Есть мужчины, которые на вопрос "Как дела?" всегда расскажут что-нибудь интересное.

То их уволили, то их бросила жена, то у них рак всего. Вся их жизнь - это какой-то непрерывный удар судьбы в диапазоне от сокрушительного до смертельного. Можно, конечно, и из таких знакомств извлекать профит - например, радоваться, что ты за этим мужчиной не замужем. Но как правило, нормальный человек от такого мужчины убегает, не разбирая дороги, как он убегал бы по тайге от собак. Потому что каждая из собак планирует отъесть от него кусок, и это ей вполне по силам. А действуя в коллективе, они за полминуты растащат вас на части, и смерть ваша будет быстрой, кровавой и шумной.

А еще есть мужчины, которые преподносят вам то же самое, но как бы в миниатюре.

С ними не случается ничего такого, чтобы прямо уж бить в набат. У них всего лишь не заводится машина, или не срабатывает банковская карточка, или теряется мобильный, или в магазине переучет, или у них не оказалось с собой паспорта, или они перепутали сумки, забыли дату и просто проспали. Каждый такой случай не стоит разговора, но происходит это каждый день, а иногда и не по разу. И при каждой встрече вместо "здрасьте" вы получаете свежую новость о том, что у него сломалось и что пригорело и какую мелкую каверзу мироздание подстроило ему на этот раз.

Чувство самосохранения в этих случаях как-то притупляется. От собак убегают, потому что разорвут, но никто не убегает от вшей. Вошь - она ведь ногу не откусит. Неприятно, конечно. Но бояться нечего.

И только когда на вас уже шевелится пальто, вы вспоминаете, что вши тоже могут заесть до смерти.

 

Дневник приличной женщины - это совсем не то, что дневник неприличной.

Неприличную женщину читают, как правило, двенадцать человек, из которых восемь - ее школьные подружки. Поэтому дневник ведется в формате чаепития. Простыми, нераспространенными предложениями в нем повествуется, что куплено, что пригорело и какая сволочь бойфренд. Посты, посвященные бойфренду, начинаются со слов "Ну как же так можно???" и содержат подробное описание инцидента. Если неприличная женщина влюбилась, она пишет "Ой, девчонки, я так счастлива!" и вешает фотку давешнего букета. Если что-то вдруг не заладилось, мы всегда точно знаем, что именно - "Эта его сука опять беременна!", "Я так его люблю, а он не женится." или "Опять гонял меня с топором по деревне, я прям расстроилась." Другими словами, в этой литературе преобладают жанровые сцены и бытописательство, а все интерпретации сосредоточены в комментах - "Ну ты там держись!", "Бывают такие люди, что прямо взял бы и уебал.", "Кто нас ебал - за нас в ответе" и т.п.

Аудитория приличной женщины сравнима с населением небольшого областного центра. Обитатели областного центра с малолетства приучены фильтровать базар. Такой журнал ведется в режиме ребуса, чтобы не сказать шарады, а читатели соревнуются между собой в проницательности, как бабы в очереди к автолавке. К примеру, автор пишет, что иногда в жизни бывает как-то так, ну вот необъяснимо хорошо и правильно, и блины не пригорают, и солнце светит как надо, и душа то свернется, то развернется, а то прямо, не сказать худого слова, взмоет ввысь. Эге, смекают комментаторы, познакомилась с мужиком и похоже, секс уже был. Реакция соответствующая - "Счастья тебе!", "Ну наконец-то, а то сколько ж можно все одна и одна", "А вот у меня тоже так было, а потом он отсудил полквартиры".

Проходит время, и посты наполняются намеками на несовершенство мира. Бывает так, размышляет автор, что красота души не находит отклика, цветок чахнет без полива, и в протянутую руку суют вместо хлеба черт знает что. "Подлец!", переживают комментаторы, "Он тебя не стоит" и "Ему же хуже". Вскоре подтягиваются те, у кого отсудили полквартиры, и пост попадает в топ.

Спустя еще полгода автор начинает склоняться к тому, что сансара нирвана. Как все-таки важно уметь довольствоваться своим уделом, пишет он, уметь видеть красоту мира в каждой луже, радоваться повседневным чудесам, чрез кои господь глаголет к нам о вечной жизни. Тренированная аудитория быстро соображает, что к чему. "Я тоже поняла, что мой муж лучше, чем этот козел,"- волнуется аудитория. "А еще я теперь хожу на йогу и видала всех в гробу".

На йогу - это, конечно, перебор. Но сансара таки нирвана, да.

Когда уже давно и окончательно решено, что человек не годится, что с ним нет никакого будущего, что ничего никогда не изменится и можно об этом забыть.

Когда об этом уже не плачешь, когда это перестало быть потерей, а стало скорее облегчением.

Когда не надо этого человека постоянно сканировать на готовность и тестировать на пригодность, когда не надо больше его ни понукать, ни пришпоривать, ни украшать бубенцами.

Когда его ошибки больше не оскорбляют и не угрожают твоим планам, когда его слабость больше не означает опасность, когда он не проваливает больше экзамен за экзаменом, когда все экзамены отменены.

Только тогда понимаешь, как же он тебе на самом деле нравится.

При совке, когда в свободной продаже были только галоши и пшенная крупа, и примерно так же дело обстояло с нематериальными благами типа замены колодок или подбора очков - так вот, в этих суровых условиях очень ценились мужчины со связями.

Обычный инженер отдавал зарплату жене, и дальше это была уже ее забота, как конвертировать эти деньги во что-нибудь, кроме пшенки и галош. Такие жены либо становились на всякий случай в любую очередь, либо активничали в своих НИИ, меняя в туалете шампунь на колбасу и обратно, либо жрали галоши, как все.

Мужчина со связями знал, где берут парное мясо, кому позвонить от триппера и как купить авиабилеты пусть с переплатой, но на нужное число. Его жена носила каракуль и финские сапоги, и поверьте, она за ними не стояла. Его мама ложилась не в городскую больницу, а куда надо, дети учились где надо, и в отпуск он ездил тоже не в деревню. При этом он не был ни партийным, ни профсоюзным бонзой, допущенным к кормушке. Он даже не был торгаш и спекулянт. Он был нормальный мужчина на нормальной работе. Он просто немножко интересовался жизнью вокруг, хорошо считал в уме и быстро соображал. Для таких мужчин имелось специальное название - говорили, что он "умеет жить".

Наш честный инженер ничего этого не знал и ходил безмятежно без мяса и с триппером. Ему было утомительно вникать в эту кухню и разбираться в сортах мяса и триппера, не говоря о каракуле. Ему претила эта суета, а неутомимую добычливость мужчин со связями он называл бабьей возней и темными гешефтами.

В те мрачные времена существовала легенда, что при капитализме все эти навыки отомрут за ненадобностью, потому что в магазинах будет все - и пицца, и жвачка, и даже гондоны. И честный инженер пойдет и купит все это, не отвлекаясь ни на минуту от журнала "Новый мир" и не опускаясь до унизительных комбинаций. А бывший ловкач убьет себя об стену, оплакивая свои утраченные эволюционные преимущества.

Прошло время, и золотое будущее настало, и каждый честный инженер купил свои гондоны и кроссовки. А потом вдруг оказалось, что проклятые ловкачи и тут не растерялись и живут гораздо веселее, причем, как ни странно, на ту же зарплату, что и он. Т.е. их даже не обвинить в том, что они продали Россию - это такие же программисты, дизайнеры, средние менеджеры и ларечники, как и он. Только они почему-то носят хорошую обувь, летают в Европу на уикенд и знают в городе двадцать ресторанов, а не два. И жены их получают на день рождения жемчуг и кремы от Шанель.

Это все те же "мужчины со связями", которые "умеют жить", только дело по-прежнему не в связях и даже не в деньгах.

Они знают и помнят, где какие акции и на каких условиях, и им не просто не лень это знать и помнить - им это нетрудно. Они умеют дешево забронировать онлайн любые билеты и гостиницы, они знают, как заказать ботинки из США, а ноутбук из Китая, а в тех ресторанах, где они бывают, у них есть дисконтная карта. И когда они покупают в подарок бабьи безделушки - они отличают Шанель от Диора и знают, где берут жемчуг за полцены.

Они не отдают зарплату символической жене, т.е. не несут ее в рассеянности в ближайший к дому магазин. Такие мужчины - они просто немножко интересуются жизнью вокруг, быстро соображают и хорошо считают в уме.

Пока человек пишет про раненое сердце, про плачущую скрипку и про всякий цветок в пыли - понятно, что его обидели, но, в общем, ничего страшного.

Это мы говорим, разумеется, о человеке, который, когда его обидели, способен сказать что-то, кроме "ой, мама".

Так вот, пока он пишет про рок-н-ролл, и про где чего там зазеленело, и про какая машина встала под окном - это все ничего.

А вот когда он начинает писать про деток, угасших от голода - вот это уже про настоящее горе, про настоящую потерю. Даже если он их никогда не видел.

Я знаю. Я тоже когда-то такое писала.

Когда час пробил, когда гибель неминуема, и дыхание ее все горячее - можно лечь на спину, улыбаться и повизгивать, и блестеть глазами, и притвориться ее детенышем, чтобы она тебя пощадила.

Еще можно повернуться к ней лицом и зарычать, и принять последний бой длиной в секунду, и взмыть духом, и не чувствовать боли, когда она станет рвать тебе горло.

А еще можно притвориться раненым, спотыкаться и хромать, и блевать кровью, и падая, подманивать поближе, и уводить ее все дальше от гнезда, где живешь ты настоящий.

Всем известно, что под Новый Год происходят разные чудеса.

Сиротка, заметаемый снегом,  находит на дороге толстый кошелек. Скромная труженица получает в подарок от феи лабутены. Два одиноких сердца обретают друг друга в очереди за водкой.

Последний сюжет, разумеется, самый хлебный. Народ любит, когда про это самое. Лучше, чтоб комедия. Типа купили они каждый свою одинокую водку, а он свою возьми и урони. Смешно же? Смешно. А она такая - а моя-то целая, бе-бе-бе, пойдемте ко мне праздновать, а то на вас прямо смотреть страшно. Ну и катарсис прямо под елочкой.

Муж приехал из ОКея и рассказал, не жалея огня и красок, как у него на глазах мужчина и женщина подрались за торт. Подрались всерьез, с травмами. Торт был последний, что оставалось делать.

Я слушала в нетерпении, все ждала, когда же они поженятся (да, я люблю порно), но рассказ все вертелся вокруг мордобоя и кто куда упал. А также сколько народу побросало свои тележки и столпилось смотреть на это новогоднее чудо.

Это мой последний пост в этом году.

Я всех поздравляю и желаю всем поменьше чудес, а побольше нормальной жизни.

Скоро Новый Год. Устранить или даже отсрочить это буржуазное явление партия не в силах.(С)

С целью передать, что я чувствую по этому поводу, предлагаю вам прослушать веселую песню на еврейском языке.

В песне говорится: раз все равно все пропало, пойдем станцуем еще разочек.




 

 

 

Обсуждаем с мамой Новый Год.

- Надо ведь подарки, - говорит мама с отвращением.
- Да не мучайся, куплю я от тебя все подарки, сиди дома, - говорю я с тоской.
- Кабы не ребенок, я бы к вам вообще не пошла, - делится мама.
- Вот было бы здорово, - мечтаю я.
- Но ведь ребенок, - вздыхает мама, - Ей же надо, это. Ну, елочку там. Гостей. Еще какие-то ужасы. Она же еще не понимает, как нам все это осточертело.

Когда моя малолетняя дочь смотрела главный новогодний фильм всех времен и народов (да, я опять про "Иронию"), у нее было ко мне много вопросов. Почему на улицах совсем нет машин, что это за странная дурь – заказывать телефонный разговор с Москвой через специальную службу и вообще где у них у всех мобильники, почему подарки не завернуты в специальную бумагу, а главное – почему все эти люди так плохо одеты??? Ведь праздник же, а они одеты, как на даче, сказало мое дитя.

Неточное замечание, на мой взгляд, сейчас на даче одеваются намного лучше, но сравнение, безусловно, верное – все персонажи фильма в новогоднюю ночь выглядят так, словно только что вышли из-за кульмана и хоть сейчас готовы встать за него снова.

Праздничная одежда, как и одежда будничная, кстати – это не только культурный феномен и социальный пароль, не только показатель статуса и декларация мироощущения, это компактный и лаконичный портрет эпохи со всеми ее приоритетами, ограничениями и прочими замысловатыми реалиями.

У мужчин в этом мире все просто – они одеты строго согласно статусу раз и навсегда, и никакая смена декораций на этот пожизненный дресс-код не влияет. Ипполит ходит в костюме всегда, он, я думаю, и на лыжах в нем катается, потому что он начальник. У него, может быть, и второй костюм есть, он человек небедный. Джинсы он мог бы раздобыть (джинсы были привозной диковиной и считались парадной одеждой), но при его должности джинсы не одобрил бы партком. Зато у него наверняка есть целых три галстука, один даже итальянский, из командировки.

Довершает образ тяжелое драповое пальто с воротником из нутрии (чиновники попроще носили цигейку, а посолиднее – каракуль, привет от Акакия Акакиевича) – синтетических курток не было в природе, а дубленки носили мужчины торговые и богемные, это другая каста.

Дубленки бывали монгольские, румынские, польские и югославские, последние стоили как бобровая шуба и говорили о серьезном жизненном успехе, а Женя Лукашин скачет на морозе в скособоченном румынском тулупчике, убогой вещице «с покушеньями на моду». Ни в каких других покушеньях на моду Женя не замечен, в его сословии считалось нормальным иметь один пиджак и носить его до полураспада без единой чистки, причем непременно со свитером посерее, галстуки интеллигенция презирала, как униформу презренных Ипполитов, а заботиться о внешнем виде считалось для мужчины занятием нелепым и предосудительным, хотя о гомосексуализме большинство из этих мужчин не слыхивали слыхом и слова такого не знали.

Пожилые женщины нарядами тоже не заморачивались. Посмотрите на обеих мам – что Женину, что Надину, и вы начнете, всхлипывая, цитировать Есенина. Для старухи считалось достаточным иметь приличную (читай – целую) юбку и не слишком вытертую вязаную кофту (если кофта совсем уж никуда не годилась, то выручала шаль, можно даже пуховая). Старуха с запросами (вроде Жениной мамы) облагораживала все это дело белоснежным воротничком, а то и камею норовила приколоть, но ни выходного платья, ни даже новой юбки ей тоже не полагалось, не молоденькая, чай. Обеим мамам, замечу в скобках, нет и шестидесяти лет, по сегодняшним меркам это молодые бодрые дамы.

Молодых женщин в фильме две – Галя и Надя. Вот уж кто крутился как ведьма на помеле, изнемогая в попытках быть прекрасной невзирая ни на что. Откуда они узнавали, что вообще нынче носят? Откуда бралась мода в стране, где индустрии моды не было как таковой, а вредные веяния пресекал железный занавес? Женских журнала выходило два – «Работница» и «Крестьянка», в каждом была страничка с выкройкой какой-нибудь полезной вещи, а рядом пояснялось, что надо скромность и хороший вкус, а вычурности и броскости следует избегать, и что нарядный шейный платочек превратит повседневное платье в театральное. Эстонская ССР, где какая-то жизнь все же теплилась, выпускала четыре раза в год журнал «Силуэт», протестантски практичный и целомудренный, но в России и за ним гонялись с собаками, потому что Европа. Польские женские журналы продавались свободно (все равно никто не знал языка), в них попадались перепечатки с западных модных показов. Ну и кино, западные фильмы – там можно было подсмотреть, какой длины юбка у героини и какой формы каблук. Беда в том, что западных фильмов покупали мало, из них половина были костюмно-исторические, половина – идейно-выдержанные, и абсолютно все они были старые, тратить деньги на новинки государство жадничало – по данным Госкино, в 1974 г. в советском прокате появились «Жил-был полицейский» и «Высокий блондин в черном ботинке» на фоне «Золота Маккены», «Оклахомы ОК» и «Апачей», совершенно бесплодных в смысле срисовать фасончик, и безбрежный поток кинопродукции народной демократии под условным общим названием «Девушка-директор» или там «Грозовые годы».

При всем при том мода в жизнь как-то просачивалась, но исполнять ее было непросто. У женщины было четыре пути – купить по блату, купить по случаю, сшить в ателье и сшить самой. В ателье шили дорого, долго и скверно, а сами шить умели не все. Тем не менее и Читать далее...

Сперва вообще ничего не нужно, только этот взгляд, эта кожа, это дыхание, да, еще, ах.
А через полчаса уже потягиваешься довольно, будь добр, передай мне зажигалку, пойдем перекусим, как ты думаешь, ресторан уже открылся? О, еще и шести нет, смотаемся на Загородный, я ноутбук присмотрела, поможешь выбрать? Да, вот кстати вспомнила, у меня друг резину продает, тебе же вроде нужна, давай прямо сейчас позвоним. А ты на выходных что делаешь? У меня подруга концерт дает, пошли вместе? Да, да, я тебя тоже люблю, вставай уже, поехали.


Сперва, конечно, ничего не нужно, только бы никто не звонил, только бы никуда не бежать, только бы не разлучили, не отняли, дали наглядеться, только бы это повторялось каждые выходные, да, еще одни, да, еще, ах.
А через полгода уже озираешься деловито, передай, пожалуйста, пепельницу, давай повесим этот карниз прямо сейчас, да, я держу, чуть левее, а вообще надо начинать с окон, я уже все обзвонила, вот тебе список с ценами. Пойдем купим мне сапоги, я знаю место, какие отличные ботинки мы тебе купили, загляденье просто, знаешь, у AirBerlin в следующем месяце акция, я так давно не была в Мюнхене, давай забронируем прямо сейчас? Да, да, ты лучший, карниз держи уже свой.

Сперва не нужно ничего совсем, потому что все уже есть, а потом оказывается, что это только начало, и нужно сделать еще столько всего, и это все так важно и интересно, потому что это жизнь и будущее, а не глупости всякие, при условии, конечно, что это не последняя ночь и не последний час.

Предыдущий пост (http://malka-lorenz.livejournal.com/162594.html)  собрал достаточно откликов, чтобы считать их статистикой.

Напомню: я взяла трех реальных людей и соорудила из них иллюстрацию к вечному вопросу про личную, так сказать, пользу и общественное, не побоюсь этого слова, благо. Фигурантов пришлось, конечно, слегка зафотошопить. Второй политически активный был отставной майор, но я сделала его историком, чтобы ЦА не отвлекалась на офицерскую честь и прочий милитаризм. Богатого семьянина я переселила из Лондона в Прагу, потому что Лондон народ воспринимает как-то нервно, а Прага вроде ничего. Все это было сделано для чистоты эксперимента.

Посыл был простой. Тихий ежедневный подвиг обывателя, кладущего жизнь на то, чтобы семья не знала горя, противопоставлялся яркому подвигу пассионария, идущего под пули во имя нравственного закона и прочего звездного неба.

Всякому ясно, что эта нравственная проблема не имеет решения в принципе. Тот, кто кормит своих детей чужими и тот, кто кормит чужих детей своими - они оба трагически правы.

Я предложила решить этот спор в пользу обывателя. Чтобы обыватель не получился совсем уж праведником мира, я его замазала в откатах и в прочей неуплате налогов. Но зато снабдила волшебной наклейкой "безопасность".

Комменты открыты всем, можете ознакомиться.

Несколько мужчин, отстаивающих свое право умереть за истину, и две (или три, не помню) девочки, проповедующие общее бескорыстие. Пара троллей насчет проституции и меркантильности. Это обязательная погрешность.

И армия женщин, даже не вникающих в эту нерешаемую проблему, а просто говорящих "Да!" слову "безопасность".

Мужчины. Посмотрите, до чего вы довели своих женщин. Посмотрите, как они (мы!!) озверели уже от этой вечной тревоги, от этого ощущения тотальной уязвимости, от этого вечного сквозняка за спиной. Посмотрите, как те немногие - единицы! - кто получает от партнера заботу и защиту, как они этим горды.

Все эти женщины, у которых вырвалось - да, я выбираю не спасителя мира, я выбираю того, кто меня защитит. Все эти женщины - чьи-то жены и подруги. Ваши жены и подруги. Вы поняли, мерзавцы, о чем они мечтают? Вы увидели, придурки, каких элементарных, базовых вещей вы им не даете?? До вас дошло наконец, в каком непрерывном ужасе они живут???

Это было заключение, выводы и ссылки.

Спасибо.

Я рада, что все обошлось. Без стрельбы, без мордобития и без арестов. Это даже как-то неожиданно

Парочка моих знакомых тоже сходили, хотя я каждого умоляла - сиди дома, идиот. Они звонили мне оттуда такие все приподнятые, жаловались, что движухи маловато, что все какие-то отмороженные, "спасибо - пожалуйста", тьфу. Зря сходили, считай, вместо борьбы сопли какие-то.

Эти мои знакомые - один журналист, другой историк, и им далеко не 20 лет. Им даже не 30. На гормоны не спишешь. И каждый из них был убежден, что когда он допрыгается, я приеду вызволять его из участка и утирать герою сопли.

Их кто-то научил, что бабы любят героев.

Мальчики. Я вам скажу один секрет, только вы, пожалуйста, не плачьте. Как-то, я не знаю, возьмите себя в руки.

Так вот.

Бабы, да, любят героев. Но герой - это не тот, кто ломится вершить историю. Тот, кто бегает и машет флагами - он просто ищет эндорфинов на халяву. Тот, кто нарывается - он хочет не идеалов ценой жизни, он хочет пиздюлей как медалей на грудь. Эти люди не побед хотят - они не знают, что это такое. Они просто сублимируют свою ущербную маскулинность.

Если ты не написал бестселлер, не купил клинику, не построил аэропорт, не выиграл ни одного конкурса, не отдал ни одного приказа - тебе ничего не остается, кроме войны, причем в звании рядового. Это весело и бесплатно. Для этого ходят, к примеру, на футбол - море тестостерона и ни копейки смысла. Если даже ваша партия победит - президент уйдет в отставку, соберут новый парламент, объявят новый курс, - у тебя прибавится гордости, но денег у тебя не прибавится, потому что у кого они есть - у того они есть при любом режиме, а у кого их нет - у того их, соответственно, нет никогда.

И баба, которой положено любить героя, не будет в восторге, когда ты вместо новой кастрюли, машины, судьбы, нужное подчеркнуть - принесешь ей свою расквашенную морду. Она тебе максимум перевяжет раны, а насчет своей сексуальной неотразимости ты сильно погорячился. Или найди себе соратницу из таких же - чтоб любила драйв, опасность и лишения, чтоб ела на газете и любила рок-н-ролл. Нормальная баба любит настоящих героев, а не игрушечных.

А настоящий герой - он не ждет перемен и не кричит всякую чепуху. Настоящий герой живет так, как ему надо, в любых предложенных обстоятельствах. При совке он ненавидит власть, но имеет подпольный цех. При Ельцине он ненавидит власть, но имеет легальный бизнес. При Путине он ненавидит власть, ложь, коррупцию и откаты, но все откаты идут через него. Он не ходит на демонстрации, у него давно квартира в Праге и гражданство тоже есть.

Герой - это не тот, кто готов лечь костьми неизвестно за что. Это тот, кто сумел максимально обезопасить свою семью.
Такие не трясут яйцами и не лезут в драку. Но бабы от них без ума.
 

Все постят ролик с митинга в Москве. Как толпа идет по переулку, обтекая машины, и это все типа наша, приличная толпа, не гопники какие, и радуются друг другу, и лозунги кричат.

Не, я понимаю. В 1991-м я сама была не дура помитинговать. И до того, кстати, не брезговала.

Но вот смотрю я этот ролик. Где идет толпа по переулку. А там стоят машины.
И единственное, что я чувствую - это тревога за эти машины. Только бы не тронули.
Вроде не должны, не гопники же. Но мало ли. Никогда нельзя знать.

Очень жалко машины. Они красивые и полезные, и они не сделали никому никакого зла.

Машины оставьте. И тротуарную плитку, и красивые фонари, и витрины, и запах выпечки, и клумбы, и елочки.

А сами провалитесь. И те, и другие, и третьи.

Отправляясь на шопинг, вы преисполнены ожиданий. Вам рисуются удачные находки за смешные деньги, остроумные решения и маленькие безумства и вообще всякий карнавал. Генетическая память подсовывает вам ярмарку с цыганами и петрушками, где приобретались полушалки, новая сбруя, а также пряники в виде сердца, и ваше бессознательное взыскует праздника и приключений. Взыскуйте и дальше, а главное - ожидайте побольше удовольствий, желательно с каруселями, и я вам обещаю, что спустя пару часов вы выползете из этого молла на усталых ногах, проклиная все на свете и злобно накупив невообразимой чепухи. Потому что нет такого праздника, который нельзя испортить, и сейчас я вам расскажу, как это сделать.

Главное в этом деле - психологический настрой. Можно, например, ломануться по магазинам под лозунгом "Тварь я дрожащая или где?", или там "Я этого достойна", "Эхма, однова живем", да мало ли лозунгов. Вы и сами их на ходу  изобретете штук десять, когда вам здорово недоплатят или когда вас бросит любовник и надо будет срочно  утешить своего внутреннего ребенка. Если внутренний ребенок - девочка, сразу бегите в отдел бижутерии и купите там все, в чем вам мама отказала в детстве. Оттуда перемещайтесь в парфюмерию и нахватайте побольше помад, помаду вам мама тоже не давала поиграть, и этот гештальт необходимо завершить. На этом вы исчерпаете свой бюджет и еще несколько дней, вспоминая эту оргию, будете говорить про себя всякие слова. Колье со стразами вы потом подарите племяннице, а помады засохнут сами.

 

Есть и другой способ погубить все дело. Можно напустить на себя этакую угрюмую мудрость, полки магазинов сканировать с брезгливым лицом, а если что-то вдруг понравится - мрачно повертеть это в руках и скорбно воскликнуть:"Ну и зачем мне эти туфли? Разве эти туфли сделают меня счастливее??? " Прекрасно работает такой прием: взять эти туфли, подойти к зеркалу и закручиниться - боже, какая я толстая, никакие туфли меня не спасут, после чего печально перейти в следующий магазин, скажем, белья, где следует проделать то же самое, и так раз пятнадцать. Если хорошо войти в образ, то под конец ваш внутренний ребенок заставит вас купить в качестве бонуса такую запредельную дрянь, что вы сами удивитесь.

 

Кроме того, чтобы шопинг гарантированно не удался, необходимо правильно поставить задачу. Грамотная формулировка может звучать, к примеру, так - пойду куплю себе что-нибудь на лето. При такой постановке вопроса в пакетах у вас окажутся два пояска, шляпа с шелковыми розами, мыло ручной работы, четыре маечки на два размера меньше и носочки с котятами. По цене хорошей дизайнерской сумки вы устроили себе увлекательный трип "я вся такая воздушная". Есть суровые натуры, склонные, наоборот, ставить задачу предельно конкретно. Это тоже метод. Попробуйте, к примеру, устроить шопинг на тему "мне нужны черные брюки". Вам объяснить, что черных брюк не будет нигде, или вы уже сами догадались?

 

Взаимодействие с продавцами тоже добавляет процессу красок. Здесь существуют две школы. Первая учит: на контакт с продавцами следует идти радостно и доверчиво, как баран на бойню. Их комплименты надо принимать всерьез и краснеть удушливой волной, а потом брать все, что велят, потому что неудобно ж, человек старался. Попробуйте, и вам сразу станет легко - вам ничего не придется решать, вам везде будут рады, а деньги - такая, в сущности, ничтожная плата за эту инъекцию любви и внимания.

 

Можно пойти по второму пути: все продавцы дураки и жулики, а вы лучше знаете. Не говорите с ними ни слова и будьте готовы даже под пыткой не выдать, за чем вы пришли. Тогда вы будете гордо метаться между примерочной и залом в незастегнутых штанах и всех посрамите своей компетентностью. А если это, к примеру, парфюмерия, то вы купите то, что сумеете нарыть на полках и никогда не узнаете, что вон в том ящичке лежат остатки герленовской коллекции прошлого сезона за треть цены.

 

Вообще, презирать стоки и сезонные сейлы, а также брезговать скупками и секондхендами - это, безусловно, путь воина. Особенно, когда воин покупает, скажем, классические лодочки за восемь тысяч, а точно такие же из прошлогодней коллекции стоят три (модель не меняется годами). Это уже не плохое зрение, это уже доблесть. Вы правы, вам не к лицу так суетиться. Зачем покупать на осень курточку из уцененной весенней коллекции, когда осенью она же будет в два раза дороже? Надо себя уважать в конце концов. И часы от Шанель вы, конечно, купите в бутике, а в скупку и заглядывать не будете, вы и слова-то такого не знаете, правда?

 

У вас и здесь есть выбор (выбор, если задуматься, есть всегда). Не давайте себя обмануть! Не дайте на вас нажиться корпорациям! Они не получат свою прибавочную стоимость из вашего кармана. Вы видите только красные ценники. Вы заходите

Читать далее...

Друг моей юности Леша-виолончелист моложе меня на пять дней.

На его дни рождения всегда собиралась толпа, и он сильно тоскует по этим временам. За двадцать пять лет нашего знакомства Леша прошел путь от юноши, не подававшего никаких надежд, до мужчины, все надежды утратившего. Конечно, раньше ему было веселее, и это раньше он, как положено, сильно поэтизирует. Леша обтрепан и пуглив ровно так же, как и тогда, только тогда он был пугливый мальчик из академической семьи, а теперь он пугливый безумец с лысиной.

Мне моя молодая компания была бесконечно скучна и постыла. Меня угнетало, что у меня такие убогие знакомые, но выбор был небогат, вернее, его не было вовсе. С тупыми технарями я дружить не хотела, обаятельных бандитов побаивалась, успешных режиссеров было негде взять - оставались грязные хиппи. Время Лешиного комфорта и безмятежности было для меня временем злобного выжидания, когда же подвернутся друзья поприличнее.

Потом настали иные времена, и с прежними знакомыми я пересекалась только для того, чтобы помочь им вещами и продуктами. Мне казалось, эти люди существуют только для того, чтобы я не забывала славить бога за то, что он так здорово обо мне позаботился.

Конечно, я не хотела идти на этот день рождения, но было очень жаль Лешу - нищего, одинокого и не ждущего на праздник никого, кроме меня. Я ему сказала - пригласи всех и скажи волшебные слова - не надо, мол, подарков, принесите просто что-нибудь к столу и соберемся, как раньше. Попросила Лодмастера пойти со мной, чтоб народу получилось побольше, долго извинялась перед ним, что будет бедно и скучно. Накупила всякой всячины бедному имениннику.

Народу было восемь человек, стол ломился. Леша играл на виолончели.

А Лодмастер сказал - господи, как давно я не бывал в такой приличной компании.

всем, кто меня поздравил.
Я очень тронута.

Когда-то я мечтала быть богатой. Мне мерещились меха и бриллианты, красная машина, крокодиловые туфли и кремы от Диора.
Я перешагнула эту мечту. Я не помню, сколько у меня бриллиантов и где они валяются, на красной машине мне некуда ездить, кремами от Диора я забываю мазаться, а меха и крокодила надеваю только выбежать за сигаретами.
Потому что быть богатой - это значит никуда не таскаться и никого не удивлять, а спокойно сидеть дома. 

Когда-то я мечтала быть знаменитой. Написать бессмертное, раздавать автографы. Посмотреть в небеса и тихо сказать: - Во. Видал?
Эта мечта по большому счету тоже сбылась. Мое имя знает куча народу, и мне это ничего не стоит. И небесам мне тоже есть что сказать.
Потому что слава - это не имя на афише. Это когда незнакомый человек в разговоре цитирует тебе тебя же, а ты молчишь и улыбаешься про себя.

Когда-то я мечтала быть любимой. Чтоб баловали и нежили, чтоб ни о чем не тревожиться, чтоб никакого страха, никакой борьбы.
С этим тоже все в порядке. Никакой борьбы.
Потому что любовь - это не страсть и задыхание. Любовь - это когда не обижают.

Я всегда считала, что до 45 - это борьба и лишения, а после 45 - сплошные удовольствия и стрижка купонов.

Наступает пора купонов, можно уже поздравлять.

Читать про выборы очень смешно.

Кто-то кричит, что настали последние времена и мы все умрем. Другие кричат, что надо всех вычеркивать, чтобы умереть хотя бы не зря. Самые рассудительные пишут - а ви-таки видите альтернативу этому самому, стесняемся сказать кому? Ми-таки не видим альтернативы.

Когда мне было 19 лет, я работала диспетчером деканата в филиале своего института. У меня был кабинет, и стол, и на столе стекло, под которое можно было засовывать всякое прекрасное вплоть до фотографий жены и детей. Жены и детей у меня, слава богу, не было, и я засовывала под стекло вырезки из газет.

Газета "Аргументы и факты" пользовалась тогда большим авторитетом. У них была последняя страница, где редакция или какие-нибудь праведники отвечали на вопросы читателей. Поскольку горбачевская перестройка шла уже вовсю, вопросы у читателей были смелые, чтобы не сказать дерзкие. Отвечала газета как умела, и лучшие из ответов попадали ко мне под стекло. Некоторые я помню дословно.

Один такой обезумевший от свободного диалога читатель спрашивал: "Разве советские рубли можно считать деньгами? Ведь они не обеспечены золотым запасом, покупательская способность и т.д.", читателю явно не давало покоя экономическое образование.

"Да," - терпеливо отвечала газета в лице какого-то праведника из Минфина, - "советские рубли не только можно, но и нужно считать деньгами, поскольку других денег у нас нет."

Чем прекраснее чужой город, чем больше в нем черной воды и золотого пламени, и хлебного запаха, и дикого винограда, и далекой музыки, чем лучше этот город подходит для любви, тем пронзительнее твое в нем одиночество, тем беспощаднее свистящий сквозняк в твоем сердце, тем глуше и отчаянней твой ледяной покой.

Словно тебе нарочно это показывают - вот, иди и смотри, погляди на этот райский сад, на этот дивный берег, на этих людей в оранжевых окнах и под серебряными фонарями, за спиной у них камин, под ногами у них древние камни, под окном у них мальвы и можжевельник, но в сердце у них то же, что у тебя, и никакой колокольный звон, никакая кованая решетка этого не поправят.

И ты идешь и смотришь, и говоришь языками человеческими и ангельскими, и где-то рядом бьют в бубен, и звонкая медь доносится с колокольни, и звонкой медью звучит твоя жизнь, когда ты идешь по древним камням к черной воде среди других таких же, любви не имеющих.