В. Соснора в одном из своих блестящих эссе сказал что-то вроде того, что «солнце русской поэзии взошло и ослепило всех, затмив все остальное». Данный тезис более чем наглядно иллюстрирует известная книжка Синявского. Оставлю за кадром его имидж мученика-за-иделы и советского разлива диссидента - на эту тему столько уже писано, что прибавить нечего. Скажу о другом: ну не странно ли, что эрудированный, умный и наделенный бойким пером автор выбрал для себя такую избитую тему как Пушкин? Ну ведь баян! Кто только не писал о нем и чего только! За 200 лет существования Пушкинской поэзии выросло не одно поколение так называемых «пушкинистов» - заметьте, что сам термин уже органичен в языке, никого не шокирует, а вот вздумал бы я сказать «гоголисты», «толстисты» (не путать с толстовцами – это совсем другое) или, например, «лермонтисты»? Абсурд! Желая прославиться, автору следовало бы выбрать нечто более оригинальное, чтобы не затеряться в хоре себе подобных. Ан, нет – удалось таки прославиться: г-н Терц вывесил на Пушкина, как на бакен, стоящий в самом фарватере русской словесности, свой текст, причем вывесил поверх бесчисленного количества прочих плакатов и частных объявлений о продаже своей страсти к маранию бумаги, приклеил намертво на мутноватый раствор скандальности, что есть образец наиграмотнейшего литературного маркетинга – не затратив ни копейки на раскрутку.
Однако же о самом тексте: набор трюизмов, ловко упакованный в обертку из подогнанных друг к другу насильно фактов и цитат. Автор ловко жонглирует домыслами и достоверными событиями, смело проводит аналогии, тут же их опровергает, скачет как заяц с кочки на кочку, исходя при этом в священном экстазе самолюбования – эвона я какой молодец: самому Пушкину задал пинка, а потом его же погладил по головке как подростка. Но, закончив читать, чувствуешь полную пустоту в голове - пшик, дырка от бублика.