Я хотела человека-Ветра. я получила. Все мои желания пугающе сбываются. в самый неожиданный момент. бойтесь. бойтесь желаний. а пока остается стоять столбом и любоваться на перемещения воздуха. Не поймать ни в один сачок, разве что пригласить на чай и открыть форточку чтоб не разбил себе лоб. когда будет лететь в ночь.
Чудовище на мою голову.

3 часа ночи. Если уж оставлять здесь записи раз в год, то пусть эта будет о следующем.
Легко и радостно гулять по городу с гордо поднятой головой.
Взять на себя ответственность за все происходящее с тобой же невероятно тяжело. Но ведь в этом случает ты сам можешь все исправить, правда?
Страшно - это когда на высоте в 1000 метров не раскрывается основной парашют.
Очень страшно - это когда на высоте в 300м не раскрывается запасной.
Все остальное фантики и пищалки.
Спасибо той сотне лиц, что была со мной на протяжении 5 месяцев. Набранный за это время багаж из историй, эмоций и впечатлений кажется не пронести ни через одну таможню времени. Но я все равно попытаюсь.
Я не нашла человека, похожего на Ветер. Но нашла человека, похожего на все времена года. Он поддерживает все мои безумные идеи и следует параллельным курсом.
Я сматываюсь в Питер. И я понятия не имею, что я буду делать в случае провала.Ни одного запасного аэродрома.
"Делаю то, что чувствую и чувствуючто делаю правильно"
И в конце концов. "Карандаш не может не писать."

Она просыпается каждое утро в мире прописанных идеалов и ценностей. Вся из себя несбывшаяся и несущая беспорядок. Заваривает свой чай или кофе и почти сразу сбегает из дома. Чтобы выкурить свою первую сигарету. Свою вторую сигарету. Чтобы пугать случайных прохожих беззаботным видом и разливающимся вокруг не то безумием, не то одиночеством. Чтобы слушать музыку и думать свои путаные мысли. Читать свои любимые книги. Изображать из себя вольный ветер.
Вот черт, сегодня она - это я.
И я готова отдать все свои сокровища (коробки исписанных тетрадей, пол сотни тюбиков масляной краски, три пуговицы и 7 рублей) за возможность не становиться кем-то еще по крайней мере лет пять.
Я опять убегаю от ответственности.
Мне по-прежнему 17 лет.

Хочу сидеть на прокуренной кухне, с бутылкой вина и людьми, которых хочу видеть.
Хочу говорить, иступленно и опьяняюще весело, размахивая руками, до хрипоты, до боли в горле, пока воздух не кончится. А потом заткнуться и слушать. Пока не наступит следующая вечность.
И еще. Чтобы падал снег.

Спаси меня, небо, укрой от рыжих лучей усталые глаза. В них мелькает нарезка из кадров самого среднего качества. Половину из них я нарисовала сама, четверть - все мои знакомые, прочее можно списать на побочные эффекты киноиндустрии. Глаза режет, жжет, они бы пожалуй отшатнулись, если б могли, от всего этого безобразия, но им не спастись. Даже если они спрячутся в самый дальний угол моей черепушки.
С моими днями, моими вечностями скоро можно будет играть в игру "найдите 10 отличий". И ей-ей найдется именно десть несостыковок, не больше. Завтрак, обед и ужин, коэффецент невысыпания и кое что из мелочей. Я не удивлюсь, если однажды все перепутаю, и начну жить в обратную сторону и может даже через день.
Химеры в смятении. Бросаются возводить воздушные замки. Бросаются громить воздушные замки. Бросаются на стены и подначивают Сдобшиза бросаться пончиками в прохожих с балкона. А я думаю о том, что мы все устали смотреть немое кино и слушать музыку в темноте. Устали вставать, ходить в тысячу мест, где по невероятному стечению обстоятельств требуется наше присутствие, и возможно дышать.

- С тобой просто случилось самое страшное. Жизнь вошла в привычку.
Салливан Бродячий Пес чужими словами выносит мне приговор, ставит диагноз. И назначает лечение.
- Кидаться пончиками пойдешь ты.

Синяя вуаль рассыпается в труху. Меня не спасти ни от моих истерик, ни от сомнений. Это явный минус. И это скрытый плюс.

Слушать этот музыкальный файл

.

Слушать этот музыкальный файл

Сессия выносит мозг в район Азорских островов. Днем на плечи наваливается солнечный свет и в глаза заползают черные буквы. Днем у меня приступ. Тяга к хаотичным перемещениям в пространстве и производству дыма. Мне опять 17. Мой верный спутник - рюкзак - несет в себе три тысячи книг и пару тетрадей. После всех дневных подвигов ночью мне снятся страшные Корнелии Сципионы, многочисленные Ганнибалы организованно переходят Альпы, а Спарта в очередной раз не является на марафонскую битву. В редкие моменты, когда я все же выползаю на работу, вид принтера вгоняет меня в ступор, а накладные начинают рассказывать мне о том, как в далеком и мохнатом году дорийцы вытесняли ахейцев с Пелопоннесского полуострова.
Еще немного и я тоже захочу в Биробиджан.
Скоро на мои поиски можно будет высылать спасательные экспедиции.

- Антидепрессанты… Знаете что это такое? Это когда вставать не хочется, просыпаться не нравится, все мрачное, настроение поганое, (. . .) И вот тогда-то вас начинают лечить…
- А что, это надо лечить?

Камни падают вверх, люди падают вниз.
Апокалипсис зимы отменяется. Март рассыпается по городу снегом и прячется колючими льдинками под ресницы прохожих. Мы все устали ждать перемен. Падения курса доллара, победы на чемпионате мира по футболу, эволюции старого москвича в бентли, и того, что сосед Вася перестанет выносить мусор вам под дверь. Ожидание материализуется в аляповатую претенциозную скульптуру и рассыпается на морозном воздухе в прах. Не ждите с неба хороших вестей. Затянутое смогом и неоновыми нитями оно проклянет вас, года вы попросите о благословении, подарит проездной на месяц, когда вы потребуете свободы, и час с Незнакомкой вместо любви. В этом сезоне оно честное, непременно циничное, и в общем даже круче чем волшебник из страны Оз.
Возрадуйтесь, боги умерли, теперь все придется делать самим. Снег искрится в морозном воздухе, ноги весело скользят на льду.
Агония зимы будет долгой.
(Архивное)

П.С. В апрельском воздухе возникают белые хлопья. Я думаю, это рушится небо.

Я перестала пользоваться домашним телефоном.

11:00 Привычно поднимаю трубку местного. Так же обыденно кладу обратно и поднимаю взамен городской. Семь волшебных цифр и мой голос долетит до центра вселенной. Чудный шанс пообщаться с некоторыми младшими представителями старших демонов. Я посылаю набор из десятка разномастных цифр. Мне в ответ присылают спасибо.
Вот уж действительно. Спаси-бо…
Трижды вжик-вжик по часовой стрелке – дайте мне номер последнего требования.
Семь раз нажать – один раз сверить остатки
Снова трижды и снова семь. И еще раз по семь, и «нет, это не детский сад» и «да, это не гаражный отдел».
АТС – это злобный восьминогий монстр. Он опутал нас липкими нитями и, как порядочный паук, конечно же намеревается съесть.
Сонное бормотание телевизора снова прерывается визгом телефона. На этот раз начальского, у которого принципиально никто не сидит, и трубку, соответственно, не поднимает.

Если подумать, у меня разыгралась аллергия на любой вид связи.

Заприте меня в пыльном чулане, пахнущим старым деревом и зимой, среди старых елочных игрушек, банок с вареньем и сломанных велосипедов. Присылайте еду через маленькое окошко, и не забудьте повесить табличку на дверцу «не влезать, убьет». Раз в месяц мне можно сообщать, что на улице хорошая погода или напротив крайне паршивая. Раз в год – что из этого чертова города тоже иногда видны звезды. А я буду писать сонеты из точек-тире, и рисовать серой пылью по густой темноте полосатые облака.
Лет через сто, когда вернется мода на ретро, меня можно будет изъять. И, возможно, сдать в музей.

А может я не хочу решать свои проблемы потому, что боюсь что тогда мне нечего будет писать.

Может ли это быть правдой?

Молчание - смерть.

Город похоронил меня до весны.

P.S. hold nothing

[225x309]
Общественный транспорт – как макет ада. В нем тесно, настолько, что кажется что твоя рука переходит в чужое копыто или иную конечность, и душно, словно следующим вдохом ты втянешь в себя пространство.

Утро – как проклятье насылаемое богами. Потому что утром нужно просыпаться. А это трагедия. Пробуждение делит время на вчера и сегодня. Если б могла – вообще не спала бы.

Январское повышение званий и выдача наград подтвердили – я работаю за воздух.

Я живу вчерашним днем. Особенности работы: у нас караются вчерашние грехи.

Я работаю в аду уже вторую вечность.
И это еще не предел.

Чертовы 19 лет.

P.s. Но есть одно но. сегодня я по уши в масляной краске, и чувствую себя живой.

Настроение сейчас - В зазеркалье

Твоим символом должна была быть бабочка.
Почему?
Потому что ты надолго был вычеркнут из списка существующих. Отгороженный от мира собственноручно сплетенными нитями. А теперь ты лишь изредка касаешься своими тонкими лапками того, от чего раньше не мог оторваться.
Твоим символом должна была бы быть бабочка.
Но ты - ветер.

«Писатель это не тот, кто проживает три или тридцать три жизни. Но трицдать три тысячи жизней и каждую на полном вдохе. Отдавать в чужие руки – что кидать в колодец, а он глубокий, сука, и ни звука тебе в ответ не выдаст»
/Саймон/
Каждый раз, когда заканчивается очередной Период (сиреневый, зеленый, больших квадратов – не важно) мне кажется, что больше я не напишу ни строчки. Я умираю. Я уже умерла. Я давно зомби, догоревшая спичка. Это как длинный черный тоннель, который вроде бы и не должен кончаться. Мыслеобразы чиркают по поверхности мозга и, как элементарные частицы на специальной пластине, оставляют следы. И мне их ни за что не поймать за длинные хвосты. Это мой личный конец света.

Тяга к писательству – это проклятье. Особенно, если она не подкреплена значительным талантом или упорством.

Слушать этот музыкальный файл

...

Слова как глупые козы разбегаются, как только я приближаюсь к клавиатуре.

В процессе чтения, нет-нет, скорее тщательного и систематического изучения псевдоинтеллектуальных, а, впрочем, весьма образных текстов с далекоидущими выводами, вузовских учебников истории, инструкции к микроволновке и поваренной книги, прийти к мысли о невозможности обобщений в рамках отдельно взятого индивида. Сгорела плата. Вообще не была установлена. Тщетны попытки вывести формулу соотношения цветов ветвей и неба (черный на голубом, рыжий на черном, серый на синем) или таинственного числа Пурум-пам-пам, призванного показать общественности каким путем можно вычислить количество страданий человеческих и какая переменная будет выражать главное – их причину.
Дальше больше. Обнаружить неумение лихо жонглировать словами и грамматическими конструкциями. Перспектива давать определения окружающим понятиям в духе пухлого советского энциклопедического словаря не светит, нет-нет и хоть тресни,не светит с далекого неба и даже пальцем не грозит .
Уже не спасти.
Клиника.
Крокозябра радостно прыгает по столу и таращит глаза.
Стоп.
А давайте просто раскрасим разноцветными мелками асфальт у ближайшего подъезда.
Нам все равно друг до друга не достучаться

Мой мир – ледяная пустыня. Здесь живут огромные мохноногие динозавры.
Твой мир – степь да степь. По ней гуляет шершавый ветер.
Я хочу к тебе. Я хочу к тебе ужасно, нестерпимо и до крика, до боли. И пусть даже тебя там и не будет. К черту. Потому что знаешь, у меня становится довольно тоскливо, когда приходит зима. Нет, даже только тогда, когда она еще на подходе, и ранний снег укрывает никогда не оттаивающие болота. Динозавры уходят на юг. Птицы росчерками – туда же. А я остаюсь? А что мне еще остается, я ведь хранитель этого мира. Как никак. Но я очень хочу к тебе. Потому что у тебя теплый шершавый ветер гонит волнами траву, за горизонт. Да-да, а там в небо упираются скалы. Там дым, там-там кто-то есть. А еще потому что иногда над травой проносятся белые лошади. И ничего, что вероятность их увидеть где-то 0,001.
(…)
Мы встречаемся с тобой на границе, где-то между сном и явью. Ты передаешь мне пучок полыни, так спасающей меня от бессонницы долгими ночами, а я тебе кулек красных ягод, чудом выживающих в этом чертовом климате. Они конечно кислые, но страшно редкие. И потом, белые лошади их ужасно любят.

Part1

На перекрестье 33х дорог, на окраине одного славного города, территорию вокруг теплоцентрали оккупировал ряд зданий и три сотни транспортных средств. Здесь когда-то шли бои. Целых 20 лет боев за территорию. Мы победили.
- Здравствуйте, это турбюро?
- Алло, это дурдом?
- Добрый день, это детский сад?
- Сантехник?
- Электрик?
- Да блин, и дворник с газосварщиком в одном флаконе! Я похожа на сантехника?? – начальница швыряет трубку. Все дороги ведут к нам.
Мы окружены бетонным забором и недружественно настроенными зданиями. Но наша банда сплочена и спаяна тремя левыми цифрами, тонной телефонных проводов и даже сервером, а кроме того, маленькой столовой и кофенйо-шоколадным автоматом. Каждому выдан стол и стул. На вооружение взяты бесплатные проездные и голубая карточка – золотой ключик модификации ГУП-пуп и трам-блям-пам. (Кстати этот самый ГУП – наш страшный враг и козел отпущения в одном флаконе. Там живут тупые монстры добродушные мразматитки. Ну ладно, ладно, у нас тоже пара таких имеется, их держат на поводке и кормят бананами. Из чувства человеколюбия)
Наш заведующий хозчастью по вечерам храбро спасает саженцы сирени от нашествия собак (те зубами их вытаскивают из свежевыкопанных лунок)
Наши славные собаки каждый день выходят на охоту за поливальной машиной.
Наш зав. Отдела кадров и зам директора по совместительству в свободное время художественно кромсает кусты, и пишет странные указы (вроде того, что «в туалете разрешается курить только в случае если вы пришли использовать его по прямому назначению»)
Наш доблестный шиномантаж был пойман с поличным при попытке кражи синего лилейника из своего бывшего кабинета.
Нашего директора никто не видел.
Вам удастся уведеть мою начальницу только если она того захочет.
И еще одно. Расставить запятые в оф. документе еще сложнее, чем его сочинить.

Такое впечатление, что больше всего на свете мне нравится убеждать окружающих: «ах, вы меня опять не поняли!» Я ревностно охраняю свою территорию добровольно-принудительного заключения.
Кто-нибудь, выпустите меня!