Ребенок гостит на даче у подруги. Рвался страшно, всех поставил на уши, страдал, что только на неделю (хотел подольше).
Первые дни звонил бодрый и довольный. Сегодня был четвертый день - уже с утра слышны были лирические нотки, а к вечеру это был практически призыв, заберите меня домой уже наконец.
Я не думаю, что дело в дисциплине (в той семье упрощают себе жизнь, как умеют, в том числе путем режима). Просто ей пришло время понять, что жить с человеком в одной комнате и спать в одной постели - это такая мечта, которую можно мечтать зимними месяцами, а сбыться ей можно максимум на двое суток. Что человек счастлив, только когда он один, когда все встречи только предстоят или уже состоялись.
Что такая волшебная автономия - когда в твою комнату никто не входит, когда ни о ком не надо ежесекундно помнить, когда ты никому ничего все время не должен и ни перед кем постоянно не виноват, - что такое бывает только дома, и то только потому, что ей сказочно повезло, что у нее родители такие же ненормальные и понимают, что это значит и сколько это стоит, а еще потому, что они берут это на себя.
Они берут это на себя, потому что они знают, как это мучительно и невыносимо, все время иметь кого-то в виду, все время к кому-то торопиться, все время кому-то угождать, и не желают этого тебе, доченька. Поэтому ты сидишь безмятежно в своей комнате и делаешь, что хочешь, не боясь быть никем потревоженной, а отец и мать делают за стенкой свои скучные дела и всегда спешат, и всегда терзаются, что мало уделяют тебе внимания, и вечно, вечно перед тобой виноваты.
Люди, как известно, бывают либо отвратительны, либо смехотворны. Нравиться в них ничего не может. Они попадаются вам на глаза, несомненно, лишь для того, чтобы вы могли потешаться над их убожеством или, наоборот, сокрушаться над их безобразием.
Но у каждого из них бывают моменты, когда он прекрасен и грозен, как полки со знаменами. Это происходит тогда, когда он занимается чем-то таким, что совпадает с его истинным предназначением. Поскольку все основное время он занимается всякой посторонней ерундой, такие совпадения случаются редко и неожиданно, и увидеть это не всякому везет.
Если вам кто-то вдруг понравился, не спешите считать это недоразумением или списывать на недоеб недосып и на белую горячку. Просто вы нечаянно застигли чувака в таком вот проявленном состоянии.
Проблема в том, как его в этой кондиции зафиксировать, чтобы он вам тут же не разонравился обратно.
Проще всего, конечно, когда чувак рожден, чтобы трахаться. Какой бы гнидой он ни был в прочих своих ипостасях, он будет нравиться вам неукоснительно трижды в неделю. Но и к остальным стоит присмотреться. Кто-то, к примеру, гениально смотрится за рулем. Понятно, что Господь замыслил его шофером, а в своем банке он только просиживает штаны и учится всякому гадству. Такого главное - пореже выпускать из-за баранки, и глядишь, от него уже и не тошнит. Другой становится буквально античен, когда достает кошелек. Ну, тут вас учить не надо, сами сообразите. Иной так рубит дрова, что в него можно влюбиться на месте, будь он хоть депутат. Тут придется предпочесть аутентичную загородную жизнь, с центральным отоплением он у вас до утра не доживет. А кто-то, допустим, произносит "пиздец" так, что все вокруг заливаются слезами, и вы первая. Ну что ж, значит - чувак пришел в этот мир, чтобы произносить слово "пиздец", такая миссия. Давайте почаще повод, и вы на него не наглядитесь.
Я вот, к примеру, довольно неприятная женщина. И никто в целом мире не знает, как я изящна и воздушна, как светла моя улыбка и какого благородства исполнены мои черты, когда я считаю дневную выручку.
Считается, что, когда женщина хочет любви, то это она хочет радости и праздника.
Если любимый богат и добр - она получит духи, колечко и номер в пентхаузе, каждая встреча будет как маленький День Рождения, как зоопарк с воскресным папой, порция незаработанного, подаренного удовольствия, инъекция беззаботности, золушкин бал.
С удалым голодранцем программа будет другая - ей наломают в парке сирени и починят велосипед, а потом умыкнут в поля петь песни до зари. Это будет ровно тот же эффект, что и с пентхаузом, только вид сбоку - запретная свобода и веселые безумства, синдром отличника, сбежавшего с уроков.
Подразумевается, что, желая любви, женщина мечтает провалиться в детство, а именно в ту его фазу, где не надо учить уроки, а надо есть мороженое и гулять без шарфа.
Это не совсем так. Главное в детстве - не мороженое. Главное в детстве - это уверенность, что когда ты обожрешься мороженого на морозе и без шарфа, ты не заболеешь ангиной, а если и заболеешь - тебя укутают и будут поить бульоном с ложечки. Не за зоопарк и не за новый компьютер любят воскресного папу. Его любят за то, что он всемогущ и выручит из любой беды. И веселого двоечника любят не за анекдоты, а за то, что он отобьет от хулиганов.
Не за пентхауз женщина любит богатого и доброго (богатых и злых не любит никто). Ей все равно, в каких интерьерах его обнимать. Она просто верит, что у него хватит денег и связей, чтобы устроить ее к хорошему хирургу, отмазать от ментов, а в случае апокалипсиса - вывезти ее в безопасное место.
И нищего героя она любит не за романтику и не за непокорный дух, а за то, что, когда начнется - он спрячет ее от погрома, соберет пулемет, сумеет выкопать землянку и добыть еды на большой дороге.
Женщина, рожденная в этой стране, - она не то чтобы постоянно думает об апокалипсисе. Она просто всегда как бы имеет его в виду. Даже когда стонет в оргазме. Особенно тогда. И если она чувствует, что тот, кого она обнимает, не станет за нее впрягаться - не хватит ума, возможностей, энтузиазма, - она понимает, что с этим человеком она напрасно теряет время.
Женщина в России любит того, в ком видит спасителя. А в ком она не видит спасителя - того она не любит.
Когда человек перестает завтракать шампанским, он уже не ощущает себя по утрам как в свадебном люксе после ночи любви. Его не овевают ни амуры, ни зефиры. и он сразу же принимается за карьеру.
Если человек не пьет шампанского, есть ему тоже становится как-то незачем - какая закуска без выпивки? Такой человек играючи держит любую диету и худеет без всяких усилий.
Если человек не выпивает в день три бутылки шампанского, у него в кошельке каждый день самозарождаются 700 рублей.
Человеку без шампанского совершенно нечем заняться после полуночи. Он рано ложится спать, не забывши смыть косметику, и просыпается утром с большими выразительными глазами и с лицом цвета детской попки.
Человек, лишенный шампанского, из соображений сублимации пьет много воды и молодеет на глазах.
Человек, не пивший шампанского, всегда готов надеть трусы и сесть за руль. При такой феерической мобильности дела, накопившиеся за полгода, раскидываются за две недели.
Без шампанского человеку скучно сидеть за столом и обсуждать очевидные вещи. Он постоянно ищет себе дела, и хозяйство его процветает.
Без литра шампанского во лбу человек эмоционально неуязвим. Ему нигде не мерещится ни щемящая нота, ни, прости господи, звенящая струна. Вопросы мироустройства его тоже совершенно не занимают.
Если человек не пьет шампанское в ночи, ему не на чем въехать в творческий транс. У него не бывает припадков сентиментальности, и из него не валятся сами собой странные и пронзительные слова. Из него никакие не валятся. Трезвый человек вообще прилично себя ведет.
Он невозмутим, деловит и подтянут и не испытывает ни к кому никакой нежности.
В юности мне нравились молодые люди, у которых русский язык был неродной. В основном это были прибалты, лучше эстонцы - они знали русский хуже всех и поэтому больше помалкивали. А если уж говорили, то коротко и по делу. Когда человеку не хватает языковых средств, нести ахинею ему просто нечем. Такого человека можно считать занудой, но считать его идиотом начинаешь очень нескоро.
Я хоть и была глупа и беспечна, но умела ценить эту отсрочку. Своего первого мужа, к примеру, я записала в идиоты на второй день знакомства - бедняга говорил по-русски свободно, и совершенно напрасно.
Спустя время стало ясно, что русский с акцентом - это не выход. Все равно с ними все понятно. Надо было устроить так, чтоб было не очень понятно - тогда была надежда хоть на какую-то романтику. Сиди да слушай, как французскую эстраду - рот разевает красиво, и сразу ясно, что про любовь. Это на родном языке эстраду невозможно слушать, какой-нибудь "синий туман похож на обман", а на иностранном то же самое вполне себе прекрасно.
Сказано - сделано. Косяком потянулись немцы. В те времена язык я уже знала неплохо, но синий туман по-ихнему еще не просекала, и поначалу дело пошло преотлично. Любую сказанную кавалером хуйню я объявляла неизвестным мне фразеологизмом и вместо того чтобы дать в лоб, бежала подчитать литературки.
И доподчитывалась в итоге до того, что и с немцами все становилось ясно с первого слова, как с родными. Любить стало решительно некого, ибо где нет заблуждений, там нет и страсти.
Мне потребовалось много лет, чтобы понять, что заблуждения можно выращивать на ровном месте без всяких языковых барьеров.
Если вдруг кто совсем отстал от жизни или, к примеру, пять лет пролежал в коме, то ему полезно будет знать, что в этот журнал я давно уже совсем ничего не пишу.
Сюда я транслирую то, что пишу в основном блоге, если не забываю ( как правило, я забываю).
Я сохраняю этот журнал не только из мемориальных соображений. Когда начнется, ЖЖ заблокируют, а ЛиРу, как российский ресурс, никому на хуй не вперся и может уцелеть. Для меня это способ сохранить свой архив.
Короче, здесь ты ничего интересного не прочтешь. Все давно уже там http://malka-lorenz.livejournal.com/
P.S. А давайте пусть идиоты воздержатся от комментариев, а? Это будет так весело, вам самим понравится, обещаю.
Три мечты было у меня - много зарабатывать, но никогда не ходить на работу, жить в чистоте, но никогда не убираться, и чтобы никто не мог сделать мне больно, кроме врача.
Похоже, этой весной я пришла наконец к цели.
Давеча мне понадобился ластик и я поискала у ребенка на столе. Нашла белую резинку с надписью "мама надоела". Кто-то другой, может, и расстроился бы, а я только поржала - счастливый ребенок растет. Мама надоела всем поголовно, но не всякий посмеет написать это на ластике и не спрятать. Когда я в прошлом году нашла наскальные рисунки из серии "хуй-пизда-ебаться", я тоже только поржала - в ее возрасте я рисовала лучше. Мой ребенок даже не узнал, что я нашла про волосатые яйца и про "мама надоела", а не узнал потому, что не прятал как следует. А не прятал потому, что не боялся.
Когда я была в ее возрасте, мы с дачными подружками, будучи совсем еще без понятия, сочиняли длинные порнографические сериалы с элементами инцеста, доминирования и членовредительства, воспроизводя интуитивно все шаблоны, выработанные человечеством (поймали, связали, выебали, а потом это оказался ее родной брат). А разъехавшись осенью, продолжали проект в письмах, и однажды такое письмо перехватил мой папа. Я думала, я сдохну от ужаса - лежит мое это письмо на столе, и папа над ним весь такой ужаленный. Тогда я думала - убьет на хуй, а теперь я понимаю, как ему было страшно и больно - ростишь-ростишь, а доченька-то вон чего пишет, это ж застрелиться, и этот его ужас передался мне. Они, мои родители, все боялись, что вырастят что-то не то, а я боялась их, и в итоге что выросло, то выросло.
Моя дочь не боялась потому, что я этого не боялась. Я не боялась, что мой ребенок вырастет, и не боялась, что он меня разлюбит. Это обычные, нормальные вещи. Это не то, чем делают больно. Это не больно.
Когда твоему ребенку нет до тебя никакого дела. Когда твоему мужчине нет до тебя никакого дела. Когда вообще никому нет до тебя никакого дела - это не больно. Это нормально.
Никто не может мне сделать больно, кроме врача - у врача столько всяких острых штук, а обычному человеку - ему просто нечем.
Посидели вчера со старым приятелем, поговорили о путешествиях, посплетничали об общих знакомых. Я ему рассказала, что стоит посмотреть в Осло, он на двух сигаретных пачках показал, как умные люди паркуются в два приема, а не в восемь, как я. Усидели литр домашнего вина, на прощанье расцеловались, как родные.
Последнее время мы с ним так встречаемся раз в пару лет. Когда-то очень давно у нас был даже не роман - так, новелла. Он тогда немножко любил меня и немножко - еще одну женщину. Будучи человеком с фантазией, он в мягкой, щадящей форме проинформировал каждую из нас об этом неожиданном раскладе, запасся попкорном и сел смотреть, что будет.
Попкорн не пригодился - мы с этой второй его подругой за два дня нашли друг друга в блогах (тогда это было проще, мир был значительно теснее), познакомились, подружились, быстренько выставили ему оценки и стали дружить дальше уже совсем без него, на другом материале.
Чувак не обиделся, он вообще был не склонен к трагедиям, хотя другой бы на его месте долго фыркал про подлых баб и про ихнюю коммунальную натуру. "Нэнси умела ценить мужество"(С) - мы остались приятелями, оказывали друг другу всякие мелкие любезности, по мере сил поддерживали в беде и ходили выпить пива просто так.
Моя новая подруга такого разврата не одобряла и сильно осуждала меня за мягкотелость. Он ведь тебя оскорбил и унизил, восклицала она, он растоптал твое достоинство, а ты пьешь с ним пиво как ни в чем ни бывало самым виктимным образом!
Я тогда не то что ей - я себе самой не умела объяснить того, что твердо знаю сейчас.
Что жизнь - это не героический эпос и даже не баллада. Это сборник анекдотов. Что анекдоты бывают тупые, а бывают хорошие. Что хороший анекдот - это лучшее, что можно создать на том материале, который нам достался.
Сперва все мы думаем, что жизнь наобещала нам всякого, а потом обманула, надсмеявшись над нашими надеждами. Потом мы думаем, что она ничего не обещала, а мы ее просто неправильно поняли, потому что дураки и так нам и надо. И только когда на носу у нас очки, а в душе тоже ничего хорошего - только тогда до нас доходит, что да, обещания были, и все они исполнены до конца, до мельчайшей детали, что то, что с нами происходило - это и было то, что нам обещали, это и было прописано в договоре, по которому мы столько заплатили, а теперь договор в целом исполнен, и срок его вот-вот истечет.
Он был белый с черными пятнышками, круглолицый и норковый. Соседи сказали, что это девочка, кастрированная, но я все равно его называла - котик. Кто-то выкинул, и он жил у нас на лестнице. Я носила ему еду к мусоропроводу, а он прибегал, когда я звала. Когда не звала - тоже прибегал, скакал по ступенькам на восьмой этаж, когда я приезжала на лифте. Я брала его на руки, а он меня обнимал и так сидел, даже не мурчал.
Мы были тогда совсем молодые, были всякие планы. Работали сутками и вообще никто ничего такого не хотел. Мне не дали его взять. Правильно, конечно. Я сама не представляла в доме ни лотков, ни мисок, ни драных обоев, я не люблю беспорядка, не люблю, когда никуда не уехать. И вообще у меня аллергия на животных. Все правильно было, да. Я никому тогда ничего не сказала, у меня нет такой привычки - что-то говорить. Я ему просто виновато выносила поесть, и на руки больше не брала, а потом мы очень скоро оттуда уехали.
А потом, буквально в том же году, я пришла к мужу на работу и увидела там котика. Под контору снимали квартиру, и хозяин-алкаш сдал эту квартиру вместе с котом, бросил его там. Я его увидела, когда пошла помыть руки, - он жил под ванной и был от ужаса весь окоченевший. Мы кота забрали, он поселился у моих родителей и к концу жизни даже полюбил их, встречал в прихожей и шел на ручки. Он уже умер, он был серый и тоже норковый, я рада была, что он пристроен, но я его так и не полюбила, потому что он был не тот - единственный, беленький мой, оставшийся где-то там.
Позапрошлым летом было страшное пекло с утра до вечера, и я сидела у Лодмастера в гостях, мы спасались холодным пивом у окна. И за окном образовался котик - рыжий, мягкий, он кричал. Лодмастер живет на втором этаже, а в первом у них магазины, и такой карниз или козырек вокруг всего дома, над магазинами. Котик, наверное, вылез из какой-то квартиры и не нашел дорогу домой, кругом бетон и ни тенечка, и выхода нет, ни вверх, ни вниз. Лодмастер вылез, поймал кота и принес в дом, мы его накормили-напоили и пошли искать хозяев. Обошли весь дом, был уже вечер, жара спадала, мы обзвонили все квартиры, Лодмастер даже прошел по всему карнизу, стучась в окна и пытаясь найти утечку. Никто не отозвался, котик доверчиво ходил по квартире, а мы уже оба чихали и чесались - у нас у обоих аллергия на зверей, и Лодмастер сказал - если ты скажешь, я его оставлю.
Что я могла сделать? К себе я его взять не могла - я теперь от котов начинаю опухать и задыхаться через десять минут. У меня ребенок, за которого я трясусь как помешанная при такой наследственности. Свалить все на Лодмастера? Я буду добрая и в белом, а он пусть задыхается? Я сказала - нет.
Котик лежал перед нами и глядел доверчиво, страшная смерть на раскаленном бетоне была позади, ему нашелся дом, и он лежал спокойно и даже повернулся на спинку. И Лодмастер взял его на руки и вынес на лестницу, а я побежала следом с едой и водой, а потом мы вернулись без котика и закрыли дверь.
Теперь Лодмастер часто говорит - куплю я себе кошку, чтобы не было так одиноко, и не замечает, как я меняюсь в лице, особенно при слове "куплю", и что я после этого всегда ухожу на минутку в ванную, он тоже не замечает, потому что мужчины устроены иначе и не знают, что такое аборт.
Недавно я познакомилась с мужчиной. Мужчина попался образованный, и я его пару часов с удовольствием послушала, хотя вообще не имею такой привычки. Я даже задавала ему вопросы, что мне совершенно несвойственно, и через это узнала несколько любопытных фактов. Проблема была лишь в том, что он желал не развлекать меня любопытными фактами и даже не перебрасываться остротами, что меня вполне бы устроило. Он желал рассказывать байки из своей жизни. Другими словами, он желал дрочить на свою биографию, и для оргазма ему необходим был зритель, и не такой, а эдакий.
Образованный мужчина оказался плюс ко всему еще и очень практичным. Он буквально спустя три дня сообразил, что все то же самое можно получать по телефону. Мне так не хватает полноценного общения, признался он простодушно, такая умная женщина, как ты - это просто счастливая находка. За этим последовал поток сознания на полтора часа, и такой же на следующий день, и еще, и еще. Человек нашел место, где можно получить то важное, чего у него нет. Место, где можно утолить свой голод.
Если вы кому-то нравитесь и он хочет быть с вами рядом - это не оттого, что вы прекрасны.
Просто у вас есть что-то, чего нет у него и что ему очень нужно.
Когда я была юной девицей, мне по семейному обмену досталась бабушкина квартира, в которой я поселилась одна и которую я со временем преобразовала в ту, где обитаю сейчас. Личная жизнь у меня всегда была стремительная и бестолковая, но очень быстро, лет через двадцать, в ней проявилась железная закономерность. Все те, кто хотел быть со мной во что бы то ни стало и чуть ли не до гробовой доски - они все не имели своего угла. Кто свой угол имел - вели себя по-разному, по большей части безобразно, позволяли себе меня не любить и даже бросать. А бесприютные сиротки, хоть тоже были каждый свинья свиньей, но любили пламенно и резали вены.
Ага, сообразила я. Если человек меня любит - значит, ему просто негде жить. Человек, которому есть где жить, - никого не любит. Вот взять хоть меня.
Все те, кто не может на вас наглядеться, кто звонит вам по два раза на дню, кто не принимает без вас ни одного решения, кто даже во сне держит вас за руку, - им нет до вас никакого дела.
Голод гонит этих несчастных, им нужна пища, чтобы достроить свои клетки, и когда они вас целуют - это они вас едят.
Когда наступает ночь, когда вся водка уже выпита и мы остаемся наедине со своей совестью, когда на нас никто не смотрит, кроме того, кто смотрит на нас всегда - мы начинаем думать такие вещи, которые днем думать нельзя, думать стыдно.
Днем стыдно быть сентиментальным, стыдно страшиться за удел своей души, днем ты коммерсант, торгующий кирпичом, и постройка храма - это всего лишь выгодный заказ и, как следствие, хороший доход. Но ночью твой доход не имеет никакой цены, ночью ты думаешь о том, что без твоих кирпичей не было бы храма, и это значит - тебе есть что ответить тому, кто сейчас смотрит на тебя в тишине и кому внятен подлинный смысл и истинное название любого ремесла.
Я учу немецкому языку, это мое ремесло и мой хлеб. Я беру с людей деньги за их невежество. Я наживаюсь на их несчастье, как полицмейстер, что за деньги выписывает пропуск из гетто, как профессионал по подделке паспортов, как таможенник, за взятку ставящий нужную печать, как капитан, берущий на борт неучтенных пассажиров.
Двадцать пять лет я работаю на эмиграцию. Через меня прошло по самым скромным подсчетам около тысячи человек, выбравших свободу. Я винтик той огромной индустрии, что обслуживает их беду и надежду.
Эти люди, которым предстоит долгий и трудный путь в края, где сытно, тепло и безопасно - они уже заплатили и мытарю, и мастеру по паспортам, и капитану, что возьмет их в трюм. А у самого причала стоит моя будочка, где я продаю им то, без чего им будет очень трудно - хлеб, нож и карманный фонарик. Я продаю им пищу, свет и оружие, с которыми они сойдут на берег, и я последняя в цепочке тех, кто желает им доброго пути.
Придет время, и я продам последний товар последнему покупателю, и последний пароход отчалит у меня на глазах, и лавочка моя запылает.
Каждый проводник когда-то не успевает перейти границу, но группа-то уже по ту сторону, и он говорит - ну что ж, Господи. Я сделал, что мог, и говоря по совести, я сделал не так уж мало. И бесполезные деньги текут у него из карманов, пока он падает.