По брошенным невзначай асфальтовым тропам навстречу солнечному свету. Как-то неестественно, чувствуется некая предопределенность. Вроде, и все строки написаны, и все переделано начисто, бело-набело, а сомнения в выбранном пути остаются. И пусть самый короткий. Но асфальт источает презренный аромат реальности. Это уже не сны, это квинтэссенция бытия. Сверхестественная тишина возвращает от созерцания к переоценке - босиком по асфальту - горячим углям цивилизации.
И забывается солнце, остается только неравномерное ощущение под ногами. И бесконечная тревожная тишина. Страшно заговорить с собой - вдруг и слова пропадут за искренними стенами человеческого непонимания. Да и неважно это, - я еще могу думать. Пока мой поход к солнцу не стал самоцелью, это просто интерес. Как далеко тянется эта дорога.
Пока не поймешь, что все пути замыкаются в кольца, пока не станешь точкой с нулевыми размерами. Иди вперед.
На чердаке хранилось много всякого хлама, но для меня, тогда еще видевшей в каждой мелочи повод для размышления, и, естественно, забавы, он был просто убежищем от скуки, а не пыльным и достаточно угнетающим местом. Да и никто не думал меня тут искать, а уж тем более беспокоиться - все-таки дома ребенок, а не бегает по улицам, перегруженным прелестями прогресса и жестокости. Это был бескрайний мир, - стоит поменять несколько вещей местами, и вся картина меняется для приученного все замечать взгляда. Поэтому казалось, что возможности безграничны и я самостоятельно управляю миров в пару десятков квадратных метров. О, какие это были времена - одиночество было просто байкой, а свободное время обретало осмысленные оттенки от простого ящика из-под шампанского. Постепенно, хаотичное воображение сменилось стремлением к уюту, и обстановка чердака приняла более-менее неорганичные формы. Но природа, как всегда взяла свое. И однажды...
Это был особенный день, хотя бы потому, что в 6 лет все дни кажутся непохожими на другие. С самого утра я убежала к своим тайным друзьям - должен же кто-то будить плюшевые игрушки, а то так и вся жизнь их пройдет понапрасну! Хотя, я никогда не задумывалась, что в холодном сумраке бодрствовать не так уж приятно. Оказавшись наверху, я заметила, что единственное окно открыто, а все мои несмышленые друзья валяются на полу в явном смятении! Но, будучи достаточно своевольным и независимым ребенком, звать родителей на помощь по устранению сквозняка, мне и в голову не пришло.
Итак, запасаясь терпением я перетащила все предметы, подходящие для увеличения достижимой высоты, к стене. И каково же было мое удивление, когда оказалось, что окно не просто открыто, но и придерживается какой-то наглой книжкой! Такого предательства со стороны судьбы я не ожидала, и, схватившись за предательское создание, я вырвала его из заговора с оконным проемом, попутно опрокинув поддерживающую меня конструкцию Итог - сбитые коленки и... Черт,и как эти книги всегда приземляются точно на голову!
Любопытство пополам с неприязнью захватило меня, и я открыла сей безукоризненно дерзкий том. И, как и ожидалось, в нем не было картинок, а только скупые на солнечные свет рассказы! Такой усмешки со стороны жизни я не смогла терпеть, и, благополучно выкинув книгу с чердака, я вернулась к повседневным развлечениям.
Под вечер я вновь наткнулась на это безобразное создание, но уже на нейтральной территории - на кухне. Дабы продолжить свою месть за сбитые коленки и обиженные игрушки, соперница была проведена в мои отнюдь не королевские покои и подвергнута досмотру.
Книга была рукописной, с ничего не выражавшими текстами, в общем, полной бессмыслицей по сравнению с моей библиотекой. Что странно, каждый рассказ был на разные темы, да еще и разным почерком. У этого явно должно быть какое-то объяснение! Да и название у нее какое-то, ммм, неожиданное - "Жизнеописание семьи Стюартов". Стоп! Это же моя семья! ПОдозрения закрались в мои созревающие мысли. Хм, раз это жизнеописание, пусть они узнают, что не только снобы и зануды умеют писать! Попутно разрисовав десяток страниц, я приступила творить свою историю... Более похожую на сказку для неумеющих смотреть между строк...
Я не хотел быть поэтом, я всего лишь хотел быть услышан.
А ты посмотри что выходит, прислушайся - стыд же!
Хотел говорить откровенно, это пустяк, что выходит складно, -
Ты только пойми меня и не смотри мне в душу, и так дышим на ладан.
Стоит просто поверить в возможность счастья, как оно уже обволакивает тебя своими щупальцами, пробивает отверстия в голове и накачивает тебя умиротворением, вперемешку с легким оттенком уходящих возможностей. Ты столбенеешь от новых ощущений и, пока не пройдет эйфория, все достаточно интенсивно и завлекающе. А потом начинается... Потенциал медленно перетекает в стадию "куда уж меньше", наступает светлая депрессия.
Пожалуйста, не надо гробить свои жизни на бессмысленное созерцание событий, проходящих мимо Вас. Будьте, черт побери, деятельными.
Наши снежные сказки прошли, сменившись чернильными разводами в тетрадях. Девочки выросли и повыходили замуж, ангелы утонули в собственной безупречности, а фарфор выцвел. Больше нет смысла себя обманывать параллельными восприятиями. Все, что было способно к реализации, исполнилось, остальное перестало быть мечтами. Кто-то разбил все зеркала, оставив только отпечатки на белых стенах.
Мастер давно покинул пределы мего беразличия, теперь он не больше чем сон в апрельский день. Мне кажется, что мы с ним меняемся ролями, забавно, два выдуманных существа выдумывают друг друга - инверсия.
Незнакомец в белом не пережил лета, я больше не вижу его чеширские глаза в зеркалах, больше не жду его в подворотнях. Сказки забываются, еще немного, и забудут меня.
Джекил и Хайд, Shooter и Rainy. Я - Тайлер этой истории без конца и начала, без зачина и эпилога. Моим портретом украшена каждая хрестоматия - на слипшихся страницах древности. Но никто и не заметил - больше внимания обращают на цифры в углах страниц. Но я там безусловно есть. Найдите меня хоть кто-нибудь, убедитесь в том, что выдумана я не вами, а задолго до вашего рождения. Эта бесконечная иллюзия утомляет.
Я не мастре подводных рифм,
Не любитель ночных забав,
(Даже если "Для Вас - иной тариф"),
Я же понял, что жизнь - игра.
Я пропах одичалым сном,
Где вперед не ходи - не след,
Путь назад перекрыт столбом,
Ну а права в помине нет.
Я не волхв - я лишь тень волхва,
Мне назначен другой уют:
Разбирать поутру в словах,
Кто повержен: король иль шут -
Мне, клянусь вам, не все равно -
Хуже равенства нет греха.
Я же помню, что жизнь давно
Потонула в моих ослепших стихах.
Мне так хотелось быть слабой, ломать руки в ожидании чуда, умываться слезами из-за безжалостных судеб, но нити переплелись и связали мне руки. А порвать лишь одну невозможно - боязно до чертиков. Вот и иду по дороге счастья со связанными руками, мойры, парки, да разрежьте вы их, ведь я не настолько сильна, чтобы кончить все самостоятельно, да и руки связаны.
Да, нашла оправдание в греческой мифологии - таки бессильна решить судьбу кого-либо кроме себя. А ведь предупреждали, только вот слишком самоуверенна - стоит потерять и сразу в слезы. А затем полеты, руины - все и затерлось в чужом сознании. А теперь ноешь от бессилия, да и написать путно - разве что классику переписывать.
Два пути: истина и сила. Я не могу выбрать, да мне и необязательно - это же не моя судьба. И не думай, что за тебя решат - небесные суды уже давно потеряли квалификацию, да и прецеденты были. Не похоже на неизлечимую болезнь, всего лишь видимость проблемы: ты в любом случае найдешь вход-выход. Да и жизнь не сильно изменится, разве что предпочтения. Да и не принесет ли истина силу? Но, мой милый, решать тебе. Как говорится, пить или не пить. Да, легко ошибитьсям такая мерзость, а от знаний воротит, как от запаха шалфея на моей кухне. Ну, вот и славно, истина так истина.
Знаешь, на самом краю земли
Нас ожидают и там, и тут.
Знаешь: уходят вдаль корабли,
Мерцая огнями пустых кают.
Знаешь, мне снится прохладный зефир,
Ласкающий ноги моих подруг.
Знаешь, я слишком душой кривил,
Скрывая, что нет ветров кроме вьюг...
Знаю: уедем мы в тёплый мир,
Будем скрываться от зова гор,
Знаю, заменит нам лёд гольфстрим,
Бореи вытеснит шум дорог.
Знаю, куда-то исчезнет страх
Быть погребёнными под снегами,
Но, милый, неужто нас в горах
Не отогреет живое пламя?
Шорох газет, трезвость печатного слова
Каждое утро в двадцать минут шестого.
Старый комод, забитый до нервной икоты,
Кресло, будильник, цифры и ноты.
Полупустая бутылка портвейна,
Скатерть в цветочек, откуда-то с Рейна,
Спицы, будильник и полусгоревший омлет.
Я параноик, мне нечего больше хотеть.
Сорок минут, доведенных до изнеможенья,
Вот и подали карету, а я не одет...
Слушаю трепетный шепот моих поражений,
Что заглушает невинность моих эполет.
Я неудачник, дорога мне лишь до работы,
Там я продам свою нежную душу за хлеб,
Чую, ко мне приближаются приступы рвоты...
К черту замученный гнетом наглеющий плебс,
Завтра уйду, наконец, с этой тухлой работы.
"Нет, ты не прав. Всё просто страшный сон,
Проникший через твои веки.
Здесь нет чудес. Гранатовые реки
Затопят этот дивный склон.
И будет тишь, речная гладь
Такого неестественного цвета.
И ты дойдешь до парапета
И будешь молча там стоять."
"Но почему же я? Таков ли мой удел
Стать вечным отголоском мира
Ушедшего. Не буду ль я отстиран
От грязи совершённых дел?
Смогу ли я стоять как изваянье,
Оставив столь привычный дом,
Хоть я и двигаюсь с трудом,
Но не отдам свой быт на растерзанье."
"Твой выбор. Выход всё же был.
Найду другого, избранных немало."
"Смотри - вон там, за перевалом
Полно раскопанных могил.
Им жизнь дороже, ибо потеряли.
С меня что взять - простой старик,
Который в тайну жизни не проник,
И отдает её туда, откуда взяли -
В родную землю, потом, кровью, невзначай,
Достаточно и одного мне палача -
Себя. Так пусть иные дышат,
Кого чужие жизни не колышут."
Наверное, эта привычка редко писать отнюдь не связана с отсутствием мыслей и времени. Скорее даже с ощущением пронзительной ненужности того, что я создаю. Гораздо проще держать все в себе, не задумываясь о минующем тебя признании. Слишком много предчувствий - скоро что-то случится, а я не смогу - не успею этого заметить, понять, поэтому и не замыкаю в себе цепи размышления, только начну - и сразу нет, мечется запоздалое тревожное ощущение. Сотни раз стираю вымученный текст, и вновь, вновь! - жду зиму. Нет, не было иначе, все было так же, только лица вокруг более уставшие, не ждущие счастья, но ведь силен стадный инстинкт - и порой и мое лицо преобразуется в восклицательно-положительное.
Ты вспомнишь меня.
Можешь даже не пробовать
думать, что меня нет -
я просто далеко,
за парой невысказанностей,
там, куда
уходят -
на востоке - подальше от греховности
и от смысла существовать
без
смысла.
Я сливаюсь с истиной.
Но поможет ли?