Отсмотренные мною квартиры делились на две категории.

Те, где хотелось бы жить, но меня не спешили туда заселять.
Те, где можно было поселиться хоть завтра, но я бы там повесилась через два дня.
Опишу один из вариантов второй категории:

Мадам Пьер, чьи плечи укутаны шалью грязно-розового цвета, осматривает пришедших. Нас трое – девушка-японка, мать юного, жаждущего самостоятельности француза, и я. Дура-дурой. Мадам Поль довольна: в ее распоряжении – как раз три конуры, обставленных стандартной мебелью ИКЕА: кушетка + шкаф + столик + торшер + электроплитка в стиле «дача форэвэ». Каждая конура – где-то 18 квадратных метров, причем в эти «метры» входят и «удобства». Лифт не работает.

- Это временно, - говорит мадам Пьер, но ей как-то не веришь. Особенно – поднявшись на шестой этаж.

Сама мадам напоминает о романах Бальзака. Или Достоевского. Возможно, старушка-процентщица выглядела именно так. Во всяком случае, именно сейчас я понимаю, что Раскольников был не так уж и жесток.

Кстати, ей все равно – русская я или нет. Ей все все равно. Конурку такого типа не жалко отдать даже необузданным московитам. Глядя на застывшую любезную маску, на черепашьи морщины мадам Пьер, ты представляешь, как когда-то она впервые изобразила эту вежливую мину, и лицо смялось, как лист бумаги, чтобы уже не разгладиться никогда.

По отношению ко мне мадам Пьер держится покровительственно. Почему-то ей кажется, что для чахлой дочери российских лесов ванная с белым кафелем памяти школьных туалетов – это чудо. Да, пожалуй, своего потрясения я и впрямь не могу скрыть: квартирка мала, район – так себе, и за ТАКИЕ бабки???

- Я вам перезвоню завтра, - мямлю я.

В ее глазах – уверенность: да, эта – перезвонит. Она ничего не найдет, и она перезвонит.

- Перезвоните. Не пожалеете. Здесь светло и уютно, - сообщает мадам.

Перекрывающий небо серый дом напротив не в счет.

Улица Гуттенберга, а ведь хорошо звучало! Ведь казалось, что где еще жить журналисту, как не на «гуттенберговской»?..

***



Между прочим, действительно - знаки, которые могли бы привести к удаче, начинаешь искать сразу: гороскоп в «Паризьен», удачное название улицы, комплимент от официанта в кафе с утра, слово «солнечная» в описании квартиры, красивая вывеска булочной напротив облюбованного дома. Цветочный магазин с названием «Valentina», встретившийся по пути.

Моментально ты переносишь себя сюда. Вот, я здесь живу. Я выхожу на улицу утром и иду покупать газету и багет. Нет, багет лучше попозже, потому что потом я пью кофе вот здесь, по соседству, причем пью я его с чудесной бриошью. За воон тем столиком, почти под деревом. Мимо проходят люди, журчит французский из всех щелей, а я читаю себе «Монд» или еще что-нибудь, и не обращаю внимания на...

...восхищенные взгляды мужчин, к примеру.

Или на очередь... А куда она, кстати?

Оказалось - в тот самый дом. Народ жаждал занять мое место за столиком и съесть мою бриошь.

Потом, когда я вернулась в Париж через некоторое время и снова стала искать квартиру, что превратилось уже в своеобразный вид спорта, я поняла – та очередь была и не очередь вовсе. Ну, собрались человек семь, подождали минут пять. Отсмотрели конурку 5 х 2 с половиной и остались с тоской в глазах убеждать хозяйку, что в качестве жильца они – зэ бест. Особенно старался крупный мужчина лет тридцати, восточного происхождения. Правда, он с трудом помещался в закутке, символизирующем удобства, но это его не смущало. Еще его не смущало, что кровать расположена под потолком, на антресолях, и приставлена туда старая лестница в стиле «мечта садовода».

Оригинальность конструкции обещала многое: если верить американским фильмам, то человек, увидев странный сон, имеет обыкновение подскакивать, как черенок граблей, на которые наступили. Встреча моей головы и потолка в таком случае была неизбежной. Яростные прыжки в сторону будильника тоже не приветствовались. Что касается лестницы, то я даже думать не хочу о том, как красиво бы я летела вниз, собравшись – допустим – среди ночи попить водички.

***

Эта радость стоила 700 баксов в месяц. Потом я увидела другие меблированные радости за эти же деньги. Или за чуть большие. Или – за слегка меньшие. Разница всегда была не в площади и не в том, стоят ли во дворе алчущие парижской прописки люди (они стояли почти всегда), а в квартале. В так называемом Латинском каждый чулан был осаждаем толпами «этюдьянтов», и цены прыгали вверх. Подальше от Сорбонны цены утихомиривались, но этюдьянты прибегали и сюда. Неделя заканчивалась, разведку можно было признать неудачной. И тогда...

***

Ну, чудеса – хорошая все же вещь. Ресторан «Ле Типаза», 21.00, за день до отъезда:

- Кальвадос, месье.

Месье бармен наливает, щурится через очки, обсуждает мое нефранцузское происхождение.

- О, русская? Патрон, эта мадемуазель – русская!

- На здоровье, - глубокомысленно говорит патрон по-русски. Как потом выяснилось, Читать далее...

[261x198]
Начну с того, что я «чайник». То есть не в том смысле, что нос у меня длинный и изогнутый, а в том, что ежели есть какая глупость, которую я могу совершить на новом месте, так я с этим справлюсь. Уж с этим-то... Со всем другим – не знаю, а по данной части мне всегда можно было смело поставить «5».

Мои первые встречи - с объектами техники ли, с улицами ли, с конторами типа «ДЭЗа» - всегда завораживали наблюдателей. Помнится, даже учитель физики, безмятежно наблюдавший за тем, как я составляю некую цепь из объектов опыта, в панике стукнул меня по руке в момент включения безобразия в розетку.

Также я «чайник» по велению сердца. Кофе люблю, но пью его раз в пять реже, чем хороший черный чай.

А еще мы, «чайники», очень любопытны. И тянет нас, как магнитом, ко всем местам, где свою чайницкую сущность мы можем проявить. Посему в момент, когда журналистке «КП» Львовой Валентине было сделано неслыханное предложение – стать собкором в Париже – оная журналистка с восторгом ответила: «ДАААА!»



Часть первая, разведка


Общение с посольством Франции в России привело в легкое содрогание:

- Вам нужны бумаги такие, такие, такие и еще вот такие, - прощебетала симпатичная брюнетка (француженка, конечно), перебирая принесенные мною документы.

- А вот... Письмо из МИДа! – гордо сказала я.

- Нет, это нам не нужно.

За тем, что им было нужно, пришлось ехать в Париж.

Ну, Дассена, Пиаф и Каас все слышали. Красивое место, мечта, Эйфелева башня, Елисейские поля, устрицы, улитки и лягушки. Луковый суп, опять же. Квазимодо с лицом Петкуна и прочие туристские радости. Моне, каштаны, бульвары, ах, оставьте меня, я сейчас зарыдаю... Зарыдаю, наблюдая за несметными полчищами японцев, идущими в Лувре к Джоконде по стрелке; зареву в голос, увидев толстого американца в шортах, фотографирующегося на фоне Триумфальной арки; заплачу в три ручья при появлении русской тети, спрашивающей у портье про Тати.

Хотя тут я злобствую, сегодня русские тети ищут не Тати, а Диора. Находят, покупают, улыбаются просветленными улыбками и идут дальше, к Шанель.

- Три тысячи евро? Слушай, в Москве это пальто стоит восемь. Возьмем?

Русский дядя не возражает. Но что-то я отвлеклась.

Мое появление на улицах Парижа было ознаменовано ошибкой номер один. В России, в обменном пункте, мне выдали две купюры по 500 евро каждая. Казалось бы – это удобно и надежно, как месячный проездной, ан нет. Портье, душка, при виде этой бумажки чуть не спрятался под стойкой:

- О, мадам, конечно, я смогу ее вам разменять в банке. Но это будет завтра. – (был вечер, прим. В.Л.) – А сегодня, если хотите, я могу дать вам в долг немного наличных. Чтобы вы могли сделать покупки...

От наличных я отказалась. И зря: через пару часов, в ресторане, бумажка снова произвела сногсшибательный эффект. Переменившийся в лице официант бросился куда-то на улицу. Отсутствовал он долго, потом вернулся и с ненавистью спросил:

- А вы уверены, что у вас нет с собой других денег?

Я была уверена. Официант снова пропал. Появился нескоро, с кучей мятых купюр в руках.

- Надеюсь, ваши деньги были настоящими... – сказал он измученно.

Почему-то в данное место я больше не заходила.



***

Состояние мое, надо отметить, было очень сумбурным. С одной стороны, была я в городе Париже. Что нельзя не счесть огромаднейшим плюсом. С другой – за неделю я должна была несколько раз столкнуться с французской бюрократией, чтобы объяснить им, что не собираюсь жить под мостом и заниматься проституцией, в связи с чем неплохо было бы мне дать визу и сдать квартиру. Основной прикол ситуации: визу не дают тем, у кого нет квартиры, а квартиру не сдают тем, у кого нет долгосрочной визы.

«Уловка-22»? Да.

Безнадега? Да.

Истерика у зеркала в отеле? Угу, угу.

- О, - орала я зеркалу, - я не смогу!!!!! О, это невозможно!!!! Позор, позор на мои стриженые волосы!

Зеркало молчало.

А что ему оставалось делать?





***

...Коллега, у которого я надеялась получить консультации по поводу съема квартиры, сказал просто:

- Ну, ты купи «Фигаро»...

Через пять минут после покупки этого неимоверно толстого газетного издания я поняла, что либо мои учителя французского как-то меня подвели, либо... В первом попавшемся кафе с трогательным названием «Эдельвейс», заказав для приличия кофе (вот она, вот, измена принципам чайника!), я спросила у официанта:

- Простите, вы не подскажете, где здесь про сдачу квартир объявления?

- О, мадам! – воскликнул брюнетистый юноша. – Вам надо купить что-нибудь другое.

И назвал мне пару газет в стиле наших «Из рук в руки». После совершенного доброго дела парень не успокоился:

- Вы купите такую газету, придете завтра с утра, и я вам все объясню. И позвоню, Читать далее...

Вот так, собственно, выглядит "Чайник в Париже"...
[700x525]