Слушать этот музыкальный файл

In the morning where does all the pain go?
Same place the fame
Straight to your head

Слушать этот музыкальный файл

Hey you! Out there in the cold
Getting lonely, getting old, can you feel me
Hey you! Standing in the aisles
With itchy feet and fading smiles, can you feel me
Hey you! Don't help them to bury the light
Don't give in without a fight.

Hey you! out there on your own
sitting naked by the phone would you touch me
Hey you! with your ear against the wall
Waiting for someone to call out would you touch me
Hey you! Would you help me to carry the stone
Open your heart, I'm coming home

But it was only a fantasy
The wall was too high as you can see
No matter how he tried he could not break free
And the worms ate into his brain.

Hey you! Out there on the road
Always doing what you're told, can you help me
Hey you! Out there beyond the wall
Breaking bottles in the hall, can you help me
Hey you! Don't tell me there's no hope at all
Together we stand, divided we fall.

Привет, Кай, дружище.

Знаешь, меня поглотила безысходность. Это, кстати, не так страшно, как депрессия или что-то в этом роде. Это, наверное, похоже на смирение. Или на откровенный разговор с собой. Ну или это просто как открыть глаза и видеть, что впереди тебя нет на самом деле ничего такого, что привлекло бы твое внимание, что все яркие краски ты сам рисовал на обратной стороне закрытых век. Есть взрослая жизнь – с работой или без, с учебой или без – но и только.

Она только и делится, что на «с» и «без».

У меня есть студенческий билет и преходящее желание заменить его на другой в следующем году. У меня есть увеличивающееся в геометрической прогрессии количество непрочитанных книг и миллион непросмотренных фильмов. У меня есть призрачный шанс сдать на права 25 декабря. У меня есть друзья, у каждого из которых есть кто-то особенный, а у меня нет никого особенного, что не то чтобы удручает, но иногда мне так хочется, чтобы был кто-то, кто хотя бы просто разрешил мне любить себя. У меня есть билет на Gogol Bordello.

И еще на днях я видела в метро Сержа из 7 расы.

Пожалуй, это все, что у меня есть на сегодняшний день.

Люблю тебя, Кай, и надеюсь, что у тебя все хорошо.

PS У меня выпадают волосы, ломаются ногти, а теперь еще и зубы. Наверное, я скоро умру. =/

Это цитата сообщения the_killing_light Оригинальное сообщение

?!



знаешь, пожалуй, я впервые задумалась над тем, что когда я в тебя пишу, ты чувствуешь.
да, чувствуешь.
даже, опустив тот факт, что я ни разу (до этого момента) не обращалась к Тебе.
все к кому-то. тебе незнакомому, а ты терпишь все и молчишь.
и тебе нравится. да, что там. меня осенило, что ты лоснящаяся материя и можешь думать.
а знаешь? знаешь, что еще?
теперь тебя зовут Джером.
ты мой дорогой дневник, и у тебя есть друг Кай.
и он тоже дорогой дневник. но только не мой.
но это не важно все, главное, что вы друг друга любите.
и я.
люблю

[360x479]
Дорогой дневник.

Конечно, имя выпало достаточно реальное, а ты, в отличие от него, похоже, не очень подходишь под это описание. И от этого я чувствую себя еще более шизофренично (хотя ворд говорит мне, что это невозможно, потому что такого слова не существует). Но пусть будет так. Я все равно по-прежнему верю в сказки. Слушай.

Зовут тебя Кай. И знаешь, тебе очень повезло. У тебя есть Любовь. Его зовут Джером, он художник и немного псих. Он дорогой дневник дорогого человека. Он тоже был всегда.

Это очень здорово. Просто волшебно на самом деле. Потому что мы с дорогим человеком еще молоды. А вы вечны – определение, недоступное человеку. Может, вы правда существуете в другом измерении – помнишь? В том, где слова трехмерны.

А знаешь, что еще? Я сейчас совершила очень опасную вещь. Я дала тебе Имя. Ты помнишь «Маленького принца»? Конечно, помнишь. Он ведь живет на одной из твоих страниц. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Я теперь в ответе за тебя, Кай.

Да свершится слияние.

Дневник, милый мой.

Черт знает, что со мной происходит, раз я заговорила с тобой впервые в своей жизни. Но знаешь, мне как-то сегодня страшно наплевать на то, как я выгляжу со стороны, потому что картинка в этот день в любом случае приятнее содержания.

Знаешь, я, может, даже дам тебе имя и буду с тобой иногда разговаривать и притворяться, что здесь нет совсем-совсем никого, даже меня. Заманчиво, да? Разговор никого в никуда. Можно, конечно, попытаться быть откровенной до самого конца, но мы же не хотим никого обманывать, да? Так что.

Знаешь, Дневник, я только что подумала, было бы здорово, если бы ты был такой абстрактной субстанцией, которая существовала всегда. Жаль, конечно, что «диалог» наш все равно получится односторонним, но мне приятно представлять, что на самом деле в тебе больше страниц, чем во мне.

Я почти никогда тебе не рассказывала, что происходит со мной и с миром.
Про мировые новости я рассказывать не буду. У нас все как всегда. Та же борьба, те же ошибки. Все это ты неоднократно проживал. В мире всегда все не слава богу. Войны, конфликты, кризисы, болезни, уроки вождения и рефераты по истории.

Меня в данный момент больше раздражает другое. Люди больше не хотят понимать разницы между –тся и –ться, между модой и желанием, между «хотеть» и «мечтать». И, кстати говоря, я действительно не знаю, что из этого выльется в более страшную катастрофу.

И еще, знаешь, меня просто убивает, что теперь модно быть таким белым и воздушным. Прямо не человек, а святой дух. Чтобы люди тебе поклонялись, обязательно нужно быть этаким полутрупом, подобием на существующего человека. Еле дышащие, но высокомерные и истеричные. Белый кафель и сигареты. Девочка-ветер, мальчик-воздух. [меня тошнит от кислорода]. Нужно обязательно говорить фразами, значения которых и сам не понимаешь до конца. Зато все окружающие будут кивать и горячо поддерживать. И стараться не сломать это хрупкое невинное существо с таким глубоким внутренним миром. Модно быть белым и матовым, носить разноцветную одежду пастельных тонов. Читать умные книги и ходить на выставки современного искусства. Пить черный кофе без сахара и любить сладости либо ненавидеть их – и никак иначе. К сладостям ни в коем случае нельзя быть индифферентным. Нужно уделять внимание мелочам. Говорить шепотом на ухо (желательно котам) и смотреть в зеркало большими влажными глазами.

А мне так надоел шепот. Если бы этот мир был моим, я бы всех этих воздушных променяла на пару человек, которые умеют громко разговаривать и смеяться, которых можно обнять, не боясь переломить их эго. На кого-нибудь теплого, тяжелого и непрозрачного.

PS Знаешь, Дневник, ты, конечно, не подарок. Но собеседник приятный. Хочешь, ты будешь моим котом, я буду чесать тебе за ушком и шептать на ухо о том, как ветер гуляет в занавесках? Хочешь, буду модной? Шучу, конечно. Расслабься. Я все равно всегда промахиваюсь.

Насчет имени я подумаю.

[346x259]

Слушать этот музыкальный файл

[320x211]
Кап-кап. Гулким отражением листьев по подоконнику.
Шшш. Пальцами по словам мертвецов.
Уютно и неоднозначно. За окном дождь, а в руках книга. Он мокрый и раннеосенний, растекающийся по аллеям, впитывающий остатки лета. Она взрослая и угрюмая, без картинок и со словами, оседающими лишь в пассивном словаре.
Рядом теплое, сбивчивое дыхание. Наверняка снится ветер, от которого дух захватывает. У него даже речь как ветер. Всегда порывистая, непостоянная, неоднозначная. Между летом и осенью. Гуляет по всей комнате, или легким шорохом течет в самое ухо. Вокруг него всегда воздух шевелится, даже когда ни дуновения вокруг. Когда засуха и легкие разрываются от жажды кислорода. Тогда прижимаешься носом к прохладному затылку и снова можешь дышать.
Даже в его фотографиях, когда-то висевших на протянутых через всю комнату лентах, - даже в них жил ветер. Они двигались и менялись. Я мог целыми днями лежать на полу и слушать, как они разговаривают голосами тысячи ветров с разных концов света. Картинки мальчика с серыми глазами и каштановыми волосами были для меня живее всего трехмерного. В них было движение. Он сделал из меня фотографа.
А потом его фотографии исчезли, потому что появился он. Он пришел ко мне и стал сюжетом. Главным сюжетом моей жизни.
Кап-кап по подоконнику.
Кап-кап, как когда-то по ярко-желтому дождевику. Я стоял за стволом дерева, и бокового зрения не существовало благодаря клеенчатому капюшону. Я прятался от природы, потому что в тот осенний день был слишком ярким для нее. Накрапывал дождь, и ветер путался в волосах, и неудержимо пахло землей. Так, что хотелось опуститься на колени и запустить пальцы под успевшие осыпаться и потемнеть листья. Я изо всех сил прижимался к стволу, мечтая слиться с ним, исчезнуть, раствориться в нем, чтобы только не портить эту картину.
Там, по другую сторону ствола, среди деревьев ходил сероглазый мальчик и собирал упавшие на землю каштаны. Он уже тогда, в тот вечер, в свои двенадцать лет выглядел трогательно потерявшимся. Его кто-то звал, а он испуганно оглядывался по сторонам. И только я тогда мог понять, что одиночество в лесу – не то, чего он боялся. Он никогда не хотел быть найденным ими. Ему отчаянно хотелось целую вечность ходить по мокрой земле и собирать каштаны в тот день, когда листья над головой, и листья под ногами, и нельзя стать еще ближе к природе, потому что она поглощает, потому что ты - она. Сероглазый мальчик хотел навсегда остаться в картине. А я хотел навсегда оставить эту картину себе.
Детскими шагами из-за дерева, по листьям, по каштанам, по сырой земле. Глазами по серым глазам, по бледным губам, по мокрой одежде. Руками по каштановым волосам, по осенней щеке. Носом в шею – и сразу ветер в волосах. И сразу движение в жизни.
А потом еще десять лет. Пять лет дружбы и фотографий. Пять лет любви и его. Пять лет картинки и пять лет сюжета.
Сюжета, смысла, за которым все гонятся.
Шшш. Там, в книгах все сюжеты, и они – те, кто искал нас тем осенним днем, дышащим природой, - думают, что весь смысл там же.
А я смотрю на него и улыбаюсь. Потому что иногда мне больно от того, что я вижу, как он двигается, слышу, как он говорит. Чувствую его, дышу им.
Тоскливо от того, что люди совсем не ценят картин.
Я сажусь на пол, навожу на него объектив фотоаппарата и создаю картинки. Он спит, а по комнате гуляет его ветер. Он спит, а все его карманы набиты каштанами, которые еще не успели высохнуть после дождя. Он по-прежнему собирает их и теряется в лесу. А я по-прежнему единственный, кто может его найти. Потому что он всегда хочет, чтобы его нашли природа и я.
Сегодня я достану ленточки из пыльного ящика и развешу по ним фотографии сероглазого мальчика. Вечером я буду лежать на полу, а он будет лежать на мне. И в наших волосах будет гулять ветер картин, у меня в ушах будут эхом раздаваться голоса тысяч ветров со всех концов света. А в моих руках, на моих губах, в моем теле будет сюжет моей жизни.
И вот тогда картинка и сюжет совместятся в трехмерной реальности, и дождливый осенний день обретет смысл, которого им – тем, кто до сих пор пытается найти нас, - никогда не постичь.
Нашими картинами и нашими сюжетами мы создадим фильм – тот фильм, который есть жизнь.

Теперь здесь буду только я и трое.
Я - потому что иногда нужно.
Вы - потому что люблю.

возвращение к истокам? на черта?

Слушать этот музыкальный файл

I’m in to myself
On uncertain terms
I put gin in my milk
To kill all the germs
As I pray for the day
That life will return
And I pray for myself
But I never learn
No I never learn

See I really like you
But I’m nothing like you
I try oh so hard
But don’t get so far
You get my respect
But we don’t connect
Were in it together
So I’ll love you forever
I love you forever

And so it rains on

No one gives a fuck about the values I would die for
Not the faceless civil servants
The rudimentary crack whore
No one gives two fucks about the values I would kill for
Give them something to die for
Give me something to die for

You won’t really see me
I live in old movies
Cloaked tightly in sin
So they won't come in

Its like spying on cities
Through cracks in the floor
Thought I knew what the blag was
But now I’m not sure
What do I know anymore?

And no one gives a fuck about the values I would die for
Not the baseist civil servant
The rudimentary crack whore
And no one gives two fucks about the values I could kill for
Give them something to die for
Give me something to die for

Still I’m into myself
On uncertain terms.
I put gin in my milk
It kills all the germs
As I pray for the day
That life will return
And I pray for myself
But I never learn
No I’ll never learn

No one gives a fuck about the values I would die for
Not the faceless civil servant
A rudimentary crack whore
No one gives two fucks about the values I would kill for
Give me something to die for
Give me something to die for

No one’s too perturbed
About the things that I would cry for
I’ve been trying all my life
Until there’s nothing left to try for
No one’s too perturbed
About the things that I would live for
Give me something to try for
Give me something to try for

свобода vs жизнь

Концерта не будет.
Лекций не будет.
Собеседования не будет.
На этот раз.

А мне уже не хочется никуда ехать.
Не хочется
ни Бреста,
ни Варшавы,
ни Берлина,
ни Трира,
ни Люксембурга,
ни Амстердама,
ни Копенгагена,
ни Стокгольма,
ни Хельсинки,
ни Питера.
Да что там. Даже Парижа мне сегодня не хочется.
Как-то даже не фиолетово, а бело.

Мне надо собираться.
А я сижу и пью чай с глазированным сырком.
И в голове обрывки музыки из пересмотренных днем "Полета драконов" и "Щелкунчика".
И меня трясет.
Как-то даже не от страха, а [?]

"Эти краски - последняя память
И поэтому нам так нравятся" (с)

[699x251]

[250x325]

Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.

Декабрь 1921

++++

Это цитата сообщения Coffee_Kitten Оригинальное сообщение

И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.

И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.

Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...

Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?

О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.

И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"

Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,

Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.

В моей телефонной книге появилось два новых номера.
Мне нужно ехать в библиотеку за учебниками и в институт за пародией на знания.
Я подозреваю, что у меня начинает резаться второй зуб мудрости, что, черт возьми, очень ОЧЕНЬ не кстати.

тот, кто интересен мне, и тот, кому интересна я
тот, кто нужен мне, и тот, кому нужна я
тот, с кем я готова общаться, и тот, кто готов общаться со мной

никогда-никогда
не бывают одним и тем же человеком
здесь

Сидели на самом краю серого неба.
Захлебывались природой.
Перебирая пальцами голых ног
по натянутым до предела нитям ветра,
играли на них реквием по уходящему лету.
Цинично улыбаясь, закатывали глаза
в веселом трауре по человечеству.
Путались в месяцах и числах.

- Если мы часть природы, почему она не спасет нас?
- Мы слишком долго гнили. Эту конечность ей легче удалить.

Гимн меланхолии.
Способная довести до оргазма пустота.
Неядерные взрывы красок.
Засыпающие эмоции.
Просыпающаяся простота.
Приходит с мертвыми листьями -
чистая, первозданная.

Хотели сорвать с себя кожу.
Скрести ногтями по телу,
как по коре дерева.
Снимать ее слой за слоем,
пока не останется пустота
и сломанные ветром ветки.
Чувствовать ее присутствие.
Дышать осенью.
Быть осенью.

Это цитата сообщения tyuks Оригинальное сообщение

а что тогда будет с не_гениями???

когда нам было 15, нас называли гениями.
сейчас - сумасшедшими
в худшем смысле этого слова.

тогда нас кормили с ложечки все, кого мы хотели.
сейчас нас все посылают к лешему -
даже те, кому мы нужны.

раньше нас выбирали из тысячи,
смотрели в наши лица, шептали громко,
считали нас Грёбаным Чудом,
Теми, Кто Завтра Сделает Вечность.

сегодня мы выбираем.
том йорк.
мэтью беллами.
брайан молко.
мы стали жалким куском человечества.
время разочаровываться.

раньше мы не затыкались,
сознание рождало само по себе кучу мыслей -
одна другой краше.
самисебегаллюциногены

сейчас паузы между словами становятся больше,
связки короче, мысли тише.
и сколько ушей тебя слышит - не так уж и важно.

в 15 лет мы позволяли копаться в себе
круглосуточно, безостановочно.
каждая первая пара рук оставляла в нас десять вмятин.

а сейчас нам проще замкнуться.
нас без конца проверяют на прочность:
меня, например, называют сукой и блядью.
а я спокойна. меня нет. я курю каждую ночь
в форточку.

когда нам было 15, нас называли гениями.
теперь - беспомощными сумасшедшими,
людьми, которые сползли вниз, ободрав колени.

разница только в том, что тогда нам было важно,
кто берёт нас играть в свою песочницу,
кто по нам скучает.
а сейчас единственное, что имеет значение - точность
слов, сказанных себе в отчаянии. (с)sinee_solnce

Это цитата сообщения Kiss_me_darling Оригинальное сообщение

If you can pronounce correctly every word in this poem, you will be speaking English better than 90% of the native English speakers in the world. After trying the verses, a Frenchman said he'd prefer six months of hard labour to reading six lines aloud. Try them yourself.

Dearest creature in creation,
Study English pronunciation.
I will teach you in my verse
Sounds like corpse, corps, horse, and worse.
I will keep you, Suzy, busy,
Make your head with heat grow dizzy.
Tear in eye, your dress will tear.
So shall I! Oh hear my prayer.
Just compare heart, beard, and heard,
Dies and diet, lord and word,
Sword and sward, retain and Britain.
(Mind the latter, how it's written.)
Now I surely will not plague you
With such words as plaque and ague.
But be careful how you speak:
Say break and steak, but bleak and streak;
Cloven, oven, how and low,
Script, receipt, show, poem, and toe.
Hear me say, devoid of trickery,
Daughter, laughter, and Terpsichore,
Typhoid, measles, topsails, aisles,
Exiles, similes, and reviles;
Scholar, vicar, and cigar,
Solar, mica, war and far;
One, anemone, Balmoral,
Kitchen, lichen, laundry, laurel;
Gertrude, German, wind and mind,
Scene, Melpomene, mankind.
Billet does not rhyme with ballet,
Bouquet, wallet, mallet, chalet.
Blood and flood are not like food,
Nor is mould like should and would.
Viscous, viscount, load and broad,
Toward, to forward, to reward.
And your pronunciation's OK
When you correctly say croquet,
Rounded, wounded, grieve and sieve,
Friend and fiend, alive and live.
Ivy, privy, famous; clamour
And enamour rhyme with hammer.
River, rival, tomb, bomb, comb,
Doll and roll and some and home.
Stranger does not rhyme with anger,
Neither does devour with clangour.
Souls but foul, haunt but aunt,
Font, front, wont, want, grand, and grant,
Shoes, goes, does. Now first say finger,
And then singer, ginger, linger,
Real, zeal, mauve, gauze, gouge and gauge,
Marriage, foliage, mirage, and age.
Query does not rhyme with very,
Nor does fury sound like bury.
Dost, lost, post and doth, cloth, loth.
Job, nob, bosom, transom, oath.
Though the differences seem little,
We say actual but victual.
Refer does not rhyme with deafer.
Foeffer does, and zephyr, heifer.
Mint, pint, senate and sedate;
Dull, bull, and George ate late.
Scenic, Arabic, Pacific,
Science, conscience, scientific.
Liberty, library, heave and heaven,
Rachel, ache, moustache, eleven.
We say hallowed, but allowed,
People, leopard, towed, but vowed.
Mark the differences, moreover,
Between mover, cover, clover;
Leeches, breeches, wise, precise,
Chalice, but police and lice;
Camel, constable, unstable,
Principle, disciple, label.
Petal, panel, and canal,
Wait, surprise, plait, promise, pal.
Worm and storm, chaise, chaos, chair,
Senator, spectator, mayor.
Tour, but our and succour, four.
Gas, alas, and Arkansas.
Sea, idea, Korea, area,
Psalm, Maria, but malaria.
Youth, south, southern, cleanse and clean.
Doctrine, turpentine, marine.
Compare alien with Italian,
Dandelion and battalion.
Sally with ally, yea, ye,
Eye, I, ay, aye, whey, and key.
Say aver, but ever, fever,
Neither, leisure, skein, deceiver.
Heron, granary, canary.
Crevice and device and aerie.
Face, but preface, not efface.
Phlegm, phlegmatic, ass, glass, bass.
Large, but target, gin, give, verging,
Ought, out, joust and scour, scourging.
Ear, but earn and wear and tear
Do not rhyme with here but ere.
Seven is right, but so is even,
Hyphen, roughen, nephew Stephen,
Monkey, donkey, Turk and jerk,
Ask, grasp, wasp, and cork and work.
Pronunciation (think of Psyche!)
Is a paling stout and spikey?
Won't it make you lose your wits,
Writing groats and saying grits?
It's a dark abyss or tunnel:
Strewn with stones, stowed, solace, gunwale,
Islington and Isle of Wight,
Housewife, verdict and indict.
Finally, which rhymes with enough,
Though, through, plough, or dough, or cough?
Hiccough has the sound of cup.
My advice is to give up!!!

Только когда долго ждешь письма, по несколько раз на дню заглядывая в безучастный железный ящик, начинаешь всерьез ненавидеть неодушевленный предмет, который никак не хочет предоставить тебе доказательство существования человека - запах бумаги и вкус чернил.
Мне хочется взять молоток, спуститься на первый этаж и расколотить маленькую серую дверцу с цифрами "2" и "7".

Как-то так получается, что мы не ищем виноватых. Мы тихо ненавидим посредников.