[336x337]
Такси несло меня в направлении клуба Картель, тот, что находился в Усти, неподалеку от Праги. Мы часто выступали там, да и наша группа пользовалась особой популярностью среди тинэйджеров, да, среди тех, которые били ночью витрины музыкальных магазинов, вечно выясняли проблемы со своими девушками, и вечно протестовали, сами не зная против чего. Самым большим открытием для меня стало то, что это и есть наши поклонники. Наша публика. Одно время мы с Филсом думали, что им до нас нет никакого дела, в общем, так оно и было. Но после этой их забастовки, которую они устроили, по поводу нашего “first life” диска, я уж было, чуть не признала их совсем больными. Ничего особого не произошло, просто “примадонна” сочла за позор, выпустить альбом такой группы как наша, с лейблом такой организации, как их. Фил рвал на голове волосы, когда узнал, что все это только потому, что на кануне, я опять выкинула номер в клубе Аквариум. Когда в самый разгар выступления одной “группы-закоса” забралась на сцену, вырвала микрофон из рук Арте и сказала “Концерт окончен!”. Это было нескромно, зато от всей души. Да и это было еще не все, потом в ход пошло красное вино, которое я вылила на свое белое платье, и песня “Cosmic Blues” Дженис Джоплин. Я не была поклонницей этого стиля, но в тот момент, мне захотелось исполнить эту песню. В общем, концерт был сорван. Публика требовала наших песен, которые вот-вот, должны были небольшим тиражом разойтись по магазинам. А про выступавшую группу и вовсе забыли, что собственно и явилось началом войны.
Этот конфликт длился больше двух месяцев, звукозаписывающая компания даже требовала заплатить штраф, за “нанесенный ущерб…”, или что-то в этом роде. На самом то деле, все оказалось гораздо запутаннее, чем я думала. Этот Арте, с которым я лишилась девственности, еще задолго до всей этой истории, оказался любимцем этой самой “примадонны”, в том смысле, что она возлагала на него большие надежды, и, конечно же, свой большой капитал. Он был очень не плох, до тех пор, пока не клюнул на эту удочку коммерции. Даже не смотря на то, что они играли песни “Credence Clearwater Revival”, что мне всегда не очень нравилось. Зато, что касалось их собственных творений, - я неоднократно говорила Арте, что ему стоит сдвинуть эту ревивал программу, и показать на что они на самом деле способны. Но, он не слушал, говорил, что рисково. Все дошло до того, что он стал не человеком, играющим на инструменте, а инструментом, на котором играет коммерция.
Это уже не был тот мальчик, которого я знала раньше, это уже не был человек-идея, мечта, в одном флакончике. Но и винить его за это я не могла, каждый раз встречаясь глазами в душных клубах, на концертах, мы оба вели не правильную жизнь, в этих глазах я видела свое отражение, это было зеркало, и только в самой его глубине, где-то на дне, тонул тот самый мальчик.
В мае, не смотря ни на что, мы выпустили первый альбом. Теперь Филс уже не думал о музыкальной консерватории, о том, чтобы учиться, получить диплом профессионального барабанщика, и о том, что бы стать знаменитым. Раньше он часто говорил об этом, что консерватория предоставит ему возможности, знакомства, и вообще он считал себя достаточно крутым драммером, который достоин большего, а не этого репетиционного подвала. Теперь он об этом не думал, он был знаменит, да еще к тому же все это свалилось на голову совсем неожиданно. Что касается Марти, этот парень мне сразу понравился. Это некая смесь Маккарти и Леннона, этот басист, тоже мечтал о музыкальном образовании, правда, не о таком звездном, как Фил, но о музыкальной школе он сказал в первый же день нашего знакомства. Работать с ним было вполне интересно, даже, несмотря на то, что у нас были абсолютно разные предпочтения в музыке. Что касается меня, то я в это время ни о чем таком не думала, особенно о музыкальной консерватории. В учебе меня всегда преследовало “везение”, начиная с младших классов и вплоть до самого выпускного. Я вообще никогда не понимала интерес моих одноклассников ко всяким наукам, типа математики “неужели это может кому-то нравиться?” подобные вопросы казалось, будут вечно терзать мою голову. Все это было действительно нудно и грустно. Тогда даже учитель географии казался страшнее любого стихийного бедствия, и казалось, нужно быть невероятно сильным, чтобы бороться. Но не с ним, а с собой. Вообще все эти тайны “взрослой” жизни мне начали открываться чуть позже, главная из них, - тайны вовсе никакой нет, и никогда не было. Все эти злые учителя, родители со своими вечными ссорами, проблемы. Этого ведь всего не было, просто потому, что “Шлем ужаса”. Да, именно шлем ужаса красуется у каждого на голове, его невозможно снять и невозможно надеть, он существует и не существует, еще ко всему, он находится внутри своей же детали. А мы блуждаем по его лабиринтам, пытаемся найти ответы на
Читать далее...