Десять лет назад это началось, и каждый год я начинаю об этом думать именно когда оно началось, а к девяти утра дело было кончено, и мне казалось, что началась другая жизнь, которая никогда не прекратится.

Она прекратится очень скоро, она уже почти позади. И больше ее никогда не будет.

То, что сейчас - это шлейф, это смутные отзвуки той жизни, они скоро совсем затихнут и поблекнут, совсем превратятся в тени, и ничто уже не напомнит о самой большой любви в моей жизни.

Там все было как в обычной любви - и нежность, и страх, и страх поддаться нежности, и бессилие, и ярость. Все как в обычной любви, только в разы сильнее. И ожидания, да, и мысли о будущем, и полное невнимание к настоящему. Все как всегда.

Мне некогда было что-то почувствовать, все время надо было что-то делать, что тогда казалось страшно важным. Теперь я понимаю, на какую ерунду оказалось потрачено то время, то единственное время, которое было дано нам именно для любви и ни для чего больше. Время обнимать, а не заниматься чепухой.

Тогда мне казалось - это будет так долго, я все успею. Завтра. На выходных. Летом. Успеем еще наобниматься, она же такая маленькая, время есть. А сейчас надо то и се, еда и прививки, вещи и деньги, и вообще я устала.

Я и понять-то ничего не успела, а она уже выросла, и ничего уже не поправить.

Когда любишь - надо заниматься только этим, потому что это так ненадолго.

Так ненадолго.

Когда в вашей жизни случается яма, настоящий, реальный провал, когда вам никто не нужен и вы никому не нужны, когда все это не имеет никакого смысла, когда вы просто тупо ждете, когда закончится этот день, эта неделя, этот месяц, эта жизнь, когда одни заботы и ни капли радости, когда вас все покинули и обидели.

Тогда нужно помнить одну вещь.

Тот, кто был к вам добр все это время. Кто ничего не просил, а просто немножко помогал. Кто был незримо рядом, кто вставал между вами и этим ужасом, кто вас утешал и смешил, и заставлял улыбаться, кто говорил, что вы красивая, кто протягивал вам руку, когда вы тонули.

Это не тот, кого вы любите.

Это не он.

Когда в твоей жизни есть что-то, что тебя убивает и вот-вот уже совсем убьет, а ты против этого совсем один, есть только один способ спастись.

Поставить между собой и этим живого человека.

Он ведь не понимает, почему вдруг делается горячо, а потом больно, он думает - в этой местности такой климат. А ты - ты-то видишь, откуда стреляют, и думаешь - спасибо, господи. Теперь не попадут.

А потом он, этот человек, совсем делается дырявый и уже почти не шевелится, и ты выпрямляешься обреченно, ты встаешь во весь рост, ты уже не боишься, он забрал твой страх - этот, который лежит теперь дырявый и ни на что больше не годен.

И тогда тебе вдруг становится горячо, а потом больно, потому что в этой местности по-прежнему такой климат.

Вот бывают, знаете, такие мужчины. Т.е. я допускаю, что женщины такие тоже бывают, но с женщинами я не сплю и поэтому вообще мало что о них знаю. Такие мужчины, чья жизнь - один непрекращающийся подвиг, а они этого подвига певцы.

Подвиг своей жизни они воспевают немногословно и с достоинством, зато практически непрерывно, чтобы не сказать без пауз.

Где они берут столько роковых обстоятельств, чтобы с ними сражаться, мне неизвестно. Мне известно только, что эти обстоятельства у них никогда не иссякают, представляя собой сад непрерывного цветения.

Если такого мужчину попросить, скажем, скачать вам в подарок пару дисков - он не принесет их вам молча в следующие выходные, о нет. Он вам через пару дней сообщит, что задача неимоверно трудна, все ссылки битые, а которые небитые - те платные, но он непременно всех победит в вашу честь. Еще дней десять он будет отчитываться, как подвигается дело, а там, глядишь, рукой подать до вручения вам собственно результата, и вам придется еще раз вкратце выслушать, чего ему это стоило.

Подарок на именины будет сопровожден подробным рассказом о том, как нелегко было его добыть, как обегано было буквально полгорода и выкопано из-под земли, даже если это сертификат Рив Гош.

Сперва вы подумаете, что человек просто набивает цену и не обратите внимания на эту, в общем, безобидную придурь.

Спустя некоторое время вы заметите, что он это проделывает даже там, где это не имеет никакого смысла, чисто автоматически. Он просто не контролирует свою речь.

Приехав к вам на машине, он первым делом вместо здрасьте расскажет, какие были пробки и как это было ужасно. Или как он чуть не спятил, разыскивая этот адрес.

На вопрос о самочувствии он скажет, что все хорошо, вчера он, правда, чуть не помер, но сегодня все опять хорошо.

И где-то через годик до вас дойдет, что он не рисуется и даже не ноет. Все эти чудеса действительно происходят в его жизни, а он без всякого коварства и интриг, спокойно и где-то даже стоически описывает вам эту свою причудливую реальность, где ежеминутно что-нибудь ломается, случается и отменяется, где на пути героя вырастает стена огня и разливается море, где герой не может дойти до помойки без того чтобы его не порвали собаки, а если отправить героя в магазин за солью, то окажется, что соль снята с продажи в планетарном масштабе, но он все равно ее добудет, потому что такой фон жизни очень развивает смекалку и отвагу, а еще потому, что ради вас он готов и не на такое, и он очень, очень хочет взять вас с собой в эту прекрасную жизнь, где за каждый пустяк платят великую цену, где каждый день - труд и преодоление, где подвиги совершаются с утра до вечера, а иногда даже и ночью, если присмотреться как следует.

У ребенка завтра хоровое выступление.

В Купчино, ага. В 10.20 ее надо доставить к музыкалке, оттуда повезут школьным автобусом. Желающие поумиляться в зале добираются своим ходом. Я это называю - всей семье похерить выходной.

На концертах у них дресс-код - белый верх, черный низ, ненавижу. Никогда не понимала, зачем человеку в гардеробе белая блузка и почему я должна за нее платить. Теперь новые новости - юбка до колена. Мама, мне необходима юбка до колена, пойдем купим.

С каких хуев я должна покупать черную юбку до колена? Ради одного выступления? Вы скажите спасибо, что мы вообще пришли. Еще не хватало на вас тратиться. Тоже мне событие. Пришел-ушел-забыл.

Я не потратилась в жизни ни на одно событие сверх необходимого. Это был мой вечный манифест. Надо мной всегда реял флаг с надписью "Обойдетесь, сволочи".

У меня не было выпускного платья. На выпускной я пришла в виде страшного одолжения в маркизетовом платье, которое я сшила на уроке труда.

На свою первую свадьбу я купила фату за 6 рублей, и то считала, что это много чести. На остальные не заморачивалась вообще.

Ни разу в жизни я не то что не купила платье специально по поводу - я ни разу не задумалась, что надеть из имеющегося. У меня плохого нет, надевала что подвернется. Обойдетесь, сволочи. Много чести.

Мне просто ни разу в жизни никто не сказал - вот будет праздник, давай купим тебе к празднику платье.

Мне, если честно, даже без всякого платья никто не говорил - вот будет праздник. Я смутно понимаю, что это такое. Для меня праздник - это когда все отстали и можно наконец домой.

Я отдала ей свою юбку. Черную, до колена. Шифоновую с бисером. Мне она все равно ни к чему.

Материнство и вообще родительство длится десять лет, причем последние пару лет из последних буквально сил. Ну не предусмотрено природой таких сроков, выезжают на чистой идеологии - яжемать, этосвятое и т.д., организм сопротивляется такому насилию, он вообще-то рассчитывал за это время освоить минимум четыре репродуктивных цикла, а его посадили пасти один старый, организм мается и не хочет уже вообще никакой репродукции, а хочет, чтобы закончился этот абсурд.

Если у ребенка хватает ума заболеть, да потяжелее - материнство можно на пару лет пролонгировать. Гормоны, конечно, ниоткуда не возьмутся, т.е. все равно все будет из-под палки, но идеологическая составляющая возрастет неимоверно и даст продержаться. А там, глядишь, и пубертат подоспеет, чтобы, если кто еще не понял, так чтобы поняли самые тупые - нечего ребенку и родителям столько времени делать в одной норе, давно пора было расстаться, уж крайний срок подоспел.

Не выйдет. Цивилизация не даст.

Тогда несчастные родительские организмы начинают думать, как ситуацию разрулить, потому что это ж невозможно, когда детеныш, о котором десять лет назад полагалось бы забыть и жить дальше, все еще топчется у них на голове, будучи половозрелым, ага. Решение находится мгновенно. Оно на самом деле давно уже найдено, вымечтано и оформлено в соответствии с культурными нормами. Ребенка надо воткнуть в какой-нибудь союз, желательно брачный. Пусть о нем уже заботится кто-нибудь другой. Надоело.

В брачном или квазибрачном союзе забота немного другая, соображает пролонгированный родитель. Она не бесплатная, как у меня, это на мне все ездят кому не лень (дальше долгий рассказ о неудавшейся жизни). Она выдается в обмен на гендерные, мм.. достижения. Короче, ребенку дается команда выставить свой гендер в окошко, авось кто позарится и заберет, вот он пусть и возится, а то сил же уже нет никаких.

Дальнейшую свою жизнь ребенок проводит, дежуря у окошка (те, кто похрабрее, и на панель не брезгуют), а родительская функция сводится к переживаниям. Ну что, нашла кого? А он кто? А сколько получает? Как бросил??? А нового не нашла еще?

Ребенок ходит по улицам, вглядываясь в лица. Ему холодно и страшно.



 

Я работаю в университете 15 лет. Все эти годы я считала, что там работают нищеброды, ебанутые на всю голову.

Сама я (официальная зарплата 3, что ли т.р., никогда не уточняла) рассматривала универ как легкую форму трудоустроенности (чтоб было что написать в визовой анкете) и недорогую рекламную площадку (чтоб клиент не иссякал). Вообще-то я ужасно стыдилась этой работы (см. первый абзац), считала ее лузерской и все время сама перед собой за нее как бы извинялась, с карандашом подсчитывая, что в конечном итоге она-таки прибыльна, прямо там или косвенно. Страдала я от этого внутреннего конфликта безмерно, неописуемо.

А давеча в разговоре с коллегой сложилась такая фраза - в универе работают только те, кто может себе это позволить.

Т.е. бесплатно работает тот, кто в деньгах не нуждается. Это показатель имущественного статуса!

Психотерапевтический эффект не поддается описанию. Я, может, скоро даже блевать по утрам перестану.

 

Почти все мужчины, с которыми я была знакома, пытались повторить тот знаменитый цыганский эксперимент по отучению лошади от еды.

Т.е. постоянно недодавать, постоянно держать впроголодь. Не давать денег, секса, радости, внимания, защиты. Неделями, месяцами. Годами. Что, еще шевелится? Значит, все правильно, можно еще урезать норму.

Они, как тот цыган, страшно удивляются, что лошадка перестает вообще чего-то хотеть непосредственно перед тем, как ее собирались полностью перевести на питание воздухом. Они ее трясут и пинают, и сразу же находится сахар, который они пытаются затолкать ей в глотку.

Я не встану на сахар. Я слишком много видела таких цыган. За одним из них я вообще замужем.

Я давно уже пасусь на нездешних лугах, где нет никого, кроме меня и клевера, и вы ничего больше не можете со мной сделать.

Когда ваша любовь иссякла, некоторые мужчины оказываются к этому не готовы.

Они мучают вас объявлениями "Но ведь я же тебя люблю!", как будто это что-нибудь значит, а еще они спрашивают: "Ну что, что ты хочешь?"

Умная женщина знает ответ на этот вопрос. Она скажет - хочу сережки с изумрудами, и она их получит, будьте уверены.

Женщина поглупее вся затуманится и начнет воображать все, чего она хочет, плутая и спотыкаясь в лабиринтах своей души. Ее немедленно подловят на каком-нибудь противоречии, энергично выебут и будут прыгать на ней еще несколько лет, умело используя ее признания.

А самая глупая женщина на вопрос "Чего ты хочешь???" отвечает - "Чтоб ты ушел, и чтоб духу твоего здесь не было", и не так, как мы бы ответили - рассудительно и смаргивая слезы, а срываясь на визг и зажмурившись, и про нее еще долго будут рассказывать, что она истеричная сука.

Родители заняты своими делами и не трогают. Время от времени приходят письма от таинственного незнакомца.

Родители заняты своими делами и не трогают. Есть бойфренд, но он живет в другом городе, а лучше - в другой стране.

Есть бойфренд, он живет со мной, но его никогда нет дома. Родители заняты своими делами у себя дома.

Муж в командировке, ребенок спит. Родители благоденствуют у телевизора у себя дома.

Муж неизвестно где, ребенок в студенческом лагере. Родители звонят, что у них все в порядке.

Родителей уже нет, муж ушел к другой, ребенок уехал в Америку.

Счастье.

Жизнь удалась.

Когда отношения заканчиваются, нам больно и обидно.

При этом совершенно неважно, бросили нас, наплевав в душу или мы сами сбежали, теряя тапки, пока нас не успели додушить.
Все равно нам больно и обидно. Мы так верили, а оно вон как оказалось, эх.

Когда человеку больно и обидно, у него включаются защитные механизмы. Он начинает работать с реальностью. Самые способные работают с ней до полной утраты всякого правдоподобия. Именно так рождаются бестселлеры про нарциссов, про мизогинов, про "женщин, которые любят слишком сильно" и про всякие прочие зависимости и созависимости. Основная мысль там такая - вообще-то я хорошая, но попалась в лапы уебищу, которое вовремя не разглядела по причине чистоты помыслов. Или еще лучше - у меня было трудное детство, папа бил, а мама отвергала, и теперь я легкая добыча для всех, кто любит бить и отвергать. У, негодяи.

Лучшее, что можно сделать с несбывшейся мечтой - это обесценить ее.

Он оказался негодяем. Виноград зелен.

А не проще признать, что мы просто сделали неправильный выбор? Что никто никого не обижал и не мучил, что мы пытались построить будущее с человеком, который нам просто не подходит. Что генерал не может порхать бабочкой, даже если ему прикажет фельдмаршал.

Просто признать, что мы ошиблись. И никто в этом не виноват, и мы тоже не виноваты. Shit happens. И все.

Хотя, конечно, без негодяя сюжет сильно проигрывает. Какой сюжет без негодяя? Чепуха какая-то, а не сюжет.

Зачем я веду дневник, мне и самой непонятно.

Моя жизнь полностью описывается двумя древними анекдотами.

- Хаим, как твой бизнес?
- Ой, не спрашивай. Одни убытки.
- Так что ж ты его не закроешь?
- Ага, а жить на что?

- Милый, ты увольняешь шофера?
- Конечно увольняю, он меня уже два раза чуть на тот свет не отправил!
- Не будь таким жестоким. Дадим парню еще один шанс.

В совке еда стоила совсем недешево, кто бы там что ни врал. Я имею в виду то, что было хоть как-то похоже на нормальную еду. Булка с чаем не стоили ничего, это да. А еда-таки стоила.

Ощущение, что еда ничего не стоила, проистекало оттого, что все, что не еда - стоило вообще каких-то абсурдных денег.

Демисезонное пальто стоило в магазине без переплаты 200 рублей. Это была зарплата завуча школы. Вы можете себе представить пальто, за которое надо отдать всю зарплату до копейки, все ваши 30 или там 40 скромных тысяч? Ну я тоже могу, но это будет Nina Ricci, а люди с зарплатой 40 тыр в такие магазины не ходят.

Дубленка стоила 800. Четыре зарплаты. Сейчас на четыре зарплаты можно купить подержанный автомобиль. А тогда считалось нормальным полгода копить на дубленку, питаясь чаем с булкой.

Т.е. прокормиться человек мог на две копейки, если был согласен на крупу и постное масло, а вот одеться или там, боже упаси, меблироваться - это были задачи на годы вперед.

Этот странный перекос засел тогда в мозгах так прочно, что попавши лет в 20 впервые на Запад, я испытала-таки обещанный культурный шок.

Это не был шок от изобилия - я перед этим пару лет простояла на черном рынке и меня трудно было чем-то удивить.

Просто я пошла в супермаркет (в Западном Берлине было дело, как сейчас помню) и набрала продуктов для скромного выживания на неделю. Хлеб, сосиски какие-то, сок, крупа и постное масло, вот такая вот унылая чепуха, никаких шоколадок или, свят-свят, хамонов. У меня вышло 50 марок без малого. 50 марок стоили туфли, которые я страстно хотела и на которые жадничала. Туфли попроще стоили 20.

Это был катарсис. Катарсис был не в том, что какие здесь дорогие продукты. Он был в том, какие здесь дешевые вещи. Туфли, которые стоят как продукты на неделю - когда я это осознала, я поняла, что попала в рай.

Я-то привыкла, что туфли - это сенсация года, это событие как свадьба единственного сына, по ним отсчитывают время жизни. А оказывается, они стоят как крупа и постное масло.

Меня дико, люто, до визга и исступления бесит, когда работающие люди моего поколения, не инвалиды, не многодетные и не бездомные - жалуются на дороговизну. То ли они все забыли, то ли так ничего и не поняли.

Не, ну басурмане - они басурмане и есть, какой с них спрос.

У них все не по-людски.

Они и в гости придти договариваются за месяц, и после десяти вечера не звонят, и счет в кабаке делят с калькулятором, тьфу.

Глаза бы не глядели. Никакой душевности.

А вам, душевным, правда нравится, когда вам звонят в двенадцать ночи попиздеть? Нет, вы не поняли. Не вы, а вам. Что у вас экзистенциальный кризис или там муж бросил - это понятно, это вещают все радиостанции, и попробуй кто увернись. А если у подруги экзистенциальный кризис, а вы как раз в ванну легли - вам точно хочется вот прямо сейчас про это послушать в остывающей воде?

Вам правда нравится, когда неожиданно звонят в дверь? Когда мне звонят в дверь, у меня две мысли - либо кто-то умер, либо началось. И то, что у меня в холодильнике - это я купила для себя. А совсем не для кого-то другого.

Когда в кабаке приносят счет на всех - это ничего, что вы наели на 500 рублей, а сосед на 900? Не, наоборот, конечно, лучше, но вот так вот вышло.Нет, правда ничего? Ну, я вас поздравляю. А мне вот не ничего. Я желаю платить за свою еду, а не за эту вашу душевность. Она столько не стоит.

Я прекрасно, прекрасно чувствовала бы себя в эмиграции.

Хотя вообще-то я и здесь себя прекрасно чувствую. Все мои знакомые - приличные люди. Никаких ночных звонков, все встречи - в ежедневнике, всегда раздельный счет. Обмен подарками строго по прейскуранту. Личное пространство неприкосновенно. А если помощь - то тихо и по делу, а не сопли до утра.

Нас здесь много таких. И детей наших мы воспитываем так же.

Бойтесь.

Некоторые женщины вообще плохо ладят с реальностью, они воспринимают ее как испытание, которое нужно преодолеть, а дальше им грезится волшебный мир, в который они рвутся всеми силами души.

Та, что попрактичней, старается пройти этот квест с наименьшими потерями и сберечь силы для освоения призов и бонусов. Другая, ушибленная идеологией, норовит пожертвовать все до нитки, ибо верит в принцип воздаяния.

Допустим, этим женщинам попался мужчина, который, скажем прямо, ни на что не годен.

Первое, что они делают - объявляют этого ишака заколдованным принцем. Это необходимо для сюжета. У каждой из них сидит дома обычный, ни разу не заколдованный мужик, и еще парочка таких же ходит вокруг, символизируя унылую прозу жизни. Но с реальностью, как говорилось выше, у этих женщин отношения прохладные, они хотят в сказку. Они хотят тайн, волшебных превращений, подвига и катарсиса. Они обкладывают заколдованного ишака подушками и рассказывают ему всю свою жизнь. Ишак смотрит кроткими, влажными глазами и кивает. Он все понимает. Он рад бы унести страдалицу в свой дивный край, но мешают злые чары. Страдалица в восторге, у нее нарисовалась наконец миссия, и она вдохновенно сгребает вилами навоз. Она знает - еще немножко, и превращение свершится.

Самое древнее и самое пагубное из искушений - это примерить на себя функции Творца. Взять последнего из последних и силой веры вызволить из бездны, вдохнуть жизнь, развеять чары и спасти душу. Невозможно не принять это пари, которое Главный Эмир предлагает каждой из нас. И выиграть его тоже невозможно.

Разве что один из троих умрет.

Я вообще не очень люблю праздники, потому что это дикие расходы, куча работы и в итоге полная бессмыслица.

Но я все равно все это делаю, хоть это никому не нужно. Это мой способ заклинать удачу. Ну и самогипноз такой, не без этого - дом у меня, мол, полная чаша и вообще все как у людей - полный стол деликатесов и подарки под елочкой. Меня это, знаете, как-то утешает.

В этот раз все было несложно - я два дня таскала продукты, как мышь в нору, не спеша и с удовольствием. И 31-го начала вращаться не спозаранку, как обычно, а выспавшись до полудня и опять же не спеша. И ребенок ускакал в гости, так что никто не мешал.

Открывая банку с горошком, отрезала себе на правой руке полпальца и залила кровищей полкухни. Хорошо - муж был дома, это мне повезло. Он забинтовал мне палец и велел не мочить. Очень неудобно было все это отмывать одной рукой, ну и готовить дальше тоже не очень было удобно, не мочить палец никак не получалось. Пришлось еще два раза звать мужа, чтоб забинтовал заново и потуже, а то течет и все пачкает. Хорошо, что он был дома.

Потом все пришли и посидели немножко за столом. Потом все ушли - кто домой, кто спать. Так что никто мне не мешал спокойно, не спеша все убрать, расставить по местам и засунуть в холодильник, а посуду я мыть не стала, потому что все уже давно спали и снова меня перевязывать было бы некому, и это была большая радость, потому что я ненавижу мыть посуду.

Я ведь не езжу в гипермаркеты, мне там не нравится. Абсолютно все можно купить в своем квартале, километраж тот же, а сюжет совсем иной. Ходить с корзиной от лавки к лавке, на носу очки, в руке на отлете - список покупок. Ходить и улыбаться, и только успевать раскланиваться.

София, вы должны были мне показаться еще две недели назад! Ой, доктор, никак не получилось, давайте после праздников, пломба стоит, все в порядке! - доктор, нагруженный вином и мандаринами, придерживает мне дверь.

Здравствуй, Фатима, как здоровье, как детки? Возьмите лучше этот картофель, мадам, он лучше подойдет для салата, этот сорт не разваривается! Марина, голубушка, нарежьте мне рыбки, а я пока загляну к молочнице за маслом. Зачем вам к молочнице, мадам, у меня есть масло, свежайшее, останетесь довольны! Татьяна Петровна, мое почтение, как там моя вырезка? Куда она денется, кряхтит из подсобки Татьяна Петровна, а язычка не хотите ли, у вас же всегда к празднику язык? Как вы похорошели, мадам, смеется булочник Георгий, оставить вам завтра пирожных часам к шести? Нет, мадам, этот салат вам не подойдет, он вчерашний, зайдите к Айрату, у него свежий. Мадам, ваша дочка вчера купила чипсы и жвачку, чипсы взяла, а жвачку забыла на прилавке, вот она, эта жвачка.

А в последней лавке на пути к дому передо мной молча ставят две бутылки пива и кладут две пачки синего Винстона. Устали, поди? Как дотащите-то? Так мне рядом. О, вам печку поставили. Теперь полегче вам будет.

Если не отходить от дома далеко - и эмигрировать никуда не надо. Полное впечатление, что живешь в нормальной стране.

Холодильник полон, завтра будет вкусно, будущее есть.

Если и смотреть в «Иронию судьбы» как в зеркало российской жизни 70-х, то с поправкой на то, что дело происходит не в Воронеже и не в Иркутске, а в Москве и в Ленинграде, там в магазинах все же что-то было, причем до такой степени, что даже учительница и доктор – бесправнейшие из бесправных и беднейшие из бедных, - могли соорудить себе какой-никакой праздничный стол.

Новогоднее угощение в те баснословные времена невозможно было придумать и приготовить за один день. Для него месяцами прикапливались дефицитные консервы – шпроты, сардины, лосось, тресковая печень и венгерский зеленый горошек, их покупали по случаю с запасом и откладывали на праздник. Еще на работе распределяли или даже разыгрывали так называемые «наборы» - что-нибудь редкое и вожделенное плюс какая-нибудь дрянь в нагрузку. Например – банка крабов, банка морской капусты, которую никто не ел, и кило перловки (Лукашинская Галя свой крабовый салат не зря так рекламировала – это была серьезная, программная вещь), так формировался в укромном шкафчике праздничный фонд. Салаты были основой стола, в них материализовывалась основная концепция советского праздника: угощение должно было быть либо дефицитным, т.е. демонстрировать социальный статус семьи, либо дорогостоящим, т.е. демонстрировать статус имущественный, либо трудоемким, т.е. демонстрировать мастерство и усердие хозяйки.

Кто имел доступ к дефициту, те ставили на стол осетрину, семгу и балык, а также твердую колбасу. Это были статусные продукты, и если они были на столе, дальше можно было уже не напрягаться и промежутки между тарелками заставлять буквально чем попало. Семьи попроще лезли из кожи вон с салатами, при этом каждый салат содержал самое калорийное и дорогое, что имелось еще пока в свободной продаже – яйца, сыр и чуть ли не сливочное масло (все это стоило в разы дороже мяса, зато лежало пока еще свободно и без очереди), дальше рис для объема и собственно сабж – рыбу там или те же крабы из маленькой баночки. Функцию рыбной закуски у бедных выполняла селедка – у пролетариев в масле и с лучком, у интеллигенции – под шубой. Легких овощных салатиков не существовало, огурчики-помидорчики ставились только для красоты, а по зимнему времени – маринованные, под водочку чтоб. Вкусно в те времена означало сытно и жирно (вариант – остро), это был расцвет эры майонеза, про холестерин тогда никто не слыхивал слыхом, а от праздничной еды ожидали не тонких, а, наоборот, мощных впечатлений. Беднейшие из бедных выезжали на мастерстве – своя капустка по особому рецепту, соленья и грибочки, а также пирожки и студень, это было угощение, почти не требовавшее затрат, зато стоившее времени и труда. Надина заливная рыба – это отчаянная попытка сублимировать идею осетрины в недорогой, но изящный креатив.

Вот как делался моднейший в те годы салат «Мимоза». В салатницу выкладывались слоями: натертые на терке яичные белки, тертый сыр, консервированный лосось, майонез, натертое на терке сливочное масло (!), покрошенный лук, снова лосось из банки, снова майонез и сверху натертые желтки, мимоза типа. Ночной кошмар диетолога и украшение советского праздничного стола.

Горячее было непременно мясным, кто имел доступ к хорошему мясу – тот запекал баранью ногу, кто не имел – запекал курицу. Поскольку никаких других продуктов не существовало, а с мясом был напряг, с курицей хозяйки извращались кто во что горазд. Именно из тех лет до нас дошли курица, надетая на бутылку, и курица, распластанная на противне с солью.

Со сладким разбирались так. Кто знал ходы – заказывал в Метрополе «Ленинградский сувенир» (сейчас он называется «Метрополь» и никому на фиг не нужен, а тогда только на заказ и чуть ли не с черного хода. Кто не знал ходов – пек «Наполеон» самостоятельно. Кто совсем бедный – те делали «картошку» из молотых ванильных сухарей и шоколадную колбасу из ломаного печенья. Проклятое прошлое.

А что будет у вас на новогоднем столе?

Когда-то давно, когда я была еще более молодая и прекрасная, у меня был один любовник.

Как он втерся в любовники - непостижимо уму, видимо, был какой-то неосознанный потенциал. Я скажу больше - он втерся в сожители. Вселился то есть. Как положено, тихой сапой, раз остался, два остался, вроде как и носки нужны на смену, не поспоришь.

Сражался он за это место как бешеный.

Каждый день, идя с работы, покупал у метро букетик. Такой букетик, какие умные бабушки вертят - васильки, ноготки, и все это утрамбовано в целлофановые кружева, а само с мизинчик. Я очень ценила.

Еще он покупал продукты. Как бы угощение.

Как-то раз я в большой мороз при нем сказала, что копченая зубатка с отварной картошкой - это то, что надо. Еще в другой раз я похвалила йогурты Данон. А в третий раз я скуксилась, что к завтраку нет грейпфрутового сока.

Чувак свое дело знал туго.

Каждый божий день он приносил мне копченую зубатку, йогурт Данон и грейпфрутовый сок. От себя он добавлял водку "Охтинскую".

Через пару недель я насторожилась. Если он по будням так убивается, думала я, то что же ждет меня в день зарплаты? Какая феерия? Морские гребешки? Камамбер? Миноги с рынка? Может, наконец уже черные оливки? Ну хоть что-то, черт подери, другое?

В день зарплаты мне были торжественно предъявлены васильки с ноготками, копченая зубатка, йогурт Данон и водка "Охтинская".

Он изо всех сил старался мне понравиться. Он запомнил все, чего я при нем хоть раз хотела.

А сам он не хотел ничего. Не считать же водку "Охтинскую".

Позвонила подруга с криком "А-а-а, все пропало, мы теряем его!". У подруги страстный и мучительный роман с женатым господином. Женатый господин и рад бы соскочить и спать спокойно, но страсть сильнее. Главное, чтобы не узнала жена, бедняжка этого не переживет. Ничего нового, короче.

Рано или поздно это произойдет. Как правило, это происходит примерно через месяц после того, как началась волшебная
сказка вашей любви. Если сказка началась вяло и невнятно, срок может утроиться, но все равно однажды это произойдет,
он позвонит и станет жаловаться, что жена все поняла и всему конец.

Тут имеет смысл не реагировать сразу, а заслушать эту сагу до конца.

Как правило, сага сводится к тому, что жена предложила поговорить серьезно, что она чувствует, да просто уверена, что
у него есть другая, и вообще пусть он скажет уже хоть что-нибудь.


Т.е. не произошло ровным счетом ничего нового, а если ему кажется, что его разоблачили, то это у него нервное. Он
просто забыл, что ровно такие же предъявы получал регулярно на пустом месте и они его ничуть не беспокоили,
поскольку совесть его была чиста. А что он жену не любил, не уважал и обижал по пустякам - так это не считалось,
все ее слова были бабий лепет и кимвал бряцающий, а вот теперь, когда у него есть вы - каждое ее слово в точку,
и все эти слова пеплом стучат в его сердце, потому что он великий грешник и сейчас его будут судить последним судом.

Один старый зек говорил - чего ты сам не скажешь, того прокурор никогда не узнает.

Это все чепуха. То, что он с этой свежей травмой бросился к вам - не делает ему чести, чего уж там, зато это дает вам
в руки хоть плохенький, но рычаг, при помощи которого можно пусть с большим скрипом, но все же управлять ситуацией.

У вашего возлюбленного есть в данном случае три пути, и если вы его не вразумите, он выберет путь не верный и
безопасный, а тот, который ближе ему по темпераменту. Семейные разборки такого градуса - это большое испытание,
и у многих спустя пару часов отказывает здравый смысл и сдают нервы. Первый путь - во всем признаться. Да, он ее
не любит, да, у него другая, и вообще гори оно все огнем. Это неправильный путь. Оно все будет гореть огнем долго
и неаппетитно, в итоге пострадают все, а ему самому будет вообще уже ничего не надо, в том числе и вас.


Второй путь - не признаваться, а корчиться во внутренних муках. Он негодяй, из-за него все несчастны, как он смел
вообще родиться на свет. Он ни на что не имел права, и больше никогда не будет, и пусть его убьют об стену, ибо
вина его велика есть. Это совсем неправильный путь, потому что эту вину он в итоге взвалит на вас - он вас бросит,
но будет кружить поблизости, не давая дышать и постоянно напоминая, что вы гибельное искушение, которое он
не в силах победить. От таких отношений бывает рак мозга, вашего, разумеется.


Третий путь - не обращать внимания. Это нелегко, ее слова жалят прямо в сердце, и ему кажется, что она видит
его насквозь. Ничего она не видит, она исполняет ритуал. Она делает это не потому, что у него завелись вы, а
потому что она с ним несчастна, и уже давно. Раньше же это его не беспокоило? Вот пусть и теперь не беспокоит.


Если вам удастся протолкнуть эту мысль в его сознание, он останется с вами, а если когда-нибудь и разведется,
то потому, что сам этого захочет, а не потому что его поймали на слове и ему некуда было деваться.


Вы ведь хотите, чтобы он сам этого захотел, нет?