выворачиваешь душу, расслаиваешься на тонкие пленочки и на просвет становишься - я, стало быть, такой.
от первого же неосторожного звука вдруг сжимаешься, как-то, не глядя, сворачиваешься, а дома в зеркало глянешь - а ты уже и на себя-то не похож, не так сложился, и думаешь - вот черт, безопасно только дома, не оставляйте детей без присмотра, уберите все острые и тупые тяжелые предметы, по темным улицам передвигайтесь как можно быстрее и незаметнее, не говорите с незнакомыми или не отпускайте знакомых рук, и бегите, бегите, не оглядываясь, безопасно только то, что твое, что можешь объяснить, остальное все дико, чуждо, мрачно.
мне больше не нравятся люди.
особенно те, что смотрят на меня.
они вот посмотрят, а от меня кусок отвалится.
или не досчитаюсь чего-то.
бррр.
дома зато родные стены, родная кровать, в которую нельзя ложиться, милый сердцу пустой холодильник и чайчайчай, много чая.
и никого чужого по вечерам.
я обещала посмотреть его сегодня.
самой себе обещала.
"небо над берлином" - удивительно.
нет, не разбил мне сердца, но дал кусочек надежды.
"так было однажды, а значит, будет всегда"
под моим окном все время проходят люди.
куда они идут: зачем они идут?
если бы я знала, зачем, я бы тоже куда-нибудь пошла.
все прогулки без цели сводятся отчего-то к бессознательному поиску тех, кого хотелось бы встретить.
а все вокруг чужие. идут куда-то, идут зачем-то.
я хочу букет осенних цветов цвета ржавчины и бордо.
густого красного вина и кофе.
я обнимаю себя от твоего имени, ты как-то просил это сделать, а я забыла.
теперь можно.
я делаю только хуже.
все время делаю только хуже.
ты понимаешь, мне страшно за тебя, мне больно за тебя, я не знаю, как ты там, и что с тобой,
узнаю от третьих лиц, я не могу тебя не то, что обнять, я даже услышать тебя теперь не могу.
и ко всему этому я должна сосредоточиться на тонне работы, которую нужно сделать,
как будто я сейчас вообще могу о чем-то думать.
спасаюсь нервическими шуточками, которые не кажутся смешными даже мне
выкопал в земле ямку, нашептал, зарыл.
не могу больше курить.
время нервно тикает.
и если сердце и дальше будет так биться, оно разобъется.
и если у меня не будет тебя - у меня ничего не будет. меня не будет.
а жизнь будет продолжаться. жизнь не заканчивается со смертью.
такие вот превратности онтогенеза.
у людей жизнь как ночной кошмар, а я ною.
ну что с идиота возьмешь?
БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! БЛЯТЬ!
а у меня кошмар двойной - ваш и мой.
ожидание неизвестности
прозябание в непонятности
буквы-строчки - вот и все
чувство юмора как спасение от психоза.
у меня паршивое чувство юмора, его никто не понимает.
там пригладили, а там избили
все в печатном варианте
бумага офсетная, тираж - два экземпляра.
потом мне оставят один экземпляр меня, авторский
и скажут "счастливо оставаться", может, забыв дать автограф.
в буквах нет жизни, буквы мертвые,
буквами бить больнее.
элетрокамин выжигает кожу, но теплее не становится
ною тут, потому что мне вообще нельзя ныть,
хотя бы там, где все это видят.
почему-то хочется сделаь себе же гадость-гадость такую,
мол, все и так паршиво,а мне вот все мало, я вот классный, сильный и выебываюсь.
дождь идет почти все время, хорошо.
дождь успокаивает, как самый старый, самый преданный друг.
а на дневниках пора съезжать, там что-то совсем балаган-балаган такой, сто раз нужно подумать перед тем, как отправить,
ибо вот им мне вообще ничего не хочется рассказать.
что "не еби мозг", что "у тебя что-то случилось?" одинаково не радуют.
у меня случилось только одно - я родилась.
это была одна из самых больших моих ошибок,
и, как прочие идиоты, я не собираюсь ее исправлять.
свернуться под одеялом в маленький клубочек,
и все-все выплакать.
я опустошен, но что-то осталось.
я хочу, чтобы ничего не осталось.
ничего не болит.
от ничего не хочется упереться лбом(хотя бы взглядом) в стену.
от ничего не перестаешь различать, где что мимо тебя прошло-проехало.
я боюсь улыбнуться - вдруг потрескаюсь?
я встречаю друзей и смеюсь так счастливо, пока не понадобится срочно отвернуться, чтобы не заметили.
испуганно замолкаю, когда смех похож на надрывное воронье карканье.
да что же это со мной?
сама сглазила. "самый счастливый октябрь", как же.
честнее было бы сказать "одни почти сутки счастья в октябре", это почти как "последнее танго в париже" или "смерть в венеции"
я так надеялась, что осенью наступит новый год, без боли и крови.
год продолжается. самый страшный год.
больницы, больницы, сковывающий все на свете ужас,
крепнут одни связи, исчезают все прочие,
напрочь.
чувство собственного бессилия.
мои мелкие проблемы уже доводят до нервных срывов
понимаю, каково тебе. прекрасно понимаю.
я как лодка в штормовом море - утлое суденышко без весел,
без компаса и без полярной звезды в небе.
ищу тихую пристань, но, куда ни глянь - волны.
о, если бы я могла чем-то помочь.
о, если бы я могла.
даже после разрешения оставило после себя дыру-дыру такую внутри где-то, сквозит больно
сквоз(ь)няк. даже не дыра, наверно, трещинку дала. но сквозь нее вытекают последние силы,
которые и так уж были наисходе - билеты-паспорта взяли, пора уходить, время не ждет,
остаться никак.
хочу думать,что еще немного сна меня спасет на дальнейшее "в б х"
ибо нынче чисто логическое, не теплое, не сердечное.
мне двадцать один, а я все еще веду себя, как пятиклассница, которой мальчик с третьей парты передал вместо любовного послания записку с просьбой дать списать контрольную.
держимся за руки, как в первый день, когда все поняли,
не можем унять сердцебиение в случае ссоры
и укладываемся на диван валетом, ибо никто ничего не видит - пелена перед глазами движется и скачет
не отпуская рук. (ебанашки-сердечники)
и если нужно что-то ковырять, мы идем ковырять слаку.
слишком хорошие способности ко всему.
слишком хорошие способноти - это когда ты все схватываешь на лету,
а потом первый же порыв ветра,
на лету,
сдувает все свежие познания.
но нынче мне кажется,
что если я смогу разобраться в этом,
я смогу разобраться и во всем остальном.
собрать осколки недосбытых мной горячих желаний,
на которые не хватило терпения и хватило страха, что ничего не выйдет,
и исполнить их.
тяжел я на подъем.
но не тогда, когда меня пинают под зад.
о, йа, йа, вундербар.
пока рил бьет руки о стены, кричит, воет и топает ногами,
я сижу и молчу.
если рил только там, то это так просто не унять.
как можно успокоить истерику, которая не прорывается наружу?
как поймать руки, которые никто не поднимал?
как утереть слезы, которых не было?
я сижу и молчу.