхности его держал только пузырь воздуха, собравшийся на его спине под болониевой курткой. «Да жив ли он? – мелькнуло у Коли в голове, - наверное, самоубийца. Ничего, его еще можно реанимировать».
Но чем ближе он подплывал к покачивающемуся на волнах человеку, тем все более и более его обступал страх, страх глубокий и невесомый, страх черный и таинственный. Вдруг пузырь воздуха с шумом выскользнул из-под куртки самоубийцы, и тело его ушло под воду. Коля, находившийся метрах в четырех от тела, нырнул что есть сил, чтобы ухватить утопленника за одежду. В мутной речной воде почти ничего не было видно, он хватал руками воду, растопыривая пальцы, пытаясь поймать уходящее на дно тело, но чувствовал, как холод и тьма все больше и больше окутывают его. Страх, до этого таившийся в его душе, вырвался наружу, ему стало жутко. Почувствовав, что больше не может быть под водой, Николай вынырнул. Он тяжело дышал. «Ныряй, ныряй скорее, - кричали ему с моста,- ныряй, а то на дно уйдет». Николай снова нырнул, и снова с растопыренными пальцами стал хватать речную тьму, погружаясь все глубже и глубже. Ему становилось все страшнее и страшнее, его сковал этот леденящий ужас. Вдруг он отчетливо понял, что если он не
Что же такое человек? Как говорит Иов (Иов. 24:24), люди подобны верхушкам колосьев, которые срезает рука Божия. И что остается? Солома. Что же уносит невидимая Рука? Колос. Душа, Господи, от Тебя, а тело от земли. Каждый берет при разделе свое: тело – земля, душу – Господь…
Где короны? На мусорной свалке.
Где жемчуга? В пепле.
Где слава и почести? В порванных струнах и разбитых тимпанах.
Где сияние глаз и лица? В обрюзглости щек и в прачном зиянии двух пустых глазниц.
Где очарование всех форм тела? В царстве червей и в мерзости неописуемой.
Где милая грудь, что вздымалась от любви? В царстве кротов, под копытами ослов.
Где руки золотые, что потчевали гостей? Сейчас это сухие палки под колесами телеги.
Где ноги быстрые, что спешили защитить справделивость? Вот они, под муравейником, где молчание о справедливости и несправедливости.
Где веселье весельчаков, песни певцов, громыхания сильных, гул надменных? Где рыки и крики нанятых и подкупленных? Это знают лучше твоей головы твои ноги, когда наступят на сухие скелеты их.
Где цари, Господи? Спрашивай у слуг их.
Где богачи, Господи? Спрашивай у нищих.
Где красавицы? Спрашивай у червей и насекомых.
На самом деле ничто мы перед Богом, Господи Боже наш, совсем ничто. Растем и высыхаем, как трава. Как безводное облако, рассеиваемся. Как цветы в саду, вянем. Как сваты, приходим и уходим. Как звуки свирели, звучим и умолкаем. Как путник, которому дано сказать «Доброе утро!», но не дано «Добрый вечер!» Как стихотворение, которое поэт читает, да вдруг перестает.
На самом деле ничто мы, Господи Боже наш! Ничто, ничто и ничто! Зато Ты – все и вся. Вся полнота в Тебе. Вся радость в Тебе. Если хочешь, Господи, помилуй и спаси нас! Аминь.
Хитрый Митрий, рада видеть! :)
Это цитата сообщения Валера_Богуславский Оригинальное сообщение
ШУМ
Природа никогда не создает шума. Она учит человека величию в тишине. Молчит солнце. Беззвучно разворачивается перед нами звездное небо. Мало и редко слышим мы что-либо из «сердцевины земли». Милостиво и блаженно покоятся царственные горы. Даже море способно к «глубокой тишине». Самое великое в природе, что определяет и решает как таковую нашу судьбу, происходит бесшумно...
А человек шумит. Он шумит спозаранку и допоздна, преднамеренно и непреднамеренно, работая и развлекаясь. И этот шум никак не соотносится с достигаемым благодаря ему результатом. Так и хочется сказать, что шум составляет «привилегию» человека в мире, потому что все, что природа дает нашему слуху, это таинственный и многозначительный звук, а не назойливый и пустой шум. Пораженные и захваченные, стоим мы, когда свой голос поднимает гром, вулкан или ураган; и внимаем этому голосу, который вознамерился сказать нам нечто величественное. Рокот Рейнского водопада или моря, обвалы горной лавины, шепот леса, журчанье ручья, пение соловья — мы слышим не как шум, а как речь или песню родственных нам, но таинственных сил. Грохот трамваев, треск и шипение фабрик, рев мотоциклов, визг тормозящих автомобилей, хлопанье кнута, отбивание косы, резкие звуки мусорных машин и, ах, так часто... рев радио, — это шум, докучливый шум, связанный с определенными явлениями, но так ничтожно мало значащий в духовном смысле. Шум присутствует везде, где звук безотносительно мало значит или вовсе ничего не значит; где громыхание, свистение, жужжание, гудение, рев, проникая в человека, мало что дают ему. Шум — дерзкий и разочаровывающий, кичливый и пустой, самоуверенный и поверхностный, беспощадный и лживый. Можно привыкнуть к шуму, но никогда нельзя им наслаждаться. Он не таит в себе ничего «духовного»; он свободен от всякого «третьего», духовного измерения. Он «говорит», не имея что сказать. Поэтому всякое плохое искусство, всякая глупая речь, всякая пустая книга — шум.
При этом шум возникает из духовного «ничто» и растворяется в духовном «ничто». Он выманивает человека из его духовного убежища, из его сосредоточенности, вызывает его оттуда, раздражает, связывает, так что он живет уже не духовной, а исключительно внешней жизнью. Говоря языком современной психологии, он прививает человеку «экстравертную установку», ничем не возмещая ему это. Примерно так: «Приветствую тебя, человек!.. Послушай-ка! Погоди!.. Впрочем, мне нечего тебе сказать!..»
И снова... И снова... И бедный человек подвергается нападкам и даже не может отразить нападающего: «Если тебе нечего сказать, оставь меня в покое... И чем больше человек захвачен шумом, тем привычнее для его души внимание к чисто внешнему. Он предается внешнему...
Благодаря шуму внешний мир делается значимым. Он оглушает человека, поглощает его. Он превращает его в материалиста: поскольку материалист — это именно тот, кто фиксируется на внешней материи и считает ее единственной реальностью. Шум, так сказать, «ослепляет» человеческое ухо, его слух, его восприятие; человек становится духовно «тугоух» и духовно «глух».
Шум перекрывает все: во внешнем — пение мира, откровение природы, вдохновение от космического безмолвия. Во внутреннем — возникновение слова, рождение мелодии, отдохновение души, покой разума, «тихий голос говорящего в нас Бога» 14 (Лафатер). Потому что воистину, где нет тишины, там нет покоя; где шумит ничтожное, там смолкает Вечное; где суетится черт, там не услышишь пения ангелов. Сад Божий цветет в тишине.
Робка также и муза. Как легко спугнуть ее шумом!.. Нежна ее сущность; голос ее нежен. А шум — дерзкий парень. Ничего не знает этот грубиян о таинственной изначальной мелодии, которая поднимается из колодца души, иногда вопрошая, иногда взывая, иногда вздыхая. Он «а-музыкален» и «анти-музыкален»; он вытесняет изначальную мелодию из земной жизни и земной музыки... И наше шумное время уже зашло так далеко, что только титанически одаренные музыканты в состоянии воспринимать эту божественную изначальную мелодию...
От этого бедствия я не знаю утешения. Есть только одно: побороть шум...
Воистину интересно наблюдать за светом и тенями…Христос назван Солцем Правды и Востоком Востока. Чем выше стоит Христос, как Солнце Правды, тем наши человеческие тени меньше и короче; а чем ниже оказывается Христос на горизонте нашем, тем человеческие тени сильнее и длиннее. Когда же Христос полностью исчезает с нашего горизонта, тогда тени человеческие вытягиваются, между собою переплетаются и сражаются, как призраки…
Призраки и только призраки – за исключением Церкви Христовой. И все призраки воюют против Христа (все в том едины), и все воюют между собой.
Как расплавленная сталь – таковы слова Мессии мира, и они расходятся вширь, от края до края вселенной, и они возносятся ввысь, до небес. Никто не может их ни обойти, ни перескочить. Это слова Вечной Реальности, слова Вечной Истины и Божественной Справедливости, и невозможно им противостоять. Однако тени человеческие надеются, что смогут им противостоять; призраки человеческие воюют против Друга людей, воистину единственного Друга всего человечества.
Высоким голосом, возвышенным в преддверии конца, Церковь Христова обвещает слово Христа:
- Что пользы человеку, если он весь мир обретет, а душу потеряет?
На это призраки отвечают сердито сквозь громкое гудение труб:
- Завоюй, человече, мир. Это настоящее обретение. А душу ты не можешь потерять, поскольку ее не имеешь.
Опять Церковь высоким голосом обвещает:
- Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
На это призраки разъяренно визжат и орут:
- Себялюбие – закон природы. Милость – сказка бабушек-золушек. Держись, мой друг, волчьего себялюбия и не пожалей ни одного ягненка, оказавшегося у твой пасти.
Это цитата сообщения отец_Паисий Оригинальное сообщение
Мысль моя, светлая или мрачная; помыслы, осуждающие или оправдывающие; сердце мое, покойное и радостное или скорбное и стесненное; организация тела моего, организация миров и земли, нами обитаемой, со всем, что на ней и около нее, говорят неумолчно о непрестанном присутствии во мне и со мною и повсюду Творца моего и вашего. Да бежит от меня всегда далече темная и глупая мысль, что покинул меня Бог мой, что Он не всегда со мною.
Это цитата сообщения отец_Паисий Оригинальное сообщение
Один странник, обходя святые места, услышал, что в пустыне, в скиту, обитает схимник высокой духовной жизни; он решил посетить его и исповедоваться у него. Схимник принял его с любовью и попросил написать исповедь на бумаге. Несколько дней странник пробыл в скиту, принося пред Богом покаяние, свои грехи он записал и отдал старцу. Тот внимательно прочел исповедь, а затем сказал: "Ты, брат, написал здесь много лишнего, а о самом главном даже и не вспомнил". Затем он продолжал: "Ты исповедуешь одни и те же грехи, а ведь Господь уже простил их тебе — ты не доверяешь Таинству Исповеди и свои грехи говоришь вновь и вновь. Разве ты не веришь, что Кровь Христа, пролитая за тебя, уже смыла твои грехи? Достаточно исповедовать их один раз. Кроме того, ты пишешь о многих обстоятельствах, не имеющих никакого отношения к твоим грехам. Ты подробно рассказываешь о мысленных грехах — этого не надо делать: разбирая их, ты можешь опять осквернить свою душу воспоминаниями. Ты указываешь в своей исповеди других лиц: не надо в исповеди называть никаких имен — говори только о себе самом. И наконец, ты не сказал о самом главном, что ты не любишь Господа, что ты не любишь людей".
Странник возразил: "Отец, как мне не любить Господа?! Ведь я ради Него оставил все и странствую как нищий! Как мне не верить Евангелию, Его святым словам — кому же еще на земле верить мне? Как мне не любить людей?! Ведь их милостью я живу — каждый, кто подает мне копейку или кусок хлеба, спасает меня от голодной смерти, он — мой благодетель. Чем мне гордиться перед ними, когда я не имею ничего, кроме этих лохмотьев?" Схимник отвечал на это: "Брат, ты еще не познал внутреннюю духовную жизнь, поэтому ты не знаешь хорошо своего сердца, и совершенно не понял того, о чем я тебе говорю, — вот прочитай исповедь, которую принес мне недавно мой духовный сын". Он дал ему листки с исповедью, и странник стал читать вслух: "Внимательно изучая свою жизнь, я понял, что совершенно не люблю Бога: кого я люблю, того ношу в моем сердце, имя его вспоминать для меня сладостно; кого я люблю, о том всегда помню и размышляю. А много ли я думаю о Боге? Большая часть мыслей моих — о временном, суетном и греховном. Из двадцати четырех часов в сутки едва ли один я посвящаю размышлениям о промысле Божием.
Когда я думаю о Боге, то думаю как-то неохотно и с принуждением, а если в это время подойдут ко мне с рассказом о каких-нибудь новостях, то я жадно впитываю каждое слово. Когда я читаю Святое Евангелие или книги Отцов, то тут же забываю все написанное, а новости и сплетни я помню долгие годы; значит — я не люблю Бога.
Кого я люблю, с тем я охотно беседую, — время пролетает, кажется, незаметно, а на молитву я становлюсь с трудом, с усилием — и несколько минут молитвы кажутся мне долгими годами. Я хочу скорее бросить молитву и заняться своими обыденными делами. Я даже ищу предлог для того, чтобы скорее окончить молитву. Поэтому я вижу, что не люблю Бога, иначе желал бы всегда беседовать с Ним и размышлять о Нем.
Кого я люблю, с тем хочу встречаться, но как я иду в храм? Холодно, с неохотой, не чувствуя присутствия Божия в Церкви. Значит — я не люблю Господа. Во время самой молитвы я помышляю не о Боге, а о постороннем, и иногда, закончив молитву, даже не понимаю — утренние или вечерние молитвы я читал — даже время молитвы не было посвящено Богу.
Если мы кого любим, то желания и волю его исполняем охотно, Сам Господь сказал: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Если бы я любил Бога, то выучил бы наизусть все заповеди Его и старался исполнять их. А если меня сейчас спросить, каковы эти заповеди, то я их даже не смогу перечислить. Поэтому я вижу, что не люблю Бога. Когда передо мной возникает выбор, поступить по воле Божией или по воле своего сладострастного сердца, то чаще всего я поступаю по влечению своих собственных страстей — значит, я не люблю Бога.
Что касается любви к людям, то, всматриваясь в себя и свою жизнь, я понял, что не люблю никого, кроме самого себя. Когда мы любим человека, то видим в нем только лишь доброе, а я вижу в людях одно худое, вижу их грехи. В одном себе нахожу я достоинства и добродетель. Значит — я не люблю людей. Кого мы любим, поступки тех оправдываем, а я, напротив, осуждаю всех окружающих меня как недостойных. Значит — я не люблю людей. Кого мы любим, того охотно прощаем, а я помню обиды долго, может, даже всю жизнь. Значит — во мне нет никакой любви.
Сказано в Священном Писании: Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими (Рим. 12, 15), — но, внимая своему сердцу, я вижу, что благополучие и счастье людей меня вовсе не радует, я равнодушен к ним. Но вижу и еще нечто более страшное в себе: чужое счастье огорчает меня. И напротив, когда с людьми случается несчастье, то я, внешне сочувствуя им, внутренне злорадствую. Поэтому я понял, что не люблю людей, во мне нет ничего святого!
Вера моя — только внешняя. Если бы я верил Евангелию, то трепетал бы при мысли об аде, стремился бы получить Царствие Небесное, однако воспоминание