1.
То было немало столетий назад -
а сколько, никто не сумеет сказать.
Стояла зима, и Свея спала,
метель хороводы над нею вела,
и только один Океан лишь седой
на скалы бросал за прибоем прибой,
тоскуя по бегу лодей по волнам,
по скрипу снастей и по грозным боям.
...Разбужен дремавший в снегах Треннелаг
ударами гонга и лаем собак:
несут в небеса весть колокола,
что конунг Харальд принял веру в Христа.
Он Сигурда - ярла тот час же призвал
и к дочери Сигурда свататься стал,
к Раннвейг, знаменитой своей красотой:
"Что, дочке твоей будет плохо со мной?"
Но ярл отвечал ему: "Конунг Харальд!
Быть может, я браку сам был бы и рад,
но выпало дочери жрицею быть
и в роще священной обряды творить.
И прежде, чем будет знаменье дано
Раннвейг, чтоб сменила своё ремесло
на дом, на замужество и на детей -
нет воли и власти отцовской над ней!"
Но лишь рассмеялся на это Харальд:
"На душу Раннвейг покушается Ад!
Коль ты, ярл, покорствуешь лживым Богам,
то я твою дочь в рабство им не отдам,
не будет она зейд творить средь снегов -
со мною она вступит в брак во Христов!
А коль мне противиться будешь, так знай -
от Бога дан людям любой государь,
и коль непокорством себя осквернишь,
от стали падешь там, где ныне стоишь!"
Сверкнули у ярла седого глаза:
"Раннвейг ты позоришь, позоря отца -
в тебе не любовь, но лишь похоть живёт:
я дочь не отдам тому, сердце чьё - лёд!
Меня твои воины могут пленить,
а коль пожелаешь - и вовсе убить,
но бойся же скорого гнева Богов:
они не привыкли щадить подлецов.
Ты их оскорбляешь - и горе тебе!
Задумайся, конунг - ведь Йоль на дворе...
Сам Один со свитой несётся в полях,
и знает он все, что творится в сердцах!"
Нахмурился конунг, глаза он отвел...
Но в это мгновенье епископ вошёл,
который крестил и Харальда, и хирд:
"Язычеством, конунг, в сем зале смердит!
Еще за дверями я слышал, как ярл
тебе гневом бесов своих угрожал -
потерпишь ли ты нечестивую речь?
Ведь снять за нее мало голову с плеч!"
"Заморская мразь!" - крикнул Сигурд тогда -
"Всю Свею уже ваша ложь оплела -
посмотрим как ты защищаешься сам,
а дочь вам свою никогда не отдам!"
Рванулся к епископу ярл, и клинок
его пред священником воздух рассек,
но тот отшатнулся. Со всех же сторон
уж слышался лат и оружия звон:
то стража сбегалась. Ярл понял, что здесь,
в неравном бою, встретит он свою смерть,
и к Одину, к Тору и к Тюру воззвав,
он меч свой тяжелый сжал тверже в руках.
Рубился он долго, и многих убил,
но вот и его вражий выпад сразил -
упал Сигурд-ярл, и жестокий Харальд
к нему подошел: "Убирайся же в ад,
отродье языческой тьмы и греха!
Твой Один со свитой прискачет когда,
ему обеспечу такой же приём,
и будет тогда Сатана посрамлён -
ему ль устоять против веры в Христа?
А дочь твоя нынче же станет моя!"
2.
Раннвейг Златовласой прекраснее нет -
хоть Свею объедь, хоть объедь и весь свет:
Её синих глаз светозарный костер
подобен лишь глади финнмаркских озёр,
а волосы - будто бы Солнца лучи,
светло рядом с девицей даже в ночи.
А стан её тонок, как стан у берёз,
а кожа чиста, как дыхание гроз,
своей белизною подобна снегам,
слегка розовеющим по утрам...
По Йольскому снегу она босиком
бежит, за собою оставив свой дом,
зарубленных братьев, дружину отца,
что приняла смерть, как велели сердца -
должно быть, Харальд уже мчится за ней!
Хотя как найти след в такую метель?..
Ее же по снегу лишь сердце вело,
и путь выбирало одно лишь оно -
туда, где жил средь неприветливых скал
Ральф Кнутсон, прославленный хевдинг и ярл.
В свои двадцать лет много он повидал:
не раз он водил через море драккар,
в бою бился он лишь в передних рядах,
и в сердце отважном не знал, что есть "страх".
Ярл обнял Раннвейг, усадил к очагу...
"Харальд поступил, как прилично врагу,
а вовсе не конунгу. Смерть и позор
предателю, что затуманил твой взор
слезами о братьях, о смерти отца!
Заставлю его заплатить до конца -
дружину свою подниму и народ:
а там мы посмотрим уже, чья возьмет!"
"Любимый!" - вновь слезы в глазах у Раннвейг -
"Ты храбр и могучь, но ведь ты - человек.
Коль пасть предначертано в битве тебе,
одна я останусь на этой земле!"
Вновь обнял любимую Ральф и сказал:
"Держал бы в объятьях и целовал
тебя я всю жизнь, обо всем позабыв...
Но тот не мужчина, страшится кто битв!
Лишь тот, кто способен врагу отомстить -
имеет он право красавиц любить,
защитою быть им в опасности час,
чтоб слезы вовек не лились из их глаз!
И я... Слишком сильно люблю тебя я.
Седлай же коней, о дружина моя!"
И вскоре вдали сгинул топот копыт:
умчался за Ральфом вослед его хирд.
Раннвейг же плеснула меда в очаг,
и стала за знаком чертить она знак
пальцами в воздухе перед собой,
к древним Богам обращаясь с мольбой:
"Враны и волки, вас я скликаю -
тем отнесите, к кому я взываю,
горькие слезы мои и мольбу,
ненависть к веры исконной врагу,
к лживому гаду, к убийце людей,
место которому - мрачная Хель!
Вас заклинаю, древние Боги
ночью, в которой брела без
Читать далее...